монохром.

— Джон, проснись! Джон сидит на табуретке посреди бескрайнего шахматного поля. Ему не интересно, отчего вдруг решили сочетаться между собой такой скучный предмет кухонной утвари и монохромный сюрреализм. Ему интересно наблюдать за полетом крохотных бабочек-пешек, крылья которых оставляют чернильные пятна на небе. Внимательно следит за полетом каждой из десятков, воображает, что поставил приличную сумму на победу какого-нибудь насекомого на соревнованиях, а теперь переживает, смотрит на арену, ожидая его выигрыша. — Джон! Пожалуйста! Эгберт чувствует, как чьи-то руки мягко ложатся на его плечи. Слегка вздрагивает и оборачивается. Позади него стоит Каркат, почему-то одетый в ослепительно белую бесформенную рубашку до щиколоток. Монохромные лучи вяло отражаются в его глазах, и, кажется, замирают там навсегда, тонут, как в черно-белом кино. Сердце мальчишки схватывает необъяснимое чувство тоски, и вместо бабочек на небесном холсте теперь остаются кляксы. Джон не понимает, почему только ему удалось сохранить цветность. — Каркат, и ты? — голос Эгберта едва слышен. Он знает, каким будет ответ. Он видит, как растворяется в черно-белых оттенках Вантас. И мальчишка утвердительно кивает, сводит брови к переносице и прячет взгляд куда-то в сторону. Ему самому больно. Ему самому невыносимо хочется отсюда сбежать. Джон резко поднимается на ноги, и пинает ножку такой же серой, как и мир, табуретки. Реальность пульсирует чередой вспышек в ответ, и теперь вместо тишины эхом разносятся отрывистые гудки, точно некто громадный и навязчиво глупый вызубривает азбуку Морзе. Раздражает! Мать его, раздражает! Эгберт болезненно хватается за переносицу и жмурит глаза. Как же он, черт возьми, устал. — Значит, ты исчезнешь точно так же, как все остальные? Просто растворишься в единое целое с этим убогим, бесцветным мирком, и все? Как… Как... Терези?! Как Вриска?! Он едва ли может говорить. Истерика выпускает свои шипы где-то под сердцем и подбирается к глотке, душа, не давая сказать и слова. Впервые за все это время Джон Эгберт утратил надежду. Сначала потерялся Таврос. Так же, как и Каркат сейчас, он явился всем без цвета и голоса, грустный — точно прознавший истину, а потом исчез. Растворился скупыми помехами. Та же участь постигла всех остальных, миновав только Карката и Джона. До настоящего момента. Каркат молча подходит к Джону, берет его за побелевшие руки, и, пожалуй что, топит в усталых глазах. Он не может говорить, но это сейчас и не нужно. — Не оставляй меня, Джон! Небо заметно бледнеет, наливаясь беспросветно тяжелым свинцом. Каркат почти боязливо смотрит на тощее запястье, как глядят на часы люди без времени, и мир содрогается в черно-белых помехах. Джон бросает на него недоумевающий взгляд, и не успевает опомниться, как его буквально с немыслимой скоростью тащат за руку вперед за собой. — Не оставляй! Эта пренудная азбука Морзе свыше становится похожей на отзвуки пульса. Джон не чувствует своих ног, теряет дыхание в этой скорости, и единственное, что он сейчас способен разглядеть — летящий впереди Каркат, который тащит за собой его тело. — Проснись! Они оказываются перед огромным гремящим порталом, в котором мешается какофония звуков и до боли знакомых изображений. Джону отчего-то невыносимо туда смотреть, отчего-то кажется, что воздух потерял свою невесомость, и теперь готов раздавить всю это полуживую систему существований. Джон понимает, что не помнит ничего до того, как однажды с компанией из десяти друзей проснулся в монохромном мире, и осознает это только сейчас. Испуганно смотрит на Карката, а тот вяло улыбается кончиками губ, проводит тыльной стороной ладони по эгбертовской щеке. — Что все это, черт возьми, значит? Мальчишка сглатывает комок в горле, почти с надеждой заглядывает в бесцветные глаза напротив, плотнее прижимает руку Карката к своей щеке, и только это заставляет его поверить в достоверность происходящего. — П р о с н и с ь! Боль сковывает левую руку. Джон морщится и отходит на пару шагов назад. С трудом глотает воздух, измученно смотрит перед собой, и видит Карката, который уже почти совсем исчезает. Он ломается, жестами указывает на портал, раскрывает рот в немых, бесполезных криках. Но Джон не хочет. Ему страшно. — П р о с н и с ь! Еще одна судорога заставляет его жалобно застонать. Каркат растворяется за дымкой из монохромных полос, и Джон сам теперь лишается голоса. — П р о с н и с ь. Прыгает. Прыгает вперед в хаотичную, белую пропасть.

~'~

Искусственный свет больно режет глаза. Джон с трудом продирает веки и тут же морщится, задыхаясь от целого букета болезненных ощущений. Слышит монотонное сплетение мерзких голосов, слышит, как надрывается азбукой Морзе кардиомонитор, и прерывисто выдыхает невнятную просьбу. — Боже мой, он вернулся в сознание! Над Джоном склоняются два человека в медицинских халатах и начинают хлопотать — Как вы себя чувствуете, мистер Эгберт? Какой идиотский, бесполезный вопрос. Он пытается приподняться на подушках, пытается выдавить из себя один чертов вопрос, который сейчас волнует, но выходит только череда громких, надломленных хрипов. Никому уже не интересно. Один врач меняет капельницу возле Джона, другой извещает Джейд о том, что ее брат только что вернулся в сознание. — Где… Каркат? Его не слышат. У него почти нет голоса. Только болезненные монохромные вспышки перед глазами и боль, парализующая все тело. Он не помнит, как оказался здесь, в реанимации. Помнит только белую бездну и то, как по частицам исчезал Вантас. Доктор снова склоняется над Эгбертом, улыбается так же искусственно, как светят лампочки в помещении, и говорит, что оставит его на пару минут. Говорит, что с минуты на минуту прибудет Джейд Харли, думая, что это хоть как-то высмирит беззвучную бурю под сердцем. А Джону все равно. Он точно не в этой вселенной. Закрывает глаза и засыпает под монотонное бормотание телевизора. «Сегодня в больнице скончался еще один юноша, который стал жертвой трагедии, произошедшей семнадцатого июля. Напомню, что тогда компания молодых людей подверглась нападению вооруженного мужчины, душевное расстройство которого было подтверждено на днях судмед экспертизой. По словам очевидцев, виновный выскочил из подъезда жилого дома и открыл огонь. Двое погибли на месте, десять госпитализировано с серьезными ранениями. На сегодняшний день выжить удалось только одному пострадавшему, Джону Эгберту. Врачи делают все возможное, чтобы вывести его из комы». Кардиомонитор выдает равномерную, послушную очередь. Джон спит. Джон ничего не помнит.