Гавани. Савсэм после

Автор заранее приносит извинения Кеменкири, Иври, Анариону и… ну, в общем, всем остальным тоже

Южные предгорья Химринга. Стойбище вастаков. Ночь. Костер. Несколько мужчин у огня. Один из них – невысокий, но кряжистый – был вождем этого племени. Точнее, того, что осталось от народа Бора спустя все эти войны. Вот не больше племени и осталось от народа… Вождь называл себя просто – Бората, потомок Бора. С ним не спорили: называйся как хочешь. С ним вообще предпочитали не спорить, будь то вопрос, которого барана нынче резать, или подниматься ли их племени на недавнюю войну. Вастаки жарили мясо. Мальчишка, лишь недавно принятый в собрание мужчин и гордо именующий себя “юный муж”, настраивал фандыр. – Хотите, я о недавней войне спою? – спросил он. – Я у Древних слышал… такая песня – за сердце берет. – О недавней? Валяй, – кивнул Бората. И юноша запел. Собирали войско, взыскуя извечной цели, – Лед на алой стали да лед в глазах – Лорд мой Маглор – благороднейший из менестрелей, И брат его Маэдрос, доблестью славный в боях. Ибо вести пришли о том, что соль земная, Камень клятвы нашей, огонь и лед, Ныне в Гаванях, и, огнями играя, Он руки наследника мастера ждет. И что быть войне, и что будут биться Эльфы Гавани за королеву свою, Войско нолдор выступает с походом к морю, И мы – в который раз – готовимся к смерти в бою. Вот и Гавани – шаг от смеха до боли. Мы с мечами, они с мечами, трубят рога. Слуги клятвы и воины башен у моря – Что ж, выбирай себе среди них врага… Веру в свою правоту Зови, Громче зови. Время стало водой И ушло в песок. Казалось, что руки мои в крови, Казалось, я вижу трупы у наших ног, Казалось, что это сон, и сейчас проснусь, Или что обрушится небосвод, И голос Маглора: "Нолдор, вперед! Да что ты стоишь, я же сказал – вперед!" И алый огонь в глаза, точно сотни свеч, И гулко звенит о плиты брошенный меч: "Да кто ты такой, чтоб я жизнь разменял на гнев, И кто ты такой, чтобы приказывать мне?!" ... Я ушел оттуда и молча сидел у воды, Там лишь плачет прибой, да тростник у лагун поет, И думал, когда ж наконец, о когда Станет железным усталое сердце мое? Я свободен отныне, а солнце клонилось вниз И тонуло в морях, алым светом весь мир одев. И первые звезды в небе зажглись И бледно мерцали, дробясь и двоясь в воде. Я сидел и думал о тех, кто остался там, Кто был прям и неистов в жестоких путях своих. Это братья по крови и братья по духу мне, Это братья твои, неужели оставишь их? И еще я подумал: "Что смысла искать в путях – Ведь не ищут его ни звезда, ни прибой, Они просто есть, ну и ты будь тем, кто есть". И еще я подумал: "Ну хватит, пора домой". Я полночи искал их лагерь в чужой земле, И нашел, наконец, и узнал, кто остался жив, И прошел к шатрам, не глядя ни на кого, И стоял перед Маглором, низко лицо склонив. "Я вернулся, не зная, буду ли принят вновь, Или мне отныне – свобода, что горше вина". Он сидел у огня, и, казалось, жег не дрова, А надежды чужие, да мысли, да имена. Он смотрел отрешенно в огонь и не поднял взгляд, Он сказал: "Уходи, всякий эльда свободен и горд". Я ответил на это: "Нет дважды пути назад". И еще я на это ответил: "Увы, я был слаб, мой лорд". …Собирали войско, взыскуя извечной цели, – Лед на алой стали да лед в глазах – Лорд мой, Маглор, благороднейший из менестрелей, И брат его, Маэдрос, доблестью славный в боях…1 Где-то к середине песни из темноты вышел высокий эльф, закутанный в плащ с капюшоном. Молча слушал, стоя поодаль. – И где же ты этого ягнячьего блеяния наслушался? – осведомился Бората, когда юноша допел. – А… тебе не понравилось? Но ведь так красиво и… – За сердце берет, да? – передразнил вождь. – Я посижу с вами? – спросил эльдар, подходя. Вастаки молча потеснились. – Я тоже хотел бы узнать, чем славному Борате не понравилась эта песня. – Ты был в этом, как его, Авер… Арен..? – Арверниэне, – подсказал нолдор. – Был. Мы все там были. Бората выразительно посмотрел на него, хотя что тут смотреть: черный плащ, капюшон опущен почти до подбородка, и ничего больше не видать. Что это эльдар, а не человек, понимаешь только по росту, узким плечам до выговору… он у Древних всегда напевный такой. – И я там был, – подал голос юноша, сообщая об этом не столько Борате, сколько эльдару. Говорить об этом Борате было не нужно – вождь лучше лучшего знал, что все мужчины его племени, даже