Домработница для Чанёля

Неделю спустя Когда я просыпаюсь в своей мягкой и тёплой кроватке, первым попадается на глаза стул, а на нём сегодняшний мой дресс-код: чёрный костюм, чёрная рубашка, чёрный галстук и голубые носки (Додо, убитый горем, случайно постирал мои белые портки с сонёлевскими лазурными трусами). Учитывая масштабность всеобщего траура, день обещает быть спокойным, если, конечно, не вспомнить, что вечером мы закидаем несколькими килограммами земли одного из членов нашей дружной (именно) семьи. Не знаю, как это переживёт Джунмён. Он уже целую неделю убивается чистейшим и неподдельным, как деревенский самогон, горем. Отказывается выходить из комнаты и изображает рвотные позывы на каждую попытку ему помочь. Могу поклясться, что в прошлый раз, когда я заносил ему еду, заметил кусок плесени у Джунмёна за ухом, а это уже, как минимум, антисанитария в моём доме. Облачившись в своё чёрное одеяние, я по какой-то слишком уж ритуальной привычке заглядываю под кровать и только тогда выхожу из комнаты. Волна буйной ностальгии окатывает меня по самые уши. Кто бы мог подумать, что всего год назад я впервые перешагнул порог этого чёртового дома. Хронология моего смиренного проживания здесь настолько радужна, что ей могут блевать альпийские коровы, из которых делают вкусные шоколадки (я видел это по телевизору). - Хён… Мои приятные воспоминания о молодой и девственной психике испарились одним большим хлопком, из-за угла коридора ко мне полухромым шагом приближался Кёнсу. - Чего тебе, дитя вечного контраста? – я старался смотреть куда угодно, в частности, на свои гейские носки, но не на сопливо всхлипывающего Додо. - Х-хён, там опять Чанёль-хён буянит. Выместив всю тяжесть своей бренной судьбы одним вздохом, я молча поплёлся в сторону кабинета Ёля, мысленно подбирая каким же на этот раз способом его успокоить. Он сильнее всех переживал горечь утраты и даже мои регулярные ночные пожертвования собственного юного и соблазнительного тела не помогали утолить бездну его страданий. Меня, конечно, несказанно радует возращение его здравого рассудка на исконную родину и то, что он всё-таки удосужился меня вспомнить, но все эти эмоциональные колыхания только мешали. Когда Лэй, на своё горе и беду, вывел из длительного транса мозги Чанёля одним метким прицельным ударом моей головы о дверной косяк, случилось ужасное. Эх, Лэй, как не вовремя ты нас покинул… Я перекрестился и вошёл в кабинет, из которого ещё издали были слышны болезненные всхлипы и стоны. - Чанёль, я тебя умоляю, прекрати практиковать самоликвидацию и пойми, что ты не виноват. Я застал Чанёля в его стабильно длительном положении: он рвал на себе драгоценные кудряшки, которые грозились истребиться вовсе, и катался по полу в припадках агонии. - Пак Чанёль, это уже не смешно, ты мужчина или Тао? Прекрати ныть, как баба, - я пнул его ногой. - Я жалкий убийца… - Ёль брал всё более высокие ноты, поражая диапазоном своего баса. - Ну, кто тебе такие глупости сказал? Он сам нарвался, никто его не заставлял это делать, - я сделал мимолётный фейспалм и присел на корточки рядом с Чанёлем. – Ладно, давай сделаем иначе. Я сейчас разденусь, потом ты разденешься и всё сразу станет очень хорошо… На моменте, когда Пак, оставивший своё горе на потом, сглатывал литровую слюну и тянул ко мне свои жадные руки-шпалы, в комнату (это уже не закон жанра, это пиздец) ворвался вездесущий Кёнсу. - Хён! Хён! – его глаза против всяких правил анатомии грозились выкатиться из глазниц, - Там Сухо-хён собрался прыгать из окна! Воцарилась гробовая (неуместное слово, особенно, в сегодняшний день) тишина. Бесконечные трепетания додошиной души столкнулись с нашим бекёлевским безразличием. - Пусть прыгает, - хоровым извержением декламировали мы. - У нас как раз акция. Два мертвеца по цене одного гроба, - я захлопнул дверь перед носом Кёнсу. - Но ведь он действительно прыгнет, - пучеглазый не унимался. - Ради Бога, он живёт на первом этаже. Максимум, мозги себе вправит и то, если повезёт. За дверью послышалась тихая додошина ругня и отдаляющиеся шаркающие шаги. - Тебе не кажется, что он себя так загоняет? – Чанёль обеспокоенно взглянул на меня. - Кто? Додо? Сам виноват. Шлюхообразный мелкий паразит. Кто его просил спать одновременно с Каем и Сонёлем? - Мммм, может быть, Кай и Сонёль? Ах, да, кстати, я вам говорил, что всё гениальное – просто? Мы-то всем домом голову ломали над сонёлевско-каевско-додошиной эпопеей и ждали её развязки. С кем же останется наша Золушка с наглядным синдромом дауна? А она взяла и ни шутя поставила ультиматум. Или встречается сразу с двумя или пусть искореняют свои физические потребности как-нибудь собственноручно. Поэтому теперь у нашего Кёнсу плотный график, до самого днища забитый встречами то с одним, то с другим. Бедняжка хромает и старается лишний раз не терзать свою пятую точку твёрдыми поверхностями, избегая стульев. Интересно, когда они додумаются сообразить всё это на троих? Кто знает. - Кстати, Чанёль, мне