Соль земли

Переехав в новую квартиру, Мориарти не давал Морану никаких заказов и ни о чем не просил, сутками просиживая в кабинете, время от времени отлучаясь из дома. Он обзавелся двумя дополнительными компьютерами, погружаясь в кибер-пространство с головой. Создавалось ощущение, что он занимался, как минимум, взломом сложнейшей системы мира. Джим покупал газеты, слушал новости на большом экране, записывал, расклеивал по стенам вырезки, статьи из газетных подшивок многолетней давности, фотографии. Несколько недель совместной жизни сделали из Себастьяна и Джима неплохо сплоченный рабочий тандем. Гостиная постепенно становилась общим рабочим кабинетом, туда незаметно переехали документы и лэптопы, бумаги все больше становились общими, сторонних заказов у Морана становилось все меньше. Теневая империя упрочняла свои позиции, у синдиката команды-А влияние исподволь уменьшалось. Джеймсу удалось поссорить братьев, а Терри совершенно внезапно перевели в другую тюрьму, несмотря на все его влияние. Помимо этого существовал мистер М, который никак не зависел от Мориарти для всех; Джим посвящал консультированию огромное количество времени. Иногда в интересах дела Джиму нужно было нырнуть в «низший» Лондон, туда, где крутились мелкие банды и группировки покрупнее, которые нельзя было сбрасывать со счетов. Он выбирался туда лично, потому что тут уж Моран совершенно не годился, а вот Джеймс с пугающей легкостью цеплял на себя очередную маску, мимикрируя под окружающую среду. Однажды Себастьян столкнулся с таким Джимом в квартале от их квартиры. За время их знакомства Моран видел его разным: Джима, заключенного в грязную турецкую тюрьму; Джима, одетого в костюм, стоимостью в годовой бюджет среднестатистической английской семьи; Джима, умиравшего от потери крови и рвавшего губы от боли; Джима, единственным словом ломавшего другого человека. В этот вечер он узнал, что Джим может быть прижатым к стене, податливо подставляющимся под чужие шарящие руки и жадные губы, цепляющимся за чужие бока. Проулок, в который Джим увел свою «жертву», был крайне безлюдным, поэтому Мориарти еще издалека услышал знакомые шаги. Это определенно был Моран. Моран, который возвращался домой. Себастьяну и в голову бы не пришло, что мальчишка, которого зажимают в грязной подворотне — Мориарти, если бы тот не распахнул черные глаза, не разрывая поцелуя, безошибочно встречаясь взглядом с проходящим мимо Мораном. Джим открыл глаза за мгновение до того, как Себастьян бы отвел взгляд, скользнув им по страстной парочке, но черный глубокий взгляд захлестнул Морана. В глазах этих не было ни грамма демонстрируемой страсти, только деловая, опасная темнота, сухой расчет. Джим четко видел, как зрачки полковника слегка расширились, так незаметно, но все же читаемо для Мориарти. В эту секунду между ними образовалась связь, что могла бы с легкость перебить ту, которая у Джима была с человеком, так наивно поверившим в страсть консультанта. Образовалась и оборвалась, стоило Себастьяну отвести взгляд. Какие-то доли секунд. Моран прошел мимо, самым краем уха, на грани слышимости уловив томный стон Джеймса в поцелуй. И он был готов поклясться, что сейчас Мориарти улыбается. Себастьян не задумывался об ориентации Джима. Это, пожалуй, было последнее, что его интересовало в этом человеке. За то время, хоть и недолгое, что они прожили вместе, Моран не замечал интереса Мориарти к чему бы то ни было кроме работы. Моран был уверен (почти), что сцена в переулке, случайным наблюдателем которой он стал, тоже была работой. С чертовски творческим к ней подходом. Очень в духе Мориарти. Джим зажмурился, улыбнулся и жадно углубил поцелуй со своим партнером, не ожидавшим такого напора. Внутри него жаром всколыхнулось возбуждение, но причиной ему был вовсе не человек напротив. *** — Джим, — Моран появился на пороге кабинета Мориарти, на ходу пряча телефон, по которому только закончил говорить, в карман, — младший Адамс приглашает тебя на званый ужин в своем поместье. Джим слегка нахмурился, раздумывая пару секунд, отвлекаясь от работы. — Надо же, я думал он придумает этот план не ранее, чем дня через три. Опережает события. Впрочем, — он бросил взгляд на часы, — на сколько назначен ужин? Услышав, что до указанного часа у них еще достаточно времени, Джим кивнул Морану в сторону кресла и перевел взгляд на перьевую ручку, покоящуюся поверх бумаг. — Насколько ты помнишь, Шон Адамс узнал о моем воскрешении и теперь диктует условия. Мы должны будем прийти с тобой на его ужин как чинные и благородные гости, а потом выкрасть из его кабинета компромат на меня. — Он решил идти против братьев? — Морану не нравилась сложившаяся ситуация, как и вся ситуация с чертовым синдикатом, если уж на то пошло. — А ты не думаешь, что это может быть ловушкой? — Конечно думаю, Себастьян, — Джим водил кончиками пальцев по теплой деревянной столешнице. — И причем совершенно не важно, ошибаюсь я или нет. В играх с мафией нельзя надеяться на их честность. Даже если все его предложение сотрудничества взамен на молчание — это не ловушка для меня, сегодня он уверен, что пойдет против братьев, а завтра решит, что семья важнее. Но мы, конечно же, пока согласимся и придем. И выкрадем