Горящие листья

По бульвару, печатая шаг, марширует взвод подростков в мундирах. Это идут в школу дети. - Ать-два! Веселей! У господ-учителей научимся бесценной премудрости военной! – дружно горланят ребята. Если верить диктору, в Солдафонии прекрасные дети. Здесь не принято баловать малышей, сюсюкать с ними. Дети должны расти мужественными. Они никогда не целуют маму и папу, они отдают им честь и вместо «да» говорят «так точно!», а вместо «нет» – «никак нет!». (с) «Десять городов» Марчелло Арджилли

Это не поле битвы – это Коноха. Коноха в прохладной зелени листвы, шелестящей под ветром. В зелени военной формы. Чунины на узких улицах, поодиночке и группами, словно листья в ручье. Чунинов сейчас особенно много. Сейчас экзамен на чунина принимают прямо на поле битвы, и критерий отбора чаще всего один-единственный. Фугаку прошел по запруженной улочке, расталкивая плечами нерасторопных мальчишек, обсуждающих вчерашнее возвращение в Коноху. Мальчишки гомонили, галдели наперебой, хвастая новенькими шрамами. Среди одной из таких групп стояла высокая длинноволосая девчонка, молча и гордо поглядывая поверх голов своих сверстников. На девчонке красовалась разгрузка дзенина, и бинты тускло белели под густыми темными волосами. Фугаку подумал о том, что в дзенины тоже сейчас попасть не так уж трудно. Совсем не трудно. Слишком большая текучка в рядах. Караул у дверей в кабинет Хокаге стоял навытяжку – как и положено. Несмотря на звание самого Фугаку, его подвергли короткой процедуре выяснения личности, не обратив внимания на недовольное выражение его лица. После быстрого и оперативного обыска Фугаку прошел, наконец, внутрь. Захлопнул за собой дверь, и, не спрашивая разрешения, остановился посреди залитого солнцем кабинета. - Йондайме-сама… - проговорил он, втянул воздух шумно. Тот неохотно оторвался от бумаг, поднял светлый взгляд на Фугаку. - Учиха, - проговорил Минато, и губы его тронула улыбка – славная такая, красивая открытая улыбка. Фугаку почувствовал, что его собственные губы готовы растянуться в ответной улыбке, и угрюмо кашлянул в кулак, сохраняя мрачное выражение лица. - Чего нос повесил, - спросил Минато, рывком поднимаясь из-за стола. Вихрь сложенных в стопку бумаг взметнулся в воздух, но Йондайме уже стоял на середине кабинета и пожимал ладонь Фугаку. - Ничего, - буркнул Учиха, отстраняясь от него. Тесно сдавил ладонь Минато в своей и тут же прервал рукопожатие. - Повесил-повесил, не отнекивайся, - сказал тот, легонько щелкнув Фугаку по кончику носа. - Что еще за фамильярность, - он угрюмо фыркнул, повел плечами, потом покосился в сторону двери, - парни ваши совсем обнаглели. - Какие парни? – не понял Минато. - Которые вашу дверь охраняют. Мало того, что субординацию не соблюдают, так еще и обыск… - Ну уж извини, - выражение сине-голубых глаз Минато стало прохладнее. - Я все понимаю, но обыск! - Коноха на военном положении, - отрезал тот, - возражения по данному пункту не принимаются. Ты по делу ведь? - По делу, по делу, - заверил его Фугаку, и, не зная с чего начать, умолк, скривив недовольно губы по старой привычке. Принялся пожевывать их изнутри. - И чего молчим, если по делу? – поинтересовался Минато, обошел его кругом, - времени у меня, дружок, нет. Сам понимаешь. «Какой это я тебе дружок», - подумал Фугаку, но вслух ничего не сказал. Уставился угрюмо себе под ноги. Начал было говорить, но сбился, опять замялся. Поглядел на Хокаге, который с каждой утекающей секундой становился все менее и менее дружелюбным. - Учиха, - развел руками тот, - ты уж меня извини… - Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить! – воскликнул Фугаку, решительно скрестил руки на груди. - О клане? - мгновенно догадался Минато. - О клане, - выдохнул он, кивнул, да так и уставился опять себе под ноги, не смея поднять взгляд. - Ну, говори, - велел Минато, уселся на край стола. – Говори, говори. - Ну а что говорить-то! – вышел из себя