надо переговорить с твоим другом, - я напустил фальшиво-серьёзный вид. - С каким ещё другом? С осознанием дела и происходящего я опустился до уровня паха Чанёля и разборчиво декламировал: - Дорогой член Пак Чанёля, прошу внять и, по возможности, взять за установку. Если ещё хоть раз ты дашь своему хозяину забыть моё прекрасное тело, я самолично разделю ваши крепкие узы и отрежу тебя кухонным ножом, который Лухан так заботливо точит каждое утро. И пусть мистер Пак Чанёль будет под тонной кокаина и марихуаны, пусть из его ушей будет литься чистейший алкоголь, слышишь меня, предательский ствол, не смей давать ему меня забыть! Наверное, это впервые, когда Чанёль не нашёл слов. На столь торжественной ноте я поднялся на ноги и показал Ёлю большой палец. - Всё улажено, дорогой. Кстати, ты почему ещё не переоделся? Похороны уже через час. Пробурчав что-то не очень внятное, Чанёль удалился восвояси за одеждой, его уши пылали, как маков цвет. *** На дворе у свежайшей могилы собрались все. Кёнсу, для приличия изображая неловкость, стоял между Каем и Сонёлем, разряжая их взаимную звериную ненависть. Лухан то и дело подавал носовые платочки рыдающему на исход Сехуну, а я в свою очередь подпирал Чанёля, не давая ему свалиться вслед за гробом. - Какая жалость. Хоть он и был редкостным дебилоидом, мне всё равно его жаль. - Лухан, это несмешно. - Похороны, это всегда смешно. Вы только подумайте, дохлым тлеющим телом удобряют землицу только ради того, чтобы вокруг всего этого постояли убитые горем дяди и тёти и порыдали в сопливые платочки, а через неделю уже обо всём забыли. И почему мы хороним его у себя во дворе? - Потому что он сам так попросил в завещании, - Сонёль цокнул языком. - А если я попрошу шлюху и блэкджэк себе в гроб, чтобы мне там, - Лухан ткнул пальцем в небо, - не было скучно. - Скорее уж там, - я мрачно указал вниз. – Рассчитывай на оленью преисподнюю, мистер. Сехун метнул в меня сопливым платком, но попал по велению кармы в Чанёля. Впрочем, тот не заметил атаки из-за степени погружённости в свою праведную скорбь. - А где Джунмён? – Чанёль лихорадочно посматривал из стороны в сторону. – Разве он не самый пострадавший? - Экхм, - кашлянул Кёнсу. – Он выпрыгнул с первого этажа и всё никак не может подняться на ноги, а я к нему боюсь подойти, он меня повесит на собственных кишках. - Всё очень плохо, товарищи, - вещал Лухан. - Безусловно. - Очень плохо. - Очень-очень плохо. Минуту помолчав за упокой, мы, не сговариваясь, переглянулись. - А когда должен вернуться Лэй? Ха, спросите, кого же мы тогда хороним? Всегда найдется, кого похоронить. - Он же поехал за новыми костылями для Джунмёна, обещал успеть. Собственно, почему так убивается Джунмён. Во-первых, у него неделю не было секса. Во-вторых, его костылями копали могилу и успешно их переломали, лишив садовника средств передвижения. Кому нужны эти лопаты? Пф. - А где наш труп? - Сейчас придёт. Вы не ослышались, нет. - Мне кажется или это очень плохая затея, - нашёлся Кёнсу. - А ты попробуй останови этого идиота, - я томно вздохнул. – Смотри, а вот и король нашей вечеринки. Через редкие деревья в полнейшем траурном дебилизме шагал Крис. Он был во всём белом и напоминал издалека праздничную белую блевоту, после трёх килограммов съеденного оливье. - Время пришло, - он подошёл и пафосно взмахнул рукой. – Вот и настало моё время. Время, когда сломленный столькими болезнями и недугами, я должен умереть. - Боже мой, что я наделал, - взвизгнул Чанёль. В чём подвох? А в том, что неделю назад Крис заболел ветрянкой. Самой невинной и безобидной. Она вяло протекала, и Крис за своими бесчисленными воображаемыми болезнями даже не заметил бы её, если бы не Чанёль. Он имел смелость сказать, что иногда ветрянка взрослыми очень тяжело переносится и даже приводит к летальному исходу. Сами понимаете, что произошло дальше. - Крис, у тебя даже сыпь уже сошла, ты не умираешь. - Не стоить тешить себя пустыми надеждами, - блондин был уже одной ногой в могиле. – Всё кончено. И помните, вы всегда останетесь в моём гниющем под землёй сердце. Передайте Тао, что…. Кстати, о Тао. Сквозь лес пронёсся озлобленный вопль. Видимо, Тао прознал о нашей тайной церемонии и спешил, чтобы самолично спилотировать Криса в мир иной. Тот в очередной раз отправил горничную-трансвестита за лекарствами, чтобы он не мешал, а сам оперативно решил закинуться земелькой. - Господин Крис, что вы, мать твою, делаете!!!??? Надо же, не в своём «рабочем» костюме, цепляя уши пятками, бежал Тао. - Кажется, афтепати не будет. Расходимся, чуваки, или нас в братскую могилу закопают, - Лухан определил курс наших дальнейших действий. Под шумок каждый из нас расползся по своим углам. И всё-таки я рад, что всё вернулось на свои места. Даже если эти места уж очень напоминают мягкие стены психбольницы. p.s Простите грешную за такую задержку, больше этого не повторится с: И, будьте няшками, поучаствуйте, если интересно http://vk.com/jonnino?w=wall-46999079_1035