вот такие желторотые, ушли в этот поход. Ушли просто потому, что поход объявил их алдар Маэдрос. А он, Бората, скорее бы выучился ходить на руках, чем остался на стойбище, когда алдар зовет на битву. Ну а вастаки, соответственно, скорее бы научились есть носом и смотреть ушами, чем не пошли в поход, объявленный их вождем. – …Я был, – повторил юноша, – и я видел это, видел своими глазами: какие-то Древние и впрямь отошли, их не было в битве. – Это и я видел, – зло хмыкнул Бората. – Только петь надо о достойном, а не повторять всякую песню только потому, что ее сложил Древний. – А ты считаешь, – подал голос эльдар, по-прежнему не открывавший лица, – что эти воины поступили недостойно? – Да они хуже шавок, жрущих отбросы!.. Нолдор хмыкнул: цветистость человеческих ругательств его восхищала не первый век. – А те, что перешли на сторону Эльвинг? – Кхм… Кушать будете, господин мой? Мясо поспело. – Не откажусь. Но ты не ответил на мой вопрос. А мне бы хотелось услышать, что думает об этом вождь вастаков. – Кхм… А ну-ка, – кивнул Бората одному из своих, – отложи мне на краешек углей, чтобы не остыло. – Так вот, – начал Бората. – Для нас, к примеру, нет вопроса, кого и почему решил бить алдар Морозного Пика. Наши прадеды пришли сюда, наши прадеды признали его алдаром – и всё. Родичи у него в этом Авер… – Арверниэне. – Угу. …или не родичи – нам дела нет. Сказали воину: в поход, он – на коня и в путь. И готов поспорить на дедовский клинок, и среди Древних таких немало. По мне, только так и ведет себя настоящий муж. Пусть алдар его думает, на кого нападать и с кем дружить. Согласные кивки вастаков были ответом Борате. – Ладно, у Древних другие законы. У Древних простой воин может сказать своему алдару: ты – последняя… кхм… кхм… – Не заслуживающий уважения. – Точно! …не заслуживающий, и я твои приказы исполнять не буду. Не желаю я, значит, пятнать своих рук братоубийством, и потому перейду я на сторону Аве… тьфу ты, Гаваней, и буду я биться против тебя и своих же товарищей, ибо ну вот по самое “не могу” претит мне братоубийство! Послышался общий смех. Даже эльдар не удержался. – Во-во, – сверкнул глазами Бората. – Вот, значит, будут они противиться братоубийству до последней капли крови. Только смешного тут мало, потому что пришибут такого те самые, кого он защищать хотел. – Это почему же? – в голосе нолдора слышалось удивление. – А потому что не придет же он к… как ее..? – Эльвинг. – Ага. … и не скажет же он ей: “Госпожа, я решил биться против своих и потому выдайте-ка мне новый полный доспех, а то на моем звездочки с восьмью лучами. А еще, госпожа, сбегайте до ближайших гномов и купите у них шлем с забралом, а то те из твоих Древних, кого я хочу защитить и кто знает меня в лицо…” – Да, всё правильно. Дружинники Гондолина просто знали в лицо дружинников Химринга. Я об этом не подумал. Они – тоже… – Так что этих, хм, противников братоубийства, били с двух сторон. Пока он будет объяснять моряку, что он не против них, а теперь вовсе даже наоборот, тот рубанет да и дело с концом. – Да… – Так что лучше уж жить по простому закону вастаков: кого вождь назвал врагом, того и бить. Бората взял прут с нанизанным на него мясом, вгрызся в сочащееся соком жаркое. Эльдар терпеливо ждал, пока вастак доест. Потом спросил: – Но ты таки и не ответил на мой вопрос. Об ушедших от битвы. Почему ты считаешь их недостойными? – Да потому что это поступок труса! – Разве? Ты сам говоришь – кто хотел остановить братоубийство, тот всё равно участвовал в нем. Только с другой стороны. А эти – они не убивали. Их руки чисты. – Ахр! – рявкнул Бората, не сдерживая гнева. – Хочешь не быть против алдара – будь с алдаром! Хочешь спасать моряков – бери меч и защищай их, пока они тебя не прибьют по ошибке! А вот так, спрятавшись в сторонке и сопли бархомой… Кхм… прощения прошу. Нолдор не обратил внимания на крепкое словцо – или сделал вид: – Но нежелание участвовать такой битве – это поступок истинно Светлого… – Светлого, мой господин? – переспросил Бората. – Может, даже и святого… Вастак помолчал и выдохнул: – Святые… светлые… сволочи.

декабрь 2006 1 Автор стихов – Анарион, коему я еще раз приношу глубочайшие извинения за использование текста без разрешения и дальнейший комментарий. Впрочем, прошу учитывать, что позиция автора не всегда совпадает с мнением главного героя.