Фугаку, - сам знаешь, что такое шаринган. Сам знаешь, что сейчас в клане слишком много людей у нас. И сам знаешь, какие царят разговоры и настроения. - Это какие же? – улыбнулся Минато, сморгнул, золотисто-ржавые брови удивленно приподнялись. - Не валяйте дурочку, Йондайме, - выдохнул Фугаку, - вы прекрасно знаете, что Учиха подчиняются вам постольку-поскольку. Вы прекрасно знаете, что наш клан остальные в упор не видит, и за людей не считает. Вы прекрасно знаете, какое сильное и опасное оружие – шаринган. - Я? – вновь разулыбался Минато, потеребил патлатый затылок, - я, дружок, как ты правильно заметил, прекрасно знаю, что такое шаринган. - Я вам не дружок, - против воли сощурился Фугаку. Отступил на всякий случай назад, но Минато не двинулся с места. - Я очень хорошо знаю, что такое шаринган. Я знаю, что шиноби вашего клана – приличный кусок боевой составляющей. И что шиноби клана Учиха – одни из самых лучших бойцов. - Это так, - кивнул Фугаку. Зыркнул угрюмо на Минато, и тот встал со стола, будто отозвался на этот его взгляд. - И что еще ты хочешь мне сказать? - Я вам уже говорил, - Фугаку вновь отступил и вдруг почувствовал лопатками стену. Йондайме, растрепанный и патлатый, словно мальчишка, стоял рядом. Йондайме улыбался. Лучше бы он не улыбался, лучше бы он не стоял, и не смотрел на него в упор, потому что смотреть в эти холодные сине-голубые глаза было невозможно. Особенно в сочетании с его славной, открытой, доброй улыбкой. - Йондайме-сама! – воскликнул Фугаку, закрыв глаза. Не мог больше смотреть, и не мог находиться так близко к нему. - Клан Учиха неприкосновенен, - заявил тот, и Фугаку почувствовал легкое движение – Минато поставил руки по обеим сторонам от его головы. От Хокаге пахло солнечным лесом. - Коноха… Коноха в опасности, - взвыл Фугаку, вцепился в отвороты его белого-красного плаща, - опасность изнутри, неужели вам неясно?! Я чувствую настроение своих людей. Я знаю, что однажды им захочется власти клана Учиха, как это было когда-то. - Неужели тебе неясно? – прошипел Минато, прижимая его к стене, и Фугаку совсем замер, не двинулся с места. – Неужели тебе неясно, что я не оставлю деревни без шарингана? - Быть может, часть… - Мне. Нужны. Все бойцы, способные держать оружие. – Каждое слово Минато повторял отдельно, и Фугаку с трудом сдерживал себя. Отвернулся, насколько смог, прижимаясь щекой к прогретой солнцем стене. Стена была шершавой, и откуда-то изнутри просачивался холод. Листья Конохи, рваные, истрепанные, раненые. Едва выжившие, слегка подлеченные, подлатанные, и снова рвутся обратно. Все равно рвутся. Все равно хотят получить звание, отличиться. Интересно, все те листья Конохи, восторженные и серьезные, спокойные и яростные, взрослые и совсем не взрослые, все те листья, что не вернулись вчера… - Это война, - проговорил Минато. - Что? – вначале не понял Фугаку, а потом вдруг сообразил, что говорил вслух. - Листья Конохи не гниют на поле боя, - заметил тот, - потому что в душе каждого бойца – дух Огня. - Листья горят… - нервно усмехнулся Фугаку, - так вот что за запах все время щекочет мне ноздри. Йондайме-сама, деревня несет потери, вы знаете об этом. Вы же понимаете, что это прекрасное время для государственного переворота. - Ты предлагаешь выстроить пару виселиц на площади? – поднял брови Минато, - и вздернуть пару Учих для острастки остального клана? - Нет! Нет! - Ну а что ты тогда кликушествуешь? Зачем? - Потому что… - Фугаку глянул на него, вдруг потерял дыхание и замолк. Йондайме не стал требовать ответа, проговорил негромко: - Война, Фугаку. Один счастливый день — это почти чудо. Один мирный день – это тоже чудо. И если мирное время приближается к нам с каждой каплей крови, пролитой врагом, не должны ли мы пролить ее как можно больше? - На крови не растут деревья, Йондайме-сама, - сглотнул Фугаку. - Еще как растут, - возразил Минато и улыбнулся. Фугаку опять внутренне вздрогнул, потому что не вязалась, ну