Не делить

С тех пор, как увидел сияющие глаза, которые постепенно затухали, подобно искрам от костра, упавшим в сырую траву. С тех пор, как услышал радостный смех, переливающийся серебряными бубенчиками, который исчезал где-то там, внутри, прятался и скрывался, чтобы больше не показаться на дневном свету. С тех самых пор, как встретил ее, знал – это нечто большее, чем просто забота. Это нечто большее, чем дружба. Нечто большее, чем просто наивно-детская влюбленность. Это любовь. Настоящая, почти осязаемая… …только теперь почти больная. Юкио обожал брата. Еще с детства восхищался им, подражал ему, пытался быть таким же сильным и смелым в глазах окружающих. Чуть менее серьезным и трудолюбивым, чуть более сумасшедшим и непосредственным. Только вот не получалось совсем. Они были как две половинки одного целого, противоположные друг другу, непересекающиеся, параллельные. Две стороны медали – темная и светлая. И непонятно было, кто кем являлся. Но главным было то, что Юкио никогда не умел совершать поступки так, как Рин – по велению души, по порывам сердца, которые помогали бы людям больше, чем его рассудительность и железная логика. И в этот раз… было то же самое. Шиеми стала сильнее, увереннее, разумнее. Казалось, словно она сияет изнутри когда-то давно потерянным светом – и вновь обретенным. Юкио завидовал. Молча, злобно, терпеливо – будто бы ядом себе душу и сердце выжигал. Невыносимо это было – делить внимание любимой с собственным братом, которым она восхищалась чаще, за которым следовала всегда. Алые нити уз связывали его с обоими, и это становилось… еще горше, еще жарче, еще острее. Мир разлетался на осколки – медленно и неотвратимо. Костяшки пальцев врезались в стену, сдирая кожу и выпуская отравленную завистью кровь наружу. Красный мазок на белой штукатурке не отрезвил, а только добавил ярости, подернул взгляд плотной дымкой. Он ничего не видел, ничего не понимал. Только вспоминал, вспоминал, вспоминал… их улыбки, обращенные друг к другу; теплые слова Шиеми и заалевшие щеки Рина; ее, сжавшуюся в комочек на земле, и его, готового защищать и оберегать от любых опасностей. Юкио так не мог. Юкио так не умел. Юкио… - К черту все! Крик души – рычанием наружу, прямо в стену, пятная ее ошметками покрытой грязью души. - Юки-тян?.. – слабый отголосок прежнего громкого и чистого голоса заставил на секунду замереть, подобно дикому зверю. Он медленно развернулся, сжимая пальцы в кулаки – так, чтобы на ладони полумесяцы от ногтей остались. - Юки-тян? Что случилось? – уже более уверенно, с метающимся между стеной и им взглядом. А в руках – мягкая игрушка со все еще не оторванным ценником и подписью на голубой ленточке. «Специально для Шиеми от Рина». - Что случилось, говоришь?.. – голова опустилась, а слова ушли в пол еле заметным вздохом. Торопливые шаги отдавались в ушах каким-то нездешним звоном. Раздражали. - Юки-тян, ты меня слышишь? – уже с отчаянием и протянутой рукой. – Юки-тян?! Удар разнесся в тишине коридора звонко и ехидно. Она всхлипнула, отступая на шаг и держась за начинающую наливаться краснотой щеку. Закусила губу, силясь не разрыдаться прямо тут. А у него внутри… удовлетворение разлилось. Такое безнадежно сковывающее, почти до комы, почти до эйфории. - За что?.. Он развернулся, чтобы уйти. Больше ему ничего не нужно было. - За что, Юки-тян! Тонкие пальцы обхватили запястье – крепко и цепко, до крайности уверенно. Она смотрела на него глазами, полными слез и решимости. Игрушка неуклюже упала на пыльный пол. - Неважно, - выплюнул он сквозь зубы. – Неважно. - Посмотри на меня. Он скосил взгляд – едва-едва, только чтобы видеть часть ее лица с поджатыми от гнева губами. Раздражение плескалось, словно волны обжигающей кислоты – грозилось вырваться на свободу и сжечь ее душу до скелета, до праха, до ничего. Только вот… - Дурак. Я ведь тебя люблю. Светлые волосы – во всем поле зрения. Знакомый запах цветов – во всем теле. Пронзительный и мягкий взгляд – во всем сердце. И установка новая – не крушить, ломать и бить, а… …не делить ее теперь ни с кем.