Моя обезьянка

Не столько горячее солнце, сколько духота, царящая в автобусе, сводила с ума. Недавно моросил дождь, но, казалось, что его и не было. Уже который час с меня градом капал пот, а выбившиеся из завязанного пучка волос пряди то и дело липли к мокрому лицу. "Как приедем — сразу в душ. О боже, да я Родину готова продать за прохладный душ." Голова раскалывалась на мелкие кусочки, и я, словно вампир, скрывалась от солнца внутри автобуса, прикрыв окно грязной, найденной в закромах водителя тряпкой. "Фу! Вонючая, пыльная тряпка. Боюсь представить, куда он ее совал!" В автобусе было темно, но душно, даже прутья стальной клетки для животных обжигали кожу, как только прикоснешься. Ежеминутно я доставала из сумки воду и пила, будто спасительную микстуру, но вскоре и она стала теплой и невкусной. Иногда, совсем устав от жары и изучения автобуса, я приоткрыв вела окно и наслаждалась природой и легкими, но редкими дуновениями ветерка. "Но зачастую это не дуновения прекрасного ветерка, а веяния запашка тряпки." Из окна открывался безумно красивый вид. Сначала я увидела скалу, вздымавшуюся над верхушками деревьев. Сочная листва легонько трепетала от нежных прикосновений воздуха и блестела от смолы на солнце. Высоко-высоко, почти у белоснежных облаков, в небе парил, расправив могучие крылья, благородный орел: пару раз он выписывал в воздухе восьмерки, иногда то скрываясь за скалами, то снова появляясь, а затем и вовсе улетел в сторону снежных гор, издав прощальный орлиный крик. Раздался выстрел, и орел тут же камнем упал вниз. "Ну ё-моё, даже в орлов стреляют." Где-то в траве, чуть ли не у автобуса, стрекотали кузнечики и жучки, прошмыгивали белки, шелестя пышными хвостами по земле, а вдалеке были слышны далекие тяжелые животные рыки — все пространство было окутано природными, естественными звуками. "Надеюсь, если встречусь с какими-нибудь дикими животными, — а я читала, что они тут беспределят и живут бок о бок с людьми, — то не схвачу так называемую медвежью болезнь." Аджай, глядя на мои слабые попытки скрыться от жары, усмехнулся, прекрасно зная о том, что я выросла и жила некоторое время на Аляске, а затем снова бросил взор в окно. Его напряженный взгляд был устремлен далеко-далеко, сквозь всю эту пышную листву, сквозь горы, пики которых покрыты снегом, чтобы попробовать почувствовать свою еще в младенчестве покинутую Родину. Не знаю, почему и меня потянуло в эту горную, разрывающуюся от политического напора страну, но Аджай был ужасно благодарен, чувствуя кого-то близкого в этой родной и в то же время чужой стране. Он все о чем-то думал. Я знала, что в такие мгновения он думает о своей матери, вспоминает или пытается представить места, где провел свои первые деньки, и о своей цели прибытия в Кират: о последней просьбе умирающей — развеять ее прах на родной земле. Думая о матери и бросая пустой взгляд в пространство, он выглядел таким беззащитным и одиноким, что я забывала о духоте и невыносимой жаре и хлопала по плечу, будто говоря, что я смогу в любом случае оказать ему поддержку. — Эй, как тебя там, ты еще долго будешь чинить эту долбанную таратайку? — прокричала одна из наших соседок по транспорту, высовывая голову в окно и тихонько постукивая по стеклу. Она часто поглядывала на свои старенькие часики. Часы были такими грязными и поношенными, в детском розовом стиле, что мне стало не по себе. Мне представлялось, что она забрала их у младшей сестры или, еще хуже, сняла их с трупа убитого ребенка. Обезьянка, которая смирно сидела близ нее, тихонько попискивала и иногда терла мордочку своими маленькими лапками. Мы с Аджаем переглянулись и хихикнули. Тяжелой рукой он провел по мокрому лбу и бросил взгляд на ту девчонку, мысленно поддерживая ее. Другой же рукой он поддерживал сумку, где была аккуратно им уложенная урна с прахом его матери. Чуть ли не через минуту раздался треск капота, и наконец-то мы снова в пути. Я стянула с окна эту мерзкую тряпку. Салон обдувался прохладным воздухом, и я распустила волосы. Подчиненные потокам ветров пряди легонько ударяли лицо и залетали в рот. Через несколько мгновений транспорт остановился. Выглянув из окна, я поняла, что это военные. Дарпан заметно занервничал. "Этого еще не хватало, мать его за ногу." Он жестом показал нам притихнуть и не высовываться, после он взял наши паспорта и, сунув какие-то бумажки в каждый, видимо, местную валюту, передал Аджаю. Тот же отдал их той нетерпеливой девчонке. Относительное спокойствие же сохраняла обезьянка. Это глупое создание попискивало и всем своим телом стремилось