Моя вещь

Ночь покоя и ласки. Я несколько раз касался пальцами бледного лица, рассматривал вместо глаз черные провалы и сухие истрескавшиеся губы любимого. Он спит у меня на руках. Просто не могу позволить себе опустить его на пол. Тим, его тихое, едва слышимое дыхание, черные волосы, завязанные сзади в растрепанный хвост. Как же, сука, я тебя все-таки люблю. Прижимаюсь спиной к стене. Закрываю глаза и даю себе волю помечтать. Мы вернемся в город, будем жить как прежде. Хотя нет, без твоих, сученыш, закидонов. Работа, дом и наши вечера. Да, бывали у нас и спокойные дни. Их я в башке храню так, как какая-нибудь престарелая пердунья деньги, откладываемые на смерть. С трепетом и страхом потерять, забыть хоть крупицу того счастья. Так закончилось отведенное ночью время в мечтах и воспоминаниях. Тим завозился в спальном мешке и открыл своих колдовские глаза. Окунаюсь в этот взгляд, наполненный похотью и развратом, желанием и стремлением принадлежать. - Доброе утро, - едва касаюсь истерзанных любимых губ. Он охотно отвечает на поцелуй, слегка прижимаясь. - Завтрак? - шепчу, дабы не разбудить сестру, спящую на противоположной от нас стороне. Мотает головой. Впрочем, это меня ничуть не удивляет. - Давай вернемся в подвал, - ухмыляюсь ему. Падла, мало трех дней? - Да посади ты его на кол и пусть висит, извращенец чертов, - проговорила Ксюха, поднимаясь со своего спального места. - Не твое дело, - взвился Тимка, я предупреждающе сдавил его за кисть. Змееныш окинул меня негодующим взглядом и замолчал, все еще недовольно поблескивая глазами. - Ксюх, мы как-нибудь сами разберемся. Сестра фыркнула и, захватив очередную бутыль с градусным пойлом, куда-то вышла. Я проводил ее усталым взглядом и снова посмотрел на моего персонального демона. - Ну, и что ты хочешь сегодня? Тимка прищурился, губы искривились в кривой ухмылке. - А знаешь, мне ее идея нравится. Я сглотнул. - Где я тебе здесь найду кол? - Да ты только осмотрись? Что, сложно найти кусок дерева и засунуть его мне в жопу? - Хорошо, найду. А ты сожрешь сейчас все, что я тебе оставлю. Закатывает глаза, но если не заставить его поесть, то сдохнет с такими играми. Пока я рубил остатки сухой колбасы с хлебом, Тим продолжал лежать, посматривая в мою сторону с ничего не выражающим лицом. Оставив еду, отправился на поиски. Далеко ходить не пришлось. Подходящий ствол дерева нашел практически рядом с дорогой. Сняв кожуру, получил почти идеально гладкий без зазубрин ствол. Если хорошо поработать ножом на конце, то вполне получится, если так можно сказать, безопасный колышек с аккуратным закругленным концом. И цепям, кажись, еще раз придется послужить. Ну, а остальное - посмотрим. Тимка вертел в пальцах надкусанный кружочек колбасы. - Я же кажется четко сказал это съесть, - откладываю древко и сажусь рядом. Тим, заметив ствол, хищно с предвкушением начал запихивать хлеб и колбасу, не сводя глаз с принесенного дерева. - Подходит? - протягиваю колышек, Тим пробегает по нему пальцами, затем, обхватив ладошкой, замеряет толщину. Довольно кивает головой, проталкивая в рот последние куски еды. Подаю ему флягу с водой. Он, сделав пару глотков, поднимается на ноги. Шаг, и его хорошо шатнуло в сторону, если бы я не ожидал чего-то подобного, хорошо приложился бы башкой. Придерживаю одной рукой, вторая держит наше на сегодня развлечение. Снова спуск в подвал и этот полумрак. Тени причудливыми монстрами, прятались по углам. Но мой сученыш чувствовал себя здесь уютно. Пошатываясь, он