Глаза пропитанные кровью и ненавистью.

- Она должна поехать со мной! - схватил отец маму за руку и сильно отдернул проведя её в чувство. - Должен лишь ты своему гребаному майору, а Марию не трогай. Она девочка, Саша, пойми ты! Д-е-в-о-ч-к-а! - произнесла она по буквам как будто бы это что-то изменило. Он отпихнул её в сторону и мама с грохотом повалилась на дощатый пол. И тогда я впервые увидела её слезы. Они были словно иней на лугах с розами. Мое девичье сердце готово было разорваться от жалости. - Мария, собирай вещи, быстро! - схватил он меня за шкирку и потащил в комнату. Сложив все свои платья и игрушки в небольшой чемоданчик на колесиках мы вышли из дома и заказали такси до ближайшего вокзала. Мой папа - старший лейтенант. С малых лет он хотел оберегать свою страну. В девятнадцать лет он по контракту пошел служить на пять лет, а после прихода влюбился в первую красавицу их села. Звали её Любовь. Ведь действительно, излучала она любовь. У неё были большие голубые чистые глаза, длинные каштаново-золотистые волосы, овальное лицо с пухлыми розовыми губами. Но не от внешности исходило то тепло, а от характера. Любовь была доброй, мудрой, стеснительной но где-то и нахальной девушкой. Добивалась она всего чего хотела, от целей до мужчин. Но увы, сидела она в девках до двадцати трех лет. Никто её сердцу не был мил: все не такие. То урод, то страшный, то злой, то извращенный. Вот и сидела она на полянке в зеленом лугу и смотрела на небо представляя дальнейшую жизнь. Папа мой стал ухаживать за ней, а потом они сыграли свадьбу и переехали в город. Через год родилась я. Полная противоположность моей матери и отцу. Не голубые и зеленые глаза - а ярко желтые, змеиные. Не темно-каштановые волосы как у родителей, а русые. В три годика я во всю носилась на велосипеде по ровным улицам, в четыре - шила платья своему набору кукол из Польши, куда ездил отец. В семь лет поменялась вся моя жизнь. Я пошла в школу как и все дети. Мне было немного неуютно, потому, что я была более развита. В то время как дети только-только выводили корявые буквы в тетради карандашом, я спокойно писала на листах ручкой. На литературе самый высокий балл был у меня. Некоторые даже говорили: будущий литератор. В один прекрасный день когда я возвращалась из школы, и упала на асфальт и разбила коленку да порвала беленькие гольфы. Пришла домой вся в слезах. Ко мне подбежал отец и схватил за волосы и словно котенка поднес к стеклу и начал кричать: - Смотри сюда! Тебе не больно, ты все выдумываешь, ты хочешь чтобы тебя жалели. Но знаешь что? Никто тебе не будет говорить о своих переживаниях и сочувствие. Каждый может пережить сложные и больные моменты. Когда тебе будет действительно больно, то ты никому не скажешь о своей гребаной боли. Ты будешь сжимать челюсти и кусать губы, но не скажешь! Ясно?! А теперь быстро марш умываться и обработай рану. И вот он взялся за мое воспитание и каждый день стал как один: утром завтрак из овсянки и молока, пробежка, отжимания и присест, полдник из хлебцев с соком, уроки, ужин из исключительно белка и витаминов, вечерняя пробежка и сон. Отец всю жизнь хотел себе сына, и мама родила его. Когда мне было два годика, то родился мой братик Андрюша. Но увы, когда ему исполнилось четыре года, он умер. Диагноз был слишком частые нагрузки на сердце, ведь действительно, папа не мог терпеть если кто-то бездельничает. Нет, он не тиран, просто воспитывался в ещё более жестоких рамках. Не смотря на его суровость я люблю его. - Не спи. - он легонько дал мне пинок под зад на платформе. Отсюда мы должны будем уезжать в Москву. - Не сплю я! - я стянула красивый цветастый платок со своей головы и сунула в сумку - не так уж и жарко. Ехали мы две ночи. Было душно. Спала я одна на верхней полке. Единственное что я делала так это спала и читала. "Неужели это все закончилось?! " - сладко смаковала я но понимала: затишье перед бурей. Вообще странно: знать что это неправда, но верить в это. Штаб находился за городом. Мне дали отдельную комнату где раньше находилась кладовка. Я разложила игрушки по полу и стала разговаривать с ними, мне очень сильно хотелось к маме. Я достала небольшую фотографию из кулончика который абсолютно всегда весел на моей шее: это был мой крест. Он меня оберегал. Представлял он собой капельку с камнем под названием аквамарин. Сколько он стоил, увы, неизвестно. В самом кулончике была черно-белая фотография где мы в зоопарке стоим возле слоника все вместе. Папочка обнимает маму и её волосы слегка пушатся на ветру, одета она в зеленое короткое платье с черными туфлями, а папа - в брюки и белую рубашку. Я же стою посредине с мороженным в руке, вся замазанная сладкой ватой и конфетами, счастливая и растрепанная. Как бы я хотела вернуть то время...Начало 1934 было очень эмоциональным: мы съездили на море, аж целый месяц отдыхали! Я купалась и загорала, кушала разные блюда и покупала много игрушек, мама присматривала новые платья а отец читал разные книги. Единственное что я хочу сказать: мы были одна счастливая семья. Увы, но сейчас не так. Я улеглась на твердую и скрипучую кровать и начала фантазировать как сейчас откроется дверь, войдет мама с папой, подарят мне большого мишку и целый торт! А потом мы в обнимку поедем к дедушке с бабушкой и все вместе будем есть пирожки с чаем. Но дверь не открывалась. - Подъем. - закричал мой отец. Я вскочила и увидела такую странную вещь: все мои игрушки оказались в пакете у папы в руке, за место розового платья настоящая форма и маленькие сапоги. - Это отправляется к маме, а ты умываться и на постарение. - он хлопнул дверью и самодовольно покинул корпус. Обида и злость раздавили мою доброту в тот момент и поселились в сердце. В шеренге я стояла самая последняя. " Ну кто додумался поставить ребенка сюда-то?!" - завопила бы мама, но её не было рядом. Все побежали и я в том числе. Когда дыхание стало непрерывным и тяжелым я остановилась и тут на меня начали кричать. Пришлось бежать но более медленно. После этого мы отправились на учения. - Это Тип 44 . Каждому по три патрона. Попасть нужно не дальше четвертой зоны. Поехали. Тут раздались выстрели. Я испугалась и зажала ушли, но когда звук стал привычен то стала глазеть. Человек стоял, одним плечом упирался в оружие, смотрел "глазок" как мне нравилось называть и легко спускал курок. Раздавался выстрел и рев бумаги. - Теперь ты, - папа подошел ко мне. - держи, и смотри как делать. Он провел мне мастер-класс и позже доверил выстрелить. Оружие было очень тяжелым и мне пришлось немало попотеть чтобы просто не выронить его. Так, прицел есть, вроде как удобно. Я резко нажала на курок и сама испугалась от выстрела. Все заворожено смотрели на меня и хлопали. Отец улыбался. Хоть я и попала ровно в пятое звено, но меня все похвалили и угостили конфетками. В конце дня я пообедала перловкой и улеглась спать. И все дни мне давали конфеты и новые уроки. Я поняла - это жизнь. Либо выстрелишь ты, либо выстрелят в тебя. Нельзя просто убивать. Тебе нужно чувство того, ради чего ты убиваешь. И к счастью, я стала находить его.