◀◀ ▶▶
Проходит чуть больше самого тяжелого в жизни Байсянь месяца. Столько же времени она не видит собственную мать, занятая постоянным обучением. Даже сейчас, когда ее поведение стало сильно отличаться от того, каким оно было раньше, ей не позволяют ни на секунду расслабляться. В ней воспитывают покладистость, уважение и почтение, помимо этого твердость и серьезность. Все обучение проходит болезненно, ведь из девушки делают какую-то безвольную и безжизненную куклу без возможности не потерять себя настоящую. С каждым днем душа становится раненной, с каждым днем блеск в глазах затухает сильнее, еще немного и она превратится в бесполезный экземпляр этого мира, который нужно будет просто выбросить, как непригодную вещь. Но Байсянь сопротивляется, цепляясь лишь за человека, которого она знает с детства. За ставшую ей почти родной служанку Цинь. Чем быстрее течет время, тем ярче становится чувство, что девушка теперь истинная наложница императора. С каждым уверенным шагом, каждой фальшивой улыбкой, подаренной за признание слугам, Байсянь понимает, что ее жизнь, которую она проживает, та самая болезненная реальность, от которой не убежать. Она остро ощущает день, к которому ее готовят. Тот самый день, когда должна будет провести с императором наедине, в его покоях. И для девушки он самый боязненный, словно судный. Это необъяснимое беспокойство внутри нее, и даже описать его невозможно, ведь это не страх перед первой интимной близостью, скорее страх за то, что ее тело будет принадлежать человеку без ее воли. Байсянь продана судьбой. Бесконечные комплименты, что так раньше трепетали в районе сердца, стали отвращать. Байсянь больше не чувствует себя особенной, красивой, как раньше ей говорили, ее щеки больше не заливаются розовеньким румянцем от смущения, теперь она принимает эти комплименты как должное. Если раньше смущало буквально все внимание, подаренное ей, то теперь низкий поклон к ее ногам воспринимается необходимостью. Где-то глубоко в ее сердце еще сидит та невинная Байсянь, радующаяся жизнью, но оно настолько глубоко, что вытащить это из нее непросто. И то, что внутри сидит, дало о себе знать в тот день, когда она увидела своего художника. Байсянь впервые за долгое время выходит за пределы дворца в цветущий двор, где алые розы прокладывают весь путь к выходу. Невообразимая красота, будто целая сказка, окунает ее с головой, что хочется забыться и остаться жить здесь. Пока девушка с восторгом рассматривала вокруг, ее взгляд цепляется до боли знакомой фигуры. И художник, сумевший заметить ее, слегка улыбается и кланяется почтительно. Байсянь совершенно не знает, как реагировать, ее обученное «я» требует принять поклон и просто кивнуть ему головой, а то самое ее невинное «прошлое» кричит улыбнуться, смутиться, опомниться и низко поклониться. Эти смешанные чувства не дают ей совершить ни того, ни другого, а только отвернуться и спешно зашагать прочь. Девушка чувствует свое нарастающее сердцебиение, когда присаживается на скамью в саду. Она прикладывает руку в район сердца и хочет, чтобы оно перестало так стучать. Ей не позволительно, да и что она себе позволяет? Разве не от этих смущающих и неуверенных чувств ее отучали? — Кто Вы? — Байсянь почти подпрыгивает на месте, услышав чужой бархатистый голос рядом с собой. Обернувшись, она застает грациозную даму, расположенную у дерева на расстеленном меховом из какого-то зверя ковре. Та, по всей видимости, отдыхала на природе в эту солнечную и приятную погоду, — Я задала вопрос, будьте добры ответить. — Я… — Байсянь моментально приходит в себя, — Байсянь. Настолько некультурно со стороны девушки просто произнести свое имя, без почтения, как ее учили, но это испарилось с того момента, как она увидела художника. И что за дама перед ней, наложница еще не осознает. Девушка у дерева принимается хохотать, насмешённая такой реакцией Байсянь. Ее смех звонкий, слегка разносящий дрожь по телу. — И это все? А как же «я жена какого-нибудь чиновника» и прочее, чем так излюбили меня осведомлять, — девушка прищуривает свои хищные янтарные глаза. Наложница раскрывается словно один из цветков в этом многокрасочном саду, смущенно прикусывая нижнюю губу и восхищаясь какой-то неописуемой манией к этим глазам напротив. Они будоражат. Они встряхивают. Они проникают в душу. Они просто что-то переворачивают внутри, из-за чего хочется пуститься в пляс, как бы смешно и глупо не звучало. И неописуемая аура, исходящая из нее, окутывает все тело. — Я наложница императора. После этих слов, так понравившиеся глаза меняют свой окрас, превращаясь в какие-то зверские. Теперь Байсянь бросает в холод. Девушка у дерева неспешно встает на ноги, поправляя красного цвета длинную юбку, затем грациозно перекидывает каштановые волосы, заплетенные в косу, себе на плечо и молча проходит мимо Байсянь. Выражение лица этой девушки ничуть не меняется, лишь пугают темные глаза. — А Вы? — осторожно интересуется Байсянь, — Я еще увижу Вас? — Ты меня еще не раз увидишь, Байсянь, — ровно произносят ей в ответ, — Впредь прошу относиться почтительно к императрице. Мое