никак не вязалась славная улыбка Йондайме с его словами. И хотя был в этих словах смысл, всех под оружие, тогда и победим в войне, но только все равно вранья здесь тоже было предостаточно. На крови и гнили вырастет паскудная поросль – вроде молодняка в клане, что ходит гордливо и зыркает красными глазками. Фугаку чувствовал опасность, исходящую от собственных людей. Сидел как будто на заборе, боясь свалиться на каждую сторон – везде был чужой. Как для всей Конохи был Учиха, так и в клане был пособником «этого белобрысого Каге». Знал бы сам Минато, как его за глаза называют в клане, знал бы, сколько раз его убивали на словах, сколько раз уже велись речи о захвате власти. Знал бы – не одну бы виселицу выстроил на площади. И не две. А может, он и знал. Может, знал, и, может, учитывал. Кто мог сказать, что творилось в голове Йондайме. Фугаку вдруг понял, что больше не хочет ничего ему говорить, ничего объяснять не хочет. Минато слишком много лгал – своим обликом, добрым и светлым, своей запанибратской манерой общения лгал. Всё это враньё, которому потому – лет через десять-двадцать будут верить, как истине. Но не было никакого доброго светлого парня, своего в доску, никогда не было. Был жестокий хваткий шиноби, которого выбрали на пост Хокаге, потому очень уж походил на братьев Сенджу. Крохотная пограничная страна лежала в руинах, когда шиноби Хогакуре прошлись по ней. На войне как на войне – следовало гарантированно зачистить местность от врага. И возместить потери тоже следовало. Там Фугаку и познакомился с Йондайме поближе, за что, видимо, и удостоился звания «дружка». Там Фугаку и видел, как Минато проводит допросы тех, кто был похож на шиноби. Тех, кто выглядел как шиноби, или мог навести на след вражеских шиноби. Учиха были незаменимы на этих допросах, потому что сопротивляться шарингану было почти невозможно. А сам Йондайме руководил процессом, как ему и положено. Разглядывал тела убитых, методично переворачивая тело на спину носком ботинка. - Дружок, - тогда впервые он обратился к Фугаку именно так, поглядел на него пристально, глаза в вечерних сумерках казались серо-голубыми. – Дружок, говорят, вы с заданием не справляетесь? Фугаку не помнил сейчас, что ответил ему на это, запомнил только легкую улыбку его, и длинные сильные пальцы. Минато глядел на него, прищурившись, и водил широкой ладонью по взмокшей от сырого воздуха шее. Царапал задумчиво ногтями, оставляя алые следы на собственной коже, взмаргивал часто от лёгкой боли и стирал серый налет из-под ногтей уголком измаранного серо-красного плаща. Вот именно там Минато и отметил его. В первую очередь – как талантливого шиноби, потому что Йондайме ценил хороших бойцов и поощрял их. Йондайме и его самого поощрил, устроив на должность начальника военной полиции – и тем самым посадил на тот самый забор. А военная полиция была необходима Йондайме, как воздух. Для победы необходимо не только успешное наступление на врага, но и порядок в собственных рядах – и Учиха были призваны этот самый порядок обеспечивать. Следить за дисциплиной. Исключать дезертирство. Фугаку сам в итоге едва не дезертировал, насмотревшись на все это, но потом приноровился, притерпелся. Перестал принимать близко к сердцу. Ну да, война. Ну да, все средства хороши. Ну и что? После того, как Йондайме вернулся в Коноху с очередной победой, Фугаку начал общаться с ним ближе, несколько против своей воли. Микото поддержала его, видимо, ей нравилось общаться с женой Каге. Как-то раз Микото поделилась с ним своими размышлениями. Правда, не сразу завела разговор – вначале походила взад вперёд по кухне, взяла старую тряпку, намочила и протёрла стол. Фугаку наблюдал за её медленными телодвижениями, словно за полётом осенней мухи. Микото явно хотела о чём-то поговорить и не знала, с чего начать. Потом все же обернулась и поглядела на мужа. Крылья ее маленького аккуратного носа едва заметно трепетали. - Милый… А вот