отошел от меня и снял футболку. Я с любопытством уставился на дело своих рук - узор. Пальцами пробегаю по коже, минуя проткнутые крючьями места. Сука, эти дыры навсегда изуродовали твою идеальную гладь кожи, ее шелковистость, целостность. Но сам узор, красиво лег на шкуру красным завитками, словно змеями расползаясь по телу. - Ну так, - Тимка стоял голый, растянув губы в улыбке, нижняя треснула и по подбородку потекла струйка крови. Делаю шаг и, пальцами обхватив его за подбородок, слизываю алые капли. Посасывая губу, прижимаю тело к себе, хочется рыкнуть, но смысла нет. Тим покорно опускает глаза и трется пахом об меня. Черт бы тебя, сученыш, побрал, тебе ебли все время не хватает. Разворачиваю, толкая в спину. Тимка послушно становиться на четвереньки, чуть подрагивая, дожидается моих действий. Стаскиваю резинку с его хвоста, выдирая приличный клок волос. Сажусь на бочку, осматривая его, рука потянулась за сигаретами. Да, давно не курил. Огонек зажигалки, сквозь который я продолжаю смотреть на тело любимого, озаряет его некой темной демонической аурой, с кровавыми всполохами. Первая затяжка, и блаженно откидываю голову. - И как именно ты хочешь? - Что? - сученыш сел, как преданная псина у моих ног, я потрепал его по голове, перебирая гладкие волосы. - Как именно ты хочешь, что бы я в тебя вставил эту деревяшку? Тим посмотрела на лежащую палку, подкатил ее ближе и подал мне. - Просто вставь мне ее и подвесь за руки. Помнишь тот фрагмент рисунка, что когда-то ты приносил мне? Я потер переносицу, сделал новую затяжку, и воспоминания лавиной накатились на меня. Это было, кажись, после очередной нашей ссоры. Все как обычно, я пришел пьяный в стельку, оттрахал мою шлюху и зачем-то показал гравюру «семь самых жестоких пыток применяемых инквизицией». Змееныш долго ее изучал и сказал, что некоторые был бы не против попробовать. Вот одна и был этот кол. Человек висел на связанных за спиной руках. Кончик этого деревянного кола вводился ему в анус. Со временем под весом тела руки выворачивало и жертва опускался, а деревяшка пронизывала тело насквозь. Ну, разумеется, смертельный итог гарантирован. Следующая затяжка, и мозг, как несмазанное колесо, начинает выдвигать идеи. Так, подвесить его не проблема, благо цепи продолжают висеть, но вывихи плечевых суставов меня не устраивают, значит, подвешу по-иному. Колышек, ну его можно чуть подточить и загнать в ту же бочку, на которую я становился, подвешивая эти самые цепи. Тоже не проблема. Хмыкаю, что ж мой сученыш получит свой кол в задницу, к тому же деревяшка имеет слишком закругленный конец, чтобы чем-то конкретно ему навредить. Хотя, если цепи оторвутся. Перед глазами все поплыло, я получу труп. Тим все продолжает тереться об меня, замечаю его эрекцию. - Хочешь потрахаться перед экзекуцией? - легкий кивок головой в ответ. - Становись. Змееныш послушно стал на четвереньки, выпятив передо мной свою дырку. Стряхиваю пепел, одной рукой приспуская на себе штаны, доставая уже стоящий член. Толчок, и я в нем. Уже давно не узко, но все так же жарко. Придерживая левой рукой его за бедро, толкаюсь вглубь, правой делаю очередную затяжку. Тим стонет, двигаясь мне навстречу, и поскуливает, когда не даю ему сбить себя с ритма. Вертит задницей, шипит, когда сильно сжимаю его за бедро, оставляя синие отпечатки. Хотя на его теле уже живого места нет. - Лекс, - поддается назад, приподымаясь и вжимаясь в меня спиной. Его волосы моментально вспыхнули факелом. Как в замедленной съемке вижу