имя Ким Чжун, и какое невежество его не знать. Императрица важно уходит, показывая этим свою власть. Байсянь ошеломленно кланяется ей низко в спину, сдерживая наплыв дрожи в теле. Насколько же она наивна и глупа, позволяя себе такую вольность обращения к императрице. Могут ли ее наказать за это? Опасаясь предстоящей бури, она еле шагает, уходя к себе в комнату. Не такую встречу она себе представляла с императрицей, девушке и в голову не приходило, что она может встретить ее в саду. Казалось, словно главная жена должна быть всегда занята важными делами дворца, лишь изредка появляясь на людях, и то только перед более знатными людьми. Неужели, такая свобода позволена женам императора? Судный день, так называет его Байсянь, наступит через неделю, как ей сообщили евнухи. Первая ночь с императором, которую она должна провести. Всю неделю слуги трепали ее по поводу и без, то и дело заставляя ее проводить ванные процедуры, переодевать в различные наряды, будто в них она и появится в покоях, ведь на деле она должна предстать перед императором нагой. Ненужные хлопоты, треплющие нервы. По славам Цинь, ее просто готовят к будущему, или проще говоря, учат быть настоящей женщиной. В последнюю ночь перед встречей с будущим ее обладателем, Байсянь не сдерживает слезы, которые внезапно прорвались наружу. Ее тихий всхлип, приглушенный теплым одеялом, отдается не по комнате, а по телу, проникая глубоко в душу. Словно сама душа плачет, а не Байсянь. Но она еще не подозревает, что на этом огорчения не заканчиваются. С самого утра Цинь гоняет прислугу, ей то и дело не нравится буквально все, что оказывается в ее руках. Не те украшения, не тот наряд, не те приспособления для нанесения макияжа, будто все потеряло свою принадлежность. Женщина уже хмурится, оглядывая набор душистых масел, ища к чему бы придраться. Но тем временем она не забывает улыбнуться Байсянь и ответить, что все в порядке на волнующий вопрос девушки. — Я сильно переживаю, — признается Цинь, — Здесь собраны наилучшие масла Китая, а ни одно не сочетается с Вами, моя госпожа. Вы наиболее прекрасны, чем весь этот ассортимент. Я не могу понять, какой запах цветов сможет описать Вас. Лилии несомненно бы подошли Вам, но эти цветы имеют сильный запах, а Ваш же едва уловимый и чарующий. — Я могу выбрать? — вступает в разговор Байсянь, не желая видеть терзания на лице своей близкой служанки. Не дождавшись одобрения, девушка подходит к столу и берет каждую маленькую стеклянную баночку, принимаясь пробовать их на запах. Изучив каждый, она протягивает выбранную баночку. Цинь принюхивается к нему и не сдерживает радостную улыбку. — Несомненно, пионы! Как же я сразу не догадалась. Самые нежные и очаровательные цветы, характеризующие романтичность и страсть. Вы явно не такая, моя юная госпожа, но запах принадлежит Вам. Но это только начало приготовления, ведь позже Байсянь готовят с особым вниманием на ее тело. Мало того, что на нее вылили всевозможные ароматизаторы, так в итоге все это перебили потом запахом пионов. А к чему были все эти процедуры, так и не объяснимы. И только после разговора с Цинь, становится ясно, что ее тело должно не только приятно пахнуть, но и быть мягкой и бархатистой на ощупь. Служанка проводит расческой по волосам, перебирая пряди в своих руках, мысленно восхищается их цветом и мягкостью. Последний их штрих – уложить волосы и сделать макияж, а после Байсянь должны увести к императору. — Вы не волнуетесь? Наложница отвлекается от своих мыслей и отрицательно качает головой, не говоря в слух, что все волнение и страх она выплакала сегодняшней ночью. Вместо ответа, она прикусывает потрепанную губу, и спрашивает: — А какой запах масла подходит императрице Чжун? — Саму императрицу в покои готовила я, поэтому ее запах - орхидеи – цветы великолепия и роскоши. Лишь эти грациозные белые цветы сочетаются с характером нашей императрицы. Но, моя юная госпожа, почему Вы интересуетесь? Вы встречали императрицу? Байсянь произносит хриплое «да», на что Цинь обеспокоенно качает головой. — Вам не следовало встречаться. Как у главной жены императора, в ее руках преимущество. Ей ничего не стоит избавиться от Вас, если она того пожелает. Будьте осторожны, ревность доводит до крайних мер. Наложница хотела запротестовать, но лишь промолчала. Тем временем Цинь колдует над волосами наложницы, закрепляя на прядях маленькие живые фиолетовые цветы, специально выращенные и собранные для этого дня, она словно создает настоящее искусство, превращая девушку в сам цветок. Легкий гребень, оформленный драгоценными камнями, закрепляется на небольшом пучке волос, а остальная часть остается распущенными. Время течет настолько быстро, что юная девушка не замечает, как в комнату входят евнухи, уводя ее с собой. Остаются считанные секунды до того, как она окажется с императором наедине. И вот, когда она слышит стук в чужие покои, ее сердце словно останавливается. Проницательный голос за дверью велит войти, после чего наложницу впускают внутрь, закрывая за ней дверь. Байсянь чувствует просочившийся холодок по телу, когда она остается