компромат. — Чудесно, — вздохнул Моран. Тем не менее, в указанное время, они стояли перед дверьми шикарного, сияющего огнями, особняка в Ричмонде. Приглашен был, кажется, весь высший свет Лондона, по крайней мере, мелькало множество вполне узнаваемых лиц актеров, политиков, ведущих популярных шоу. — Скрывающемуся преступнику, сымитировавшему свою смерть здесь самое место, — протянул Джим, направляясь вместе с полковником по аллее к дверям особняка. — Конечно, преступников здесь так же много, как лилий в этом саду, — Мориарти улыбнулся, скользя взглядом по белоснежным раскрывшимся цветам. — Но мертвый из них только я. Они сегодня были само совершенство. Как оказалось, Морану чарующе шли строгие костюмы — открытие для Джеймса весьма неожиданное. Они поднялись по ступеням в залитый светом холл. Джим широко улыбался, пожимая руки людей, которые понятия не имели, кто он. — И много здесь тех, кто пользовался услугами мистера М? — тихо спросил Себастьян с едва заметной тонкой улыбкой, следуя рядом с Джеймсом. Джиму не нужно было даже размышлять. В нескольких шагах перед ними стоял мужчина средних лет с красивыми пшеничными волосами, приятной внешности. — Видишь вон того мужчину? Это член парламента. Очарователен, правда? Заказал несчастный случай для своей жены полгода назад. Сегодня уже женат на очередной молодой леди. Мориарти улыбнулся и повел взгляд влево. — Женщина в бордовом платье пьет шампанское. Директор крупного телеканала. Заказала конкурента три месяца назад. Сейчас он заключен под наблюдение в психиатрической клинике. Сильные мира сего, люди, сосредоточившие у себя деньги, власть, красоту — все они, не подозревая того, были в руках Джеймса, светски улыбавшегося разряженной толпе. Было в этом нечто завораживающее, Себастьян понимал это как человек, знавший, что такое власть не понаслышке. Сквозь толпу к ним приблизился хозяин праздника. — Младший Адамс идет, — предупредил Моран, заметивший его первым. — Мистер Кларк, мистер Хольберг, — поприветствовал их Адамс, хитро прищурившись и улыбаясь. Они, конечно, договорились, что никаких настоящих имен и фактов, причем не только у Мориарти, разумеется. Джима здесь звали Робертом Кларком, а Морана — Августом Хольбергом. Шон пожал им по очереди руки, выражая свою благодарность по поводу того, что два джентльмена посетили его скромную встречу. — И каким образом ты намереваешься забрать компромат? — поинтересовался Моран, подхватывая с подноса официанта два бокала шампанского и протягивая один Джиму. — Не просто же подняться в кабинет и взломать его компьютер? — Разумеется, не так просто, — негромко ответил Джим, пригубив шампанское. — Его жена потеряет сознание через пять-семь минут. Он вызовет личного врача, тот живет через пару домов отсюда, быстро приведет ее в сознание. Вещество, которое попало в ее организм легкое и незаметное, и это не покажется никому подозрительным — леди Адамс страдает перепадами давления. С камерами я уже разобрался. В общем, у нас будет минут двадцать, за которые нам нужно будет подняться по разным лестницам и встретиться уже там. План здания ты помнишь. Я помещу на компьютер небольшую программку и все остальное смогу сделать потом дистанционно откуда угодно. — До встречи, — ухмыльнулся Себастьян, салютуя бокалом и незаметно отставая от Джима. За две с половиной минуты он добрался до противоположной стороны зала, ближе к малозаметной двери из темного дерева — за ней, если верить схемам, начинался коридор, ведущий к боковой лестнице на верхний этаж. Джим не ошибся, все случилось точно как он и сказал. Пользуясь суматохой, Моран выскользнул за дверь и быстрым шагом направился к лестнице. Увидев друг друга в разных концах коридора, они пересеклись у точки назначения — двери в кабинет Шона Адамса; Джеймс на ходу надел на руки тонкие атласные перчатки. Они проникли в прохладный большой кабинет, бесшумно ступая по ковру. Джим окинул пространство взглядом, внимательно осмотрел все места с камерами. Пока он направлялся к компьютеру, Моран замер у двери, не отводя руки от кобуры с верным Глоком. В коридоре было тихо, все внимание присутствующих было сосредоточено на потерявшей сознание хозяйке дома. Все органы чувств Себастьяна были напряжены до предела, он слышал малейшим шум: звук включившегося компьютера, негромкий мягкий шорох клавиш под пальцами Джеймса, голоса волнующихся людей с первого этажа. Из имевшихся в их распоряжении двадцати минут прошло около семи. Джим вставил флешку в разъем, разобрался с защитой самого компьютера и, бросив быстрый взгляд на полковника, снова взглянул в экран, помещая необходимую ему программу, которая поможет уничтожить документы раз и навсегда, в компьютер. На это ушло не больше четырех минут. Мориарти выключил компьютер, вернул все, чего он касался, в первоначальное положение, и поднялся из-за стола. Дело было сделано, можно было возвращаться вниз к взволнованной толпе. Джим пересек кабинет, приближаясь к полковнику, и в этот момент в коридоре неожиданно зазвучали шаги. Мориарти вскинул глаза на Себастьяна; человек за дверью коснулся дверной ручки, и она поддалась в его руках. Мысли в голове Морана мелькали с бешеной скоростью: выстрел переполошит весь дом и испортит план на корню. Можно