прядь, что касается края сигареты у меня в зубах, вот она вспыхивает и тут же огонь охватывает большую часть волос, едкая вонь резанула по обонянию, и время восстановило свой бег. Отшвырнув Тима на пол, срываю собственную футболку и накидываю на пламя. У меня трясутся руки, когда убедившись, что огня более нет, открываю голову любимого. Он смотрит на меня расширившимися глазами. Молчит. Прижимаю к себе, осматривая повреждения. Несколько небольших ожогов на шее и ухе, там кожа покраснела и покрылась мелкими волдырями. Касаюсь головы там, где всего минуты назад была длинная прядь черных как крыло ворона волос. Их больше нет. Пробегаюсь пальцами, рассматриваю кожу и, стряхивая пепел от сожженных патл, вижу, что оставшаяся часть обпалена в большей или меньшей степени. Тимка поднял на меня глаза, видок у него еще тот, прямо как у шизика с психиатрической лечебницы. Побрить, налысо что ли? Прикасаюсь к одному из покрасневших мест на голове, Тим дергается, но не отстраняется. - Погодь, сейчас мазь принесу, - говорю сухим, хриплым голосом, едва понятным мне самому. Поднимаюсь, но меня тут же перехватывают его руки: - Не надо, я в порядке, - губы дернулись в улыбке, но в глазах я все же заметил испуг. Поднимаюсь на слегка дрожащие ноги и помогаю встать Тимке. - Точно? - спрашиваю. Он кивает головой и забирается на бочку. Становлюсь рядом и закидываю ему руки наверх. - Эй, но на картинке было не так. - Ты со мной будешь спорить? - приподнимаю бровь. Молчит. Обмотав кисти рук цепями, трижды проверил их надежность двойным весом (себя и Тима), убираю бочку. Тимка повис, слегка раскачиваясь. Заточив конец кола, вбиваю в бочку и подставляю аккурат к заднице. Раздвинув ягодицы, конец деревяшки слегка проталкиваю внутрь. - Глубже. Я послушно чуть приподнял колышек, погрузив на пару сантиметров в жопу. - Глубже, Лекс, глубже. Психую и засандаливаю почти на треть. Слышу рваный выдох. Подняв голову, некоторое время наблюдаю за сученышем. - Нормально, а сейчас уходи. Стою идиотом и трясу башкой, разгоняя туман и сказанный им только что бред. - Что? - Говорю уходи, ты вернешься сюда не раньше ночи. Схватив валяющуюся на полу футболку, натягиваю на себя и выхожу из подвала. Сука! Ебучая сука! Сеструху нашел на том же холме, что и прошлый раз, рядом бутылка водки, наполовину пустая. Отбираю бухло и выпиваю остаток. - Еб твою, Лекс, ты! - Все нормально, - отталкиваю ее руки от себя. - Ты что это поджарил? - Ксюха пьяненько захихикала, а затем смех перерос в истерический хохот. Обнимаю ее, прижимая к себе. - Прости, систрень, прости. Я не хотел тебя напугать. От сигареты волосы Тимка вспыхнули, вот я и тушил. Смех постепенно стихал, а одежка намокала. Ясно, пошла следующая стадия истерики – слезы. - Помощь нужна, - шморгнув раскрасневшимся носом, она отстранилась и с тоской посмотрела на пустую тару из под выпивки. - Если есть мазь против ожогов, дашь мне да и, собственно говоря, надеюсь, что все. - Хорошо, - кивнула головой, - а где он? - Как и хотел, висит на колышке. У Ксюхи расширились глаза. - Ты что, правда его на кол посадил? Он же себе порвет все внутренности! - Не посадил, а подвесил. И неужели ты думаешь, что у тебя брат идиот? - Когда дело касается этой шлюхи, то да, - фыркнув, сеструха поднялась и, отряхнув брюки и последний раз взглянув куда-то в даль, пошла в сторону нашего дома. Я последовал за ней. Обеда практически не было, и я, взглянув на очередное кулинарное варево, напрочь отказался его пробовать. Ксюша посидела