нагой, ведь кошму скинули с ее плеч евнухи перед, тем как испариться. Император стоит к ней спиной в шелковом халате, но девушка прекрасно может оценить крепкую спину мужчины и в меру накаченные плечи. Стоит императору обернуться, как Байсянь ловит проницательный и властный взгляд, который затягивает своим преимуществом в бездну. Его губы трогает улыбка, и наложницу охватывает чувство беспокойства, что хочется съёжиться, но желательно спрятаться, убежать, либо исчезнуть. И в эту секунду приходит осознание, что она голая, она раскрыта, насильно этим открывая свое доверие. — Как же ты прекрасна, — довольно произносит император на выдохе. Его голос источает уверенность, но в то же время сильное желание, — Подойди ко мне, я не обижу тебя. Он просит, но словно приказывает. Байсянь напрягается всем телом, но просьбу выполняет. Ноги настолько тяжелеют, что каждый шаг становится мучительным. Едва оказываясь рядом с императором, мужчина притягивает девушку к себе, не оставляя и миллиметра между ними. Он касается носом ее шеи, вздыхая сладкий запах пиона. Байсянь бросает в дрожь. Ее зрачки расширены от страха, губы дрожат от волнения. В голове бьет тревога, оповещая о том, что ее заставляют. Она не хочет этой близости, она сейчас не принадлежит себе, ею управляют, будто пешкой. — Душа моя, как же ты неописуема пахнешь, — император ЦзыТао водит носом, поднимаясь выше. Сердцебиение учащается после того, как мужчина убирает мешающие волосы назад, открывая для себя обзор на молочную шею, — Я пленён. Мужчина берет на себя ответственность и, придерживая едва стоящую на ногах девушку, ведет к своей кровати. Он присаживается и тут же тянет ее на себя, после чего наложница оказывается лежащей сверху. Император удовлетворенно выдыхает. Его руки ложатся на ее спину, принимаясь активно и уверенно гладить, при этом ощущая, как девушка напрягается и вздрагивает в его руках. — Я не причиню тебе боли, — он шепчет в самое ухо. Байсянь бьет дрожь. Такая, что слегка подташнивает. Она не может сосредоточиться на своих ощущениях, потому что в голове накрепко застряло, что ей мерзко. Омерзительные мужские руки, омерзительная близость, из-за которой она чувствует себя грязной. На нее словно выкинули прошлогодние помои, которые успели сгнить и разложиться. Она находится в опасности, когда вот так просто позволяет кому-то собой обладать. Но император не обращает на истинные чувства внимание, ему кажется, что в его руках нечто невинное, не знающая интимной близости с мужчиной. Байсянь не первая его наложница, но остальные не вели себя так, как она. Чаще всего они вздыхали томно, дрожали от предвкушения, умоляли взять их, пуская в ход все свои чары. С Байсянь же по-другому. Она неприкасаемая, недосягаемая. И когда руки достигают этого нежного и желанного тела, кажется, будто прикасаешься к чему-то непозволенному, божьему. Мужчина водит руками по всему телу, опускаясь ниже и принимаясь сжимать ягодицы. Его лицо темнеет из-за того, что он не получает ответной реакции. Девушка в его руках просто лежит, не предпринимая никаких действий, только дышит сложно и вздрагивает время от времени. — Тебе не нравится? — с явным недовольством взирает император. Ужаснейшая ложь, которую произносит Байсянь, испугавшись внезапного гневного голоса. — Н…нравится, — она сглатывает, мысленно плача от жалости к себе, — Просто я боюсь. Мужчина в лице добреет и стирает пальцем скатившуюся слезу с мягкой кожи. Затем припадает к ее губам, властно целуя и шепча о том, чтобы она не боялась, чтобы просто доверилась. Но Байсянь не перестает плакать и после этого, ей только хуже. Каждая близость остро ощущается в сердце, пятная его. Она хочет кричать «Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, остановитесь, мне не приятно. Мне мерзко», но вместо этого сгибается в спине и фальшиво стонет. Произнесенное ею «Я не могу» заставляет нахмуриться мужчину, а сведенные вместе колени, не впуская его, и вовсе гневно разразиться. Император впервые недоволен непокорностью. Он сдерживался, уверенно теплел, позволяя наложнице слегка противиться, но сейчас его гневная аура наполнила всю комнату. Подмяв девушку под себя, он несдержанно приковывает ее руки к кровати, а сам принимается исцеловывать лицо, постепенно переходя к груди. Его действия становятся быстрыми, резкими, грубыми. Тело под ним продолжает сопротивляться, но постепенно успокаиваться под напором. В этот день Байсянь хоронит в себе чувства к мужскому полу. Стоит всему закончиться, как наложница вылетает из покоев, бросаясь вперед по коридорам. Ее громкое «Не ходите за мной!» позволяет отступить евнуха. Байсянь закрывается в своей комнате и принимается громко плакать, не сдерживая себя, не боясь, что ее услышат, даже скорее она хочет, чтобы ее слышали. Между плачем она грубо запрещает кому-либо входить к ней, когда прислуги пытаются заглянуть в комнату. Переполох стоит и за дверью в комнату наложницы, ведь слуги обеспокоены таким поведением. Легкий гул не заглушает истерику наложницы, даже наоборот, добавляет шума. — Что здесь происходит? — звучит грозный голос. Прислуги