вырваться наружу, на свободу. Конечно, ей дела нет до человеческих переживаний, разве что до тех пор, пока это не повлияет на нее. Девушке пришлось несколько раз пшикнуть на животное, чтобы оно успокоилось. Но я не разделяла мнения предка человеческого. Мой охотничий нож, доставшийся от отца, словно завибрировал в сапоге, так и просился в бой, но я посмотрела на Аджая, который остался на своем месте и уверенно взирал на происходящее, и отчего мне стало чуть-чуть спокойнее. Я подвинула ближе свой рюкзак, чтобы, если придется бежать, быстро схватить его и ничего не забыть. "Естественно, я же притащила со собой кучу всякого дорогого барахла, и тепепь не хочу потерять хоть и бесцельно, но вложенные мной в эту хрень средства." Разгоряченные голоса снаружи стали усиливаться, я глянула в окно: один из военных отбросил протянутые водителем паспорта, а в автобусе произошла какая-то заварушка, и двое пассажиров выбежали. Реакция военных была мгновенной, и пули настигли их. Я с тревогой глянула на Аджая, тот в непонимании пожал плечами. Вдруг снова раздались очереди, и они застрелили водителя. Его мертвое обмякшее тело спустилось по автобусу и мешком рухнуло в мерзкую слякоть. Солдаты не обратили никакого должного внимания на труп, начали перекрикивать друг друга, а затем стали палить по автобусу. Аджай тут же отпихнул меня, да и сам отпрянул от железного огня. Выкрикивая невообразимые ругательства и нещадно поливая наш транспорт железным дождем, солдаты явно чувствовали себя удовлетворенными где-то в районе области, разграничивающей мнимый патриотизм и бесмысленную жестокость. "Хотя почему это бессмысленную? Они, наверное, прикрываясь военнным мундиром, просто-напросто наемничают за деньги. — Пригнись! — крикнул Дарпан кому-то позади нас, но было уже поздно. Пули настигли девушку, разорвав ее тонкую грудь на залитые алой кровью куски плоти. Она на мгновение застыла в неестественной позе, затем тяжело рухнула на сиденье. Обезьяне пуля прилетела ровно и чисто в темечко. Она не издала ни звука, и, как тряпичная игрушка, перемахнула через окно. В воздухе витали запахи крови, пота и пороха, отчего мне стало дурно, и как напоминание о моей прошлой жизни эти запахи отчетливо засели в мозгу, отчего я не заметила, как Дарпан указал в сторону запасного выхода. Гейл пихнул меня, чтобы я перестала витать в облаках. И, подхватив его, мы рванули на выход. Поддерживая Аджая, Дарпан вытолкал нас обоих на землю. Я упала прямо в слякоть лужи от недавнего дождя, меня грубо подняли на ноги и приставили к груди автомат. В этот же момент вся пыль разлеталась по земле, деревья гнулись, как от сильного ветра: чей-то самолет приземлялся, и оттуда выпрыгнул блондин в розовом костюме, отчего я и Аджай переглянулись. "Миленький костюмчик. И причесочка. И почему еще спрашивается, он мне жертву слешеров напоминает?" Мужчина принялся активно жестикулировать, разговаривая с солдатом, показывал на нас, театрально закатывая глаза, а затем вытащил блестящий на солнце предмет, продырявил ему шею, и густая алая кровь хлынула, заливая форму. Солдат упал. Тщетно пытаясь зацепиться за последние ниточки жизни, его тело извивалось в предсмертной агонии, руки, дрожа и не слушаясь его, старались зажать рану. Но попытки тщетны, и уже через мгновение его тело обмякло в луже, которая вмиг окрасилась в мутный бордовый цвет. От обилия разбавленной крови мне стало дурно, и чтобы отвлечься, я решила вспомнить какую-нибудь веселенькую песенку, но на ум приходило только "Мама, я гей". Блондин начал сетовать насчет испачканного костюма и обуви, отряхивая капли крови и грязи и делая вид, что нас и нет. Наигранно он удивился при виде Аджая Гейла, повеселел и, искренне улыбаясь, пошел к нам. Он был явно рад увидеть Гейла, приветствовал его, как приятеля и даже сделал с ним фотографию. Я пыталась поймать взгляд Дарпана, но тот уставился в одну точку, и больше ничего вокруг для него не существовало кроме этой точки. Сзади подошел солдат и накинул ему на голову старый и рванный в нескольких местах мешок. "Фу! Надеюсь, на меня эту пакость не наденут!" А после, я почувствовала, сзади подошел, видимо, солдат, чтобы проделать этот трюк и со мной, но блондин движением руки остановил его, подошел и загадочно улыбнулся, изучая меня. Затем опять же махнул, на меня накинули мешок и куда-то повели. — Ну, зачем же так грубо с этим милейшим созданием? — мягко произнес, наверное, блондин, и я представила, как он, мило улыбаясь, с укором смотрит на солдата. — Да пошел ты, — тихо пробормотала я, пока залезала вслепую в автобус.