если кому-то из полиции станет известно, что в одной семье муж бьёт жену? - А если жена бьёт мужа? – усмехнулся Фугаку. – Что-то у родственников случилось? - Нет, вовсе нет, ты же знаешь, я бы не стала обсуждать подобное, случись это в одной из семей клана. То Учиха, а то Нами… - Микото осеклась и присела, прекратив, наконец, водить не первой свежести тряпкой по столу. Фугаку и так уже тошнило от её вида. Тряпки, а не жены конечно же. - Хочешь поговорить о семье Хокаге, так? – Фугаку значительно понизил голос и придвинулся поближе к жене. Из дальнего конца дома раздался детский вскрик. Микото подорвалась было бежать к нему, но Фугаку рявкнул: - Итачи! - Все уже нормально, пап, - вмиг отозвался сын, и Фугаку довольно фыркнул, потянул жену за рукав. - Ну так что там у Хокаге? Ты же понимаешь, что сплетни об этой семье мало того, что дорого обойдутся. Всей деревне известно, что жена начальника военной полиции дружит с женой Хокаге. И если слухи пойдут, в первую очередь заподозрят нас с тобой. Мол, это мы их распускаем. Представляешь, какой это будет позор? Микото сглотнула и понимающе покивала, теребя край передника. - Ну ничего. Кушина всё равно за себя постоять может. Она ему тоже ответила. Так жаль, что у меня шаринган так и не проснулся. Я такая бесполезная… - Перестань, - хмыкнул Фугаку, - от тебя иная польза. И твой шаринган еще… - Не говори так, дорогой, - Микото тряхнула головой. – Итачи твой сын, это твой шаринган. Только твой сын может быть настолько талантлив! - Но и твой сын тоже, - Фугаку обнял её за плечи. – И мы с тобой живём душа в душу, ну? – слегка встряхнул и поцеловал в висок. – Не будь моя жена Учиха, вряд ли бы у меня родился такой славный сын. Микото вздохнула и согласно кивнула. - Просто мы с тобой… спокойные. А Кушина с Минато… они оба такие сильные, яростные… Яростные, именно так она тогда сказала. Раньше вот Фугаку и не подумал бы, что к Йондайме можно применить эти слова. Но, черт побери, еще как можно было! Мало того, что во время боя Минато и в самом деле не было равных, он был настолько быстр, что сравниться с ним мог лишь целый взвод. Но и сейчас Минато прижимал его к стене слишком уж тесно, теснее, чем положено было. - Йондайме-сама, - Фугаку попытался оттолкнуть его, но тот, почуяв его сопротивление, быстро отвел взгляд, чтобы не смотреть Учихе в глаза, и навалился на него сильнее. - Йондайме-сама… - прошептал он едва слышно, почувствовал сильные пальцы на собственном подбородке. - Эх и рожа у тебя, Учиха, эх и рожа, - ухмыльнулся Минато, поглаживая его по упрямо сжатым губам. - Вот, опять, - простонал Фугаку, невольно укладывая ладони ему на плечи. Вновь отвернулся, чтобы не чувствовать его присутствие так близко. Чувствовал себя, как всегда, крайне неловко. Если бы жена узнала…. Если бы его жена узнала… Если бы кто-нибудь узнал… самое главное, чтоб не в клане, чтоб не подчиненные! - Да прекрати же ты! – рявкнул Фугаку наконец, с силой оттолкнул от себя Минато и подошел к его столу. Минато не двигался с места, стоял, опираясь о стену. Смотрел на него поверх плеча и ухмылялся. - Нет, нет, нет, - возразил Фугаку на невысказанный вопрос, - это все неправильно, я вам не «дружок», и не «подстилка» тем более. - Подстилкой я тебя не называл. - Еще бы ты… вы меня «подстилкой» называли! - Кончай свой официоз, - зажмурился Минато на какое-то мгновение, быстро облизнулся и неожиданно оказался совсем рядом. Учиха отпрянул, нечаянно свалив со стола еще одну кипу бумаг. - Йондайме-сама, попрошу вас прекратить нарушать субординацию! – рявкнул Фугаку, - прекратите, пожалуйста. - Хватит ломаться, - Минато хлестко шлепнул его по приоткрытым губам, вынуждая замолчать. Фугаку и в самом деле замолк – от унижения, возмущения и прочих чувств, переполнявших его. Перестал сопротивляться, подчиняясь Минато, когда тот смахнул со стола все, что на нем еще оставалось. Фугаку прикрыл глаза, прижался ухом к его груди, прислушиваясь