припадают к ногам появившейся женщины, кланяются, касаясь лбом пола. Со стороны слуг настает мертвая тишина, только громкий плач слышен за дверью, — Я задала вопрос, — недовольно продолжает императрица Чжун. Одна из слуг объясняет госпоже всю историю, после чего императрица велит открыть дверь и пропустить ее внутрь. Слуги подчиняются. Императрица входит, несдержанно хлопая за собой дверь. Ее встречают зареванные глаза, лицо, на котором размазался весь макияж. Увидев такую картину, девушка недовольно хмурится. — Ты отвратительно себя ведешь, — говорит императрица вдруг притихшей наложнице, — Такое поведение не подобает наложнице. Что происходит с тобой, Байсянь? Девушка в ответ шмыгает носом, сидя на своей кровати. На ней накинуто покрывало, растрепанные волосы и темные дорожки от слез. Ее лицо вдруг кривится в новом заходе плача, после появления императрицы ей вдруг поплохело, сидящая внутри обида стала разрывать ее на части. — Неблагодарная, — холодно произносит Чжун, так же стоя у двери, только руки складывает на груди, — Император будет недоволен твоим поведением. Молись, чтобы он не выкинул тебя умирать на улице от голода. Байсянь испуганно распахивает глаза. Ее выкинут? — Наложница так себя не ведет, — с интонацией заканчивает императрица, отчеканивая каждое слово. — Я не могу, — жалобно, — Это выше меня, это выше моих сил. Императрица в ответ хмыкает. Что позволяет себе эта девушка? Да она вообще понимает, в какой ситуации находится? Она наложница, выбранная императором. Она кандидатка на правительницу. Да эта девушка целовать ноги должна и благодарить богов за удачу! — Почему ты другая? — почти неслышно интересуется Чжун. Байсянь не плачет, вместо этого она нервно чего-то ждет от императрицы, будто сейчас с этих губ прозвучат ожидающие слова о том, что ее отпускают, о том, что она может вернуться к своей матери или хотя бы больше не появляться на глаза. Ожидания не оправдываются. Чжун продолжает молча наблюдать, презрение на лице испаряется, и в глазах проскальзывает мимолетная жалость. Императрица никогда бы себе не позволила так откровенно жалеть другого человека, не этому ее учили, не ради этого она жила, чтобы в какой-то момент испытать противоречивые чувства. Почему эта девушка появилась в ее жизни? Почему к ней нет чувств ненависти и опасности? Ким Чжун с раннего детства готовили к правлению, в ней воспитывали покорность, покладистость, аристократичность и жесткость по отношению к людям, находящимся ниже нее. Эти качества она проявляет и по сей день, но стоит увидеть ореховые глаза, в душе что-то переворачивается. Байсянь обладает необъяснимой способностью – открывать перед собой настоящую сущность людей. Ким Чжун этого и боится. Боится показать себя слабой девочкой, которую она прячет в себе за стальной маской истинной правительницы. Она боится саму Байсянь. Императрица провожает удивленным взглядом вдруг вскочившую на ноги наложницу, после чего сама бросается за ней в соседнюю комнату. Что задумала эта девочка? Оперившись о стену в ванную комнату, она с сочувствием наблюдает за резкими движениями девушки, пытающаяся стереть себя запятнанную грязью. Но тело не душа, и ее не сотрешь жалкой горячей водой. Попытки продолжаются некоторое время, кожа начинает краснеть от усилий, слезы вновь скатываются по щекам, и становятся слышны новые всхлипы. — Перестань, — недовольно требует Чжун, продолжая наблюдать, как красная кожа покрывается пятнами, — Ты покалечишь себя. Она хмурит брови из-за того, что ее не слышат. В следующую секунду ее глаза наполняются ужасом, увидев, как наложница наполняет таз кипяченой водой. Подлетев к девушке, она хватает ее за руку, не давая завершить начатое. — Ты с ума сошла? — гневно вопрошает императрица, — Сейчас же возьми себя в руки! Она дает наложнице легкую пощечину. Байсянь прикладывает руку к ударенному месту и с ужасом смотрит на правительницу. — Я не собираюсь извиняться. Ты заслужила. Императрица отдает приказ слугам вымыть наложницу и уложить спать, а сама уходит в свои покои, устало потирая виски. Черт ее дернул, спустить на этаж ниже, зайти к никчемной девчонке, да еще помогать ей. Ким Чжун сама сошла с ума, наверное. Слухи распространяются с неведомой скоростью. Уже в каждой дыре дворца знают о недостойном поведении наложницы, с такой же скоростью и разлетается новость о том, что сама императрица успокаивала юную наложницу. Обе новости становятся самыми обсуждаемыми. Разгневанный император влетает в покои Чжун, разгоняя служанок, находящейся с ней. — Что ты себе позволяешь? — раздраженно выплевывает император. Чжун низко кланяется, не прося даже помилования. Ей ничего не стоит договориться с императором, чтобы ее не наказывали, но понимая, что этим она сделает хуже Байсянь, молчит и ждет. — Ты позоришь меня! — тон в голосе не меняется, скорее, становится стальным и непробиваемым, — Двадцать ударов плетью! Императрица с дичайшим ужасом поднимает взгляд. — Но повелитель, — ее губы начинают дрожать. Разве она заслужила такого сильного наказания? Император ЦзыТао поднимает руку, призывая девушку