над котелком пару минут и вышвырнула вместе с кашей через раму с отсутствующим стеклом. - Обойдемся сухпайком, - вынесла она вердикт. Я согласился, маяться несварением желудка как-то не улыбалось. Я забрался на крышу и все время посматривал на небо. Сука, да когда ж ты ебанное сядешь? Но солнце не спешило закатиться за горизонт, давая мне старт в сторону подвала. Как волк бродил возле здания, где сейчас был мой любимый, замирал вслушиваясь в малейшие шорохи, пару раз практически срывался, чтобы бежать вниз. Но затем останавливался и снова бродил вокруг. Наконец, светило закатилось, и город погрузился в полумрак. На больше терпения у меня не хватило. В подвал влетел, едва не растянувшись от попавшегося под ноги камешка. Чертыхаясь и шипя, захожу в наше помещение и спокойно выдыхаю. С момента моего ухода ничего не изменилось. Тим так же висел на вытянутых руках, кол, судя по всему, ни на сантиметр не углубился в его тело. - Ну как, ты доволен? Тим морщится. - Руки затекли. Спина колом. Сними меня. Но у мня на этот счет другие идеи. - Что ты задумал? - Тим следит за моим движениями. Деревяшку вытаскиваю из него и, уперев в колено руками ломаю посередине на две половины. Ту часть, что уже была в нем возвращаю на место, следя за обожженным лицом Тимки. Стоило ему напрячься, как я перестал проталкивать кол и, поднявшись на бочонок, размотал руки моему змеенышу. Тим мешком рухнул на меня. Обнимаю его и, придерживая, помогаю спуститься. - Ты хотел себе в задницу что-то вставить? Ну так пускай он там и остается, - смотрю как между тонких худых ног, где-то на уровне коленей, заканчивается острые края деревяшки, - я сейчас отсоси мне и смотри, хорошенько старайся. Сученыш медленно становится на колени, деревяшка почти упирается в пол, наблюдаю за ним, как за пороховой бочкой. Змеенышу хватит ума сейчас насадиться на этот кол, для остроты ощущения. У него уже давно сорвало крышу и совершенно нет чувства самосохранения. Чуть дрожащими, онемевшими руками пытается оттянуть край моих штанов. Откидываю его руки, сам приспускаю и удобно сажусь на бочку. - Руки за спину. Тимка пытается их завести. Склоняется надо моим пахом, охватывая горячими потрескавшимися губами головку. Член шевельнулся и постепенно поднимался, наливаясь желанием трахать своего змееныша днем и ночью. Тимка с черными кругами под глазами, болезненной бледностью кожи, обпаленными патлами, с кучей кровоподтеков, синяков, царапин, с дырами в коже, вырезанными узорами, даже висящими лоскутами шкуры, продолжал притягивать меня к себе. Что это, если не колдовство? Или может гипноз? Его глаза, меняющиеся, то набирающие живой веселой зелени, то серая безразличность ко всему, я никогда не встречал таких глаз, как бы не искал. По телу прошлась дрожь, в паху полыхнуло желанием, еще пара его заглатывающих движений и струя спермы попадает точно в глотку. Я рычу, руками вцепляясь в остатки когда-то роскошной гривы, и блаженно вытягиваю ноги. Тим покорно глотает и поднимает на меня свои глаза. - Ты доволен? - Более чем, - одеваю брюки и иду на выход, - и не забудь, деревянная игрушка ни на минуту не должна покинуть твоей задницы. Ночь мы с сестрой провели перед костром, вспоминая наше веселое детство, а затем каждый углубился уже в свое личное и умолк, не желая делиться сокровенным даже друг с другом. Солнце, показавшееся из-за горизонта, встряхнуло пелену моих воспоминаний. Потянувшись и схватив несколько бутылок воды и пару бутербродов, снова отправился в подвал.