к биению сердца. Такого обманчиво-доброго и нежного сердца. - Вы… - Кончай мне выкать, дружок. - Я же просил! Я же просил… тебя. Почему вот ты выглядишь таким хорошим и правильным? - А я не хороший? – удивился Минато, вплел пальцы ему в волосы и заглянул в глаза, не боясь последствий, - я не правильный? - Какой же ты правильный, если столько крови… - Это война. - А то, что наши дети тоже гибнут? - Наши дети, - криво и горько усмехнулся Йондайме, - наши дети – солдаты. Они рождаются, мечтая об этом, растут, мечтая об этом. - Но они же – дети… Нельзя же строить мир на детской крови? - Если мы не построим мир, то его построят на нас. На наших слезах, соплях, крови и костях, неужели ты не понимаешь? Либо мы их, либо они – нас. - Это ты так рассуждаешь, потому что у тебя нет родного сына, - сощурился Фугаку, - потому что ты не знаешь, что это такое – натаскивать собственного ребенка на убийство, и одновременно себя настраивать на его смерть. - Ты думаешь, я не смогу пожертвовать своим сыном ради мира? – вновь удивился Минато, приподнял его голову, вцепившись пальцами в подбородок, - неужели ты думал, что все мои слова – пустой треп, и я могу лишь рассуждать о других? Нет, дружок, я готов пожертвовать собой, своей жизнью ради деревни. Давно готов. И когда у меня появится ребенок, наконец, смогу пожертвовать и семьей, и ребенком, если потребуется. Фугаку увидел знакомую холодную решимость в его глазах и ничего не сказал. Просто молча кивнул ему, закрыл глаза, ощущая на своем лице горячее дыхание Минато. Какое горячее дыхание и какие холодные слова. В Йондайме действительно горел дух Огня. - Послушай… - Нет, это ты послушай, - перебил его Минато, но так ничего и не сказал, прижавшись, наконец, к его губами своими. Принялся целовать настойчиво, резко, порывисто – так, что дыхание перехватывало, и кружилась голова. Фугаку перестал сопротивляться ему, медленно отклонился назад, укладываясь на стол, обхватил ногами Минато, навалившегося на него следом. Йондайме был крупным, здоровым мужчиной, стройным и поджарым одновременно, был сильно возбуждено, и это чувствовалось даже через несколько слоев одежды. - Учиха… - пробормотал он, поглаживая Фугаку по приоткрытым губам, - долго трепался, потратил столько времени. - Я не могу понять тебя. - А ты и не понимай. – Минато поцеловал его, на этот раз нежнее, провел ладонью по темным волосам, и Фугаку обнял его, прижимая плотнее к себе, испытал желание потереться о его сильную ладонь, словно кот. Минато погладил его, плотно прижимая ладонь, принялся целовать шею, расстегнув зеленую жилетку. - Эх, Йондайме-сама… - тихо застонал Фугаку, подставляясь под его поцелуи. Расслабился и вытянулся удобно под ним, - Йондайме-сама, почему я не могу тебе не верить? Почему я, понимая то, что ты неправ, все равно верю тебе? - Не знаю, - пожал плечами Минато, задирая на нем водолазку. Коснулся языком светлой кожи Учиха, отчего тот вздрогнул, заморгал растерянно. – Может быть, потому что я прав? - Ты прав, потому что ты хочешь мобилизовать почти все население? - Мы ведь хотим выжить, верно, дружок? – Минато неожиданно накрыл его рот ладонью, - помолчи немного… Все равно ничего нового ты мне сегодня не сказал. Фугаку хотел было возразить ему, но ладонь прижалась к его рту плотнее, не позволяя и пикнуть. Пришлось лечь тихо и смирно, чтобы полностью почувствовать прикосновения Минато, ласковые, но настойчивые. Фугаку принялся раздевать его, чтобы дотронуться до него в ответ. И увидел, как тот улыбается – светло, чисто, открыто. Минато улыбался по-прежнему честно и открыто, как будто обещал защитить всех и каждого, обещал принести мир, надо только подождать, но скоро точно все будет хорошо, всем и каждому, счастье в каждые руки, пусть даже для этого придется пожертвовать чем-то или кем-то. Фугаку вдохнул, выдохнул, запустил пальцы в светлые волосы, торчащие прядями. Ветер снова донес до него запах горящих листьев.