замолчать. — Двадцать ударов для Байсянь, а ты будешь их наносить, — не давая возразить, мужчина уходит, приказывая принести для императрицы плеть. Чжун возмущена, но этого не показывает. Она никогда не перечит императору, уважает его мнение и выбор, подчиняясь, но сейчас возмущена тем, что ей не оставили выбора. С одной стороны, она рада, что удары предназначены не для нее, с другой ей безумно жаль наложницу. Облегчает разве что сама участь, ведь вместо нее мог быть кто-то другой, более беспощадный и сильный. Но императрица не ослушается приказа, поэтому и сил жалеть не станет. Чжун берет в руки принесенную плеть и забирает с собой двух крепких слуг-мужчин. Оказываясь перед комнатой наложницы, она разгоняет слуг, топчущихся у двери Байсянь, ведь та отказывается есть и вообще впускать кого-то к себе. Императрица церемониться не станет, поэтому с силой открывает дверь и оказывается внутри. Она молча указывает слугам схватить наложницу и поставить на колени. Те беззвучно выполняют приказ. Чжун не хочет видеть эти испуганные глаза, не хочет слышать беспомощный писк, но выполняет должное и смотрит на нее пустым взглядом. — Император ЦзыТао наказывает тебя за непослушание, Байсянь, — ровно произносит Чжун, — Двадцать ударов плетью. Голос холодный, но в мыслях вертится «Только выдержи все, Байсянь, молю». — Этого не может быть, — наложница испуганно дергает рукой, но мужчины держат ее крепко. Императрица мысленно просит прощение, повторяя «Прости, ради всего святого. Прости…», а сама тем временем указывает взглядом на наложницу. Слуги насильно сажают ее на колени и сгибают лицом к полу. Перед Чжун открыта спина, на котором шелковый алый халат. «Надеюсь, крови будет не видно», — первая мысль, а после и первый удар, который приходится на лопатки. Громкий вскрик расходится по комнате. Чжун не видит покраснения под тканью, но может представить себе образовавшуюся рану. Плеть одна из самых беспощадных. Второй удар наносится сильнее, но вот крик становится тише, словно его пытаются сдержать. «Глупая, какая же ты глупая», — Чжун нервно сжимает плеть в руках, видя, как крупные слезы капают на пол. Третий удар она наносит дрожащими руками, поэтому случайно задевает плечо. Она мысленно успокаивает себя, приказывает взять себя в руки и закончить скорее этот ад. Поэтому следующие пять ударов следуют друг за другом в ускоренном темпе, но императрица ломается под чужими слезами и делает перерыв. Ноги уже не держат саму Чжун, она готова сама принять эти удары, вместо юной девушки. — Дальше я сама, — спокойно произносит императрица, но с трудом сдерживая дрожащий голос, — Свободны. Слуги моментально испаряются, оставляя лежащую на полу Байсянь. Та не шевелится, она будто и вовсе потеряла сознание, но лучше бы так и было. Как только дверь закрывается за мужчинами, Чжун присаживается на колени рядом с наложницей. — Мне тоже больно и тяжело, — ее голос, наконец, дрогнул, — Но нужно закончить, иначе, наказание будет жестче. Байсянь давится слезами, боясь пошевелиться, ведь спина горит огнем, будто к нему приложено что-то раскалённое. Она даже не знает, как умудряется кивнуть и принять наказание, ведь сама понимает, что заслужила. К ее голове прикасается рука, проводя по ней, словно успокаивающе гладя. — Я буду бить не в полную силу, только не сдерживай голос, иначе никто не поверит, — тихо произносит она почти в самое ухо, чтобы никто не подслушал их, а после встает на ноги и наносит удар. Крики разрывают сердце. Чжун напрягается, когда плеть касается спины. Она чувствует всем телом насколько больно наложнице, хотя никогда не получала такого наказания. Остаются какие-то жалкие три удара, но они не успевают дождаться своей очереди, ведь Байсянь просто теряет сознания от болевого шока. Чжун расслабляется и не замечает, как холодный ветерок касается ее лица. Слезы. Кажется, императрица плакала.◀◀ ▶▶
Байсянь раскрывает глаза и сразу же морщится от боли. Служанка подскакивает, видя пробуждение, и тут же несется к наложнице, предлагая попить воды. Девушка что-то хрипит в ответ, беспомощно и жалобно, что служанка сама помогает ей глотнуть. Она лежит на животе, ведь спина все еще саднит от боли. Сколько она проспала? Пробегаясь взглядом по комнате, Байсянь делает легкое движение и слезы тут же образовываются на глазах. Невыносимая боль. — Дай ей снотворное, еще рано пробуждаться, — наложница узнает знакомый голос и хочет обернуться, — Не смей двигаться, иначе, я не прощу себя, — голос становится четче. Перед наложницей оказывается императрица и заглядывает ей в глаза, — Поспи немного, пока боль немного не стихнет. Еще сутки, потерпи. — Х…хорошо, — неузнаваемым голосом отвечает наложница и ловит легкую улыбку на губах Чжун. Она проваливается в сон после выпитого снотворного.◀◀ ▶▶
Байсянь вновь просыпается, чувствуя чью-то ладонь на своих волосах. Она приоткрывает глаза и видит умиротворенное лицо императрицы. Чжун сидит возле нее на коленях, перебирая пряди длинных миндальных волос. — У тебя красивые волосы, — шепчет она, видя пробуждение наложницы, — Как ты себя чувствуешь? — Лучше, — отвечает Байсянь, успокаиваясь от поглаживаний. Ей хочется прильнуть к ладоням и острее почувствовать прикосновение. — Тебе нельзя пока вставать, — предупреждает императрица, — Раны глубокие, — в ее глазах пробегает стыд вперемешку с горечью, — Прости, пожалуйста. — Почему Вы так заботитесь обо мне? Императрица замолкает, слегка удивляясь, ее словно застали врасплох. — Я не знаю, — честно отвечает Чжун, — Но ты другая, Байсянь, совершенно другая. И это пугает. Даже сейчас, сидя вот так рядом с юной девушкой, хочется быть собой, быть открытой и говорить часами. Наложница мычит в ответ, не понимая, как оценивать сказанное. Хорошо ли то, что она другая? Но получая заботу от самой императрицы, хочется верить, что она особенная. — Император удовлетворен твоим наказанием, некоторое время он не будет взаимодействовать с тобой, поэтому тебе нужно вернуть доверие и сделать все, что в твоих силах. Умоляю, не перечь и не противься. Он ненавидит непослушание, — наложница хочет запротестовать, — Ты свободолюбива, Байсянь. Это огромный плюс, но не в пределах дворца. Здесь мы все служим императору, и только ему мы должны подчиняться. Если его прихоть – провести с тобой ночь, то ты обязана подчиниться и ублажать его. Чжун видит в лице девушки противоборство, поэтому тяжко вздыхает. — Чем ты так огорчена? Почему не позволяешь обладать собой? Байсянь прикрывает глаза, не решаясь ответить. — Я не могу, — судорожный выдох, после которого тело отдает болезненным импульсом, — Мне мерзко. Наложница замирает, ожидая чего-то ужасного в ответ, ведь буквально секунду назад она сказала непозволенное. Чжун устало трет виски. — Тебе нельзя оставаться во дворце, — и поймав удивлённый взгляд наложницы, продолжает: — Твое место не здесь. Байсянь не веря услышанному, преодолевает боль и хватается за ладонь императрицы. — Пожалуйста, не выгоняйте меня. Прошу. Моя матушка останется совершенно одна, о ней некому заботиться. Чжун смотрит в ответ с сочувствием, накрывает ладонь девушки другой рукой. — Я не могу выгнать тебя. Ты словно раскаленное солнце, обжигающая кожу. С тобой мучительно, но без тебя тоскливо и холодно. Байсянь смущенно опускает взгляд, услышав сравнение. Она солнце? — Тебя накормят, и снова уложат спать, — императрица встает на ноги и собирается уйти. Ее останавливают, схватывая за ладонь, — Я буду рядом, Байсянь, не переживай. Получив утвердительный кивок, Чжун зовет слуг и дает указания, а после уходит к себе в покои.◀◀ ▶▶
Спина наложницы постепенно заживает, и через две недели ей становится намного лучше. Небольшая боль присутствует, но, если только задеть больную часть, а так, ходить и лежать терпимо. Слуги присматривать за девушкой не перестают, то и дело предлагая отдохнуть, поесть, попить и прочее. Но Байсянь не возражает, ведь боится ослушаться любого, соглашаясь со всем, либо мягко отказываясь. Не утаить, что теперь наложница боится многого, но больший страх у нее перед императором, которого она опозорила своим неповиновением. Она сопротивлялась, когда мужчина хотел овладеть ею, она препятствовала каждому действию, что в итоге, сделала хуже себе и другим. Ей было больно. Буквально все болело, когда император насильно принуждал ее, когда кусал ее губы, плечи, шею, чтобы доминировать и подчинить наложницу. И первый раз стал самым адовым, что и представить себе было невозможно. На лице пробегает грусть, когда наложница вспоминает все это. Почему она не может? Разве сложно было уйти в себя и представить что-то другое? Но нет же, какая-то обида отрезвляла ее, не давая абстрагироваться. Обида за то, что это происходит поневоле, без ее согласия и согласия тела. Навещающая по вечерам Чжун обещает, что ее не тронут еще долгое время, минимум месяц, максимум полтора, пока наложница полностью не оправится, а затем ее ждет серьезный разговор с императором. Чжун не уверена, каким будет решение мужчины, но просит наложницу молить о прощении и способе загладить вину. — Ты должна исправить ситуацию, — говорит императрица, сидя с наложницей в ее комнате почти за полночь, — Император поймет и примет тебя снова, если ты объяснишь, почему так поступила тем днем. — Но что я должна сказать? — грустно произносит Байсянь, — Я неспособна на большую ложь. — Скажи, что сильно была напугана и умоляй простить, умоляй, пока он не согласиться. Император человек добродушный, он поймет. Байсянь неуверенно кивает и сразу же ловит грустный взгляд императрицы. — Что-то случилось? — Байсянь, — тяжкий вздох Чжун, — Ты должна доказать свое подчинение императору и провести с ним ночь. Наложница принимается активно вертеть головой, отрицая реальность. — Нет, нет, нет, пожалуйста, не заставляйте меня! Я сделаю что угодно, но только не это, — Байсянь хватается за руки императрицы и жалобно заглядывает в глаза, — Пожалуйста, — шепчут ее губы, — Я не могу. Такой взгляд разрывает сердце. Императрица не хочет заставлять девушку вступать с императором в интимную близость, но ничего не может поделать, ведь по-другому наложнице не выпросить прощения. — Пожалуйста, — снова ударяет ей под ребра, — Вы ведь можете мне помочь? Чжун накрывает ладони одной рукой, а второй принимается зарываться в мягкие волосы девушки. Пройдясь по всей длине, она поднимается к бархатистой щеке и проводит тыльной стороной, неспешно гладя. Байсянь успокаивается под ласками, даже сама тянется к разрывающим временами контакт рукам. Наложнице безумно приятно чувствовать прикосновение императрицы. — Ты ведь не боишься прикосновений? — в доказательство Чжун берет лицо наложницы в свои ладошки и заглядывает ей в глаза, — Ты не боишься близости, Байсянь, — в утверждение она приближает свое лицо к девушке, не разрывая контакта глаз и видя, как глаза напротив активно бегают, — Ты не сопротивляешься, — она шепчет, находясь совсем близко, — И ты мило умеешь смущаться, — императрица улыбается, почти чувствуя, как сердце наложницы ухает вниз, — Что ты думаешь обо мне? Вопрос заставляет замереть. Байсянь не понимает, что происходит, но приближенное до невозможности лицо императрицы, заставляет нервничать. И это совершенно по-другому, не так, как с императором. — Тебе приятно? — Чжун убирает прядь волос девушки за ухо и сразу же касается этого уха пальцами. Она задерживается на мочке, поглаживая ее, — Что ты чувствуешь? — П…приятно, — томно выдыхает Байсянь, прикрывая веки от наслаждения. — Глупенькая, — шутливо заканчивает Чжун и оставляет почти незаметный поцелуй на щеке. Наложница удивленно распахивает глаза и прикладывает ладонь к горящей щеке. Ее поцеловали? Почему настолько волнительно и приятно? — Я помогу тебе, хорошо? Научу получать удовольствие от ласк. — Что? — Байсянь не верит ушам, — О чем Вы? — Меня ты не боишься, если помочь тебе привыкнуть, то и с императором все получится, — Чжун прищуривает свои янтарные глаза и хитро улыбается. Ей нравится подшучивать над девушкой, даже если сейчас она ничуть не шутит, — Ласки, Байсянь, ласки. Императрица касается чужой лодыжки теплыми пальцами, вызывая огромный табун мурашек у наложницы. Затем не спеша поднимается выше до колен, тут же быстро спускаясь вниз. От этих прикосновений Байсянь вздрагивает, боясь своих ощущений. Слишком приятно, что сердце заходится в ускоренном темпе, пальцы на руках сводят судорогой и в животе приятно щекочет. Ее дыхание учащается. Чжун не прекращает ласки, смелея и поднимаясь выше до бедер. Останавливается, чтобы прислушаться к чужому дыхание и тут же довольно поднимается выше, находясь в опасной близости к чувствительному месту. Императрица большего не позволяет, решает перейти к ласкам другой части тела, но увидев в глазах наложницы необъяснимое удовольствие, осторожно достигает плоти, пальцами нажимая туда. Мелодичный стон балует уши. — Откуда столько страсти? — слегка ухмыляется императрица, продолжая гладить плоть сквозь тонкую ткань белья. Наложница мякнет, ничего не соображая. Голова опустела настолько, что спроси ее имя, она не сразу бы вспомнила. Эти пальцы сводят с ума, прикосновения, которые невообразимо насколько приятны, ведь с императором такого она не чувствовала. Ей хочется выгибаться, дернуть бедрами, чтобы касание пальцев усилилось. Ее лицо горит, даже скорее все тело пылает пожаром, что становится душно. Жарко, слишком жарко. — Хочешь, чтобы я прекратила? — шепчет императрица и, получив отрицательное качание головой, свободной рукой принимается ласкать живот. Поглаживания достигают грудей, и теперь Чжун уделяет им особое внимание, прекрасно понимая, что грудь девушки очень чувствительна к ласкам. Тело наложницы императрица знает, как свое собственное, поэтому знает, где нажать сильнее, где слегка погладить, чтобы получить неведомое удовольствие. Последний стон Чжун ловит своими мягкими губами, целуя чужие не менее мягкие и сладкие. — Зачем? — Байсянь дышит быстро. Императрица соображает сразу. — Чтобы я не страдала, моя милая, а ты не была наказана, — загадочно произносит императрица и встает с кровати, оставляя девушку лежащей на ней одну, — Доброй ночи, сладкий пион. Чжун оставляет наложницу со смешанными чувствами.◀◀ ▶▶
Месяц проходит незаметно. А новость об улучшении наложницы становится обсуждаемой, так же, как и слухи о том, каким будет выговор императора насчет нее. Многие гадают, что ее запрут в темнице, кто-то заикается о казни, и только самые отчаянные верят в добродушность императора. Байсянь не готова ни к одному из вариантов, в ее сердце лишь одна надежда, что ее вернут к матери и оставят проживать свою жизнь, как и прежде. Только эту надежду вытесняет мысль об императрице, что так сильно заселилась в ее сердце. Эти необъяснимые чувства, которые она испытывает, когда видит ее, когда ждет каждым вечером в своей комнате. А затем ощущает своим телом прикосновения, отбросившие разум. Как же ей теперь быть? Остаться наложницей для императора и всегда видеть Чжун, либо вернуться к матери и жить своей былой жизнью? Второй вариант рассматривает ее сердце, никак не реальность, ведь в реальности еще нет выговора от императора. Последние два дня императрица ведет себя странно, она так же приходит к наложнице, проводя с ней время, оставляет поцелуи на лице, шее, особенно глубокие на губах, доводя девушку до неестественного блаженства. Но на ее лице проскальзывает грусть, прикосновения становятся жестче, немного напористыми, словно в спешке, словно опасно. На вопросительный взгляд, Чжун улыбается немного печально, пытаясь придать уверенности, но не выходит. — Ты в опасности, — с горечью выдыхает императрица, — Байсянь, нужно что-то делать, — она касается легким поцелуем губ, — Император не собирается тебя прощать, я подслушала, он хочет наказать тебя недельным заточением. — Но почему? — со страхом интересуется Байсянь. — Он все еще зол, если бы только немного времени, я бы задобрила его, но в конце этой недели он собирается вынести выговор. — Как же быть? — наложница останавливается и заглядывает в глаза, в которых видит растерянность. Почувствовав новый глубокий поцелуй, что разносит дрожь по всему телу, наложница слышит не верящее: — Бежать. — Нет! — Байсянь протестует, — Я вытерплю заточение, вытерплю, но я не хочу уходить. Чжун, — вымаливает она, впервые называя императрицу по имени, — Я не хочу терять тебя. Императрица уносит в новый поцелуй «глупенькая» и стирает слезу с щеки. — В заточении намного хуже, чем удары плетью, милая. Неделя без еды и вода раз в три дня, ты не выдержишь. Я не выдержу, пожалей меня. Больше двух месяцев люди не выдерживают и умирают, пусть неделя и не месяц даже, но муки адские. — Но… — Байсянь не находит слов ответить, — Моя матушка, я не могу оставить ее. — Я отправлю твою матушку вместе с тобой, — уверенно заявляет императрица и улыбается, придавая лицу радость, — С утра вас не будет во дворце. Береги себя. Чжун проводит по гладкой щеке ладонью, навсегда запоминая нежность кожи и теплоту тела. Ей сложно отпускать Байсянь. Больно, но другого выхода она не видит, ведь наложница свободолюбивая девушка. Она другая, не такая, как Чжун и другие женщины. Чжун была рождена для правления, воспитана быть главной женой императора, и ее устраивает такое расположение. Здесь она и останется. Рядом с императором, рядом со своим местом. Это ее и больше ничье. Императрица умалчивает, что подстроенный побег не сойдет ей с рук, и даже представляет свое наказание, но ради Байсянь молчит и не говорит. Она готова принять эту участь, готова выдержать наказание, которого заслуживает. Чжун крепко обнимает теплое тело, прижимая к себе юную девушку со спины. Этой ночью она останется с ней до самого времени, как придет пора бежать. Она не спит, просто потому что, не может, прислушивается, как забавно сопит Байсянь, и сердце наливается неописуемым теплом. Байсянь само наказание судьбой. Императрица будит наложницу до рассвета, оставляя легкий поцелуй на щеке, а после просит поторопиться. — До ворот провожу я, а после вам нужно бежать на юг, через три километра ты увидишь мужчину. Ты сразу узнаешь его, поэтому не сомневайся. Затем он поможет вам бежать из страны. — Из страны? — Байсянь шокировано переводит взгляд и получает утвердительный кивок. — По-другому нельзя, — ложь больно колит в районе сердца. По-другому можно, но никто не гарантирует, что императору не захочется найти наложницу. — Пока слуги не принялись за работу, нужно спешить, — Чжун открывает дверь, оглядывается, и не увидев никого, берет в ладошку чужую ладонь и спешно ведет за собой. Они выходят из дворца, идут грациозно по аллее, словно прогуливаются. И дойдя до ворот, императрица получает низкий поклон охранников, велит им открыть ворота. Те подчиняются. Байсянь радостно кидается к матери, увидев ее. А после услышав родной голос Чжун «скорее», оборачивается к императрице и подходит к ней, тут же обнимая. — Я не забуду Вас, госпожа, — шепчет она, прощаясь таким образом. Перед тем как разорвать объятия Чжун слышит тихое и едва уловимое «я люблю тебя», а после она провожает спины юной девушки и ее матери. — Закройте, — велит императрица охранникам и уходит. Чжун просыпается только днем в своей кровати. Первая мысль только проснувшись, надежда, что Байсянь встретила своего художника Пак Чанёля, который обязан был забрать их с собой в Южную Корею. А остальное неважно... В комнату императрицы влетает разгневанный ЦзыТао с высокими мужчинами, и в голове Чжун «я заслужила». — Как ты посмела? — властный тон, — Охрана мне доложила. Куда ты ее отправила? Отвечай! Не хватает разве что посоха Посейдона, чтобы добавить грозности в этот момент. Императрица молчит, показывая этим протест. Она не выдаст, она выдержит все, лишь бы ее Байсянь была счастлива. — Откуда столько дерзости, Чжун? — холодно спрашивает ЦзыТао, обращаясь к девушке, как к истинной правительнице, — Ты осознаешь весь позор, на который меня обрекаешь? Правительница поджимает губы, вздрагивая от любого движения императора, кажется, словно в любую секунду ее могу ударить. — Месяц заточения в темнице. — Правитель, — дрожащими губами произносит она, удивленно распахивая глаза, — Вы не можете. Император поднимает руку, затыкая этим Чжун, и взмахивает ею в сторону, давая приказ. Мужчины крепко хватают императрицу за руки и выводят из покоев. Байсянь – свободолюбивая птица, отпущенная на волю. Чжун грустно улыбается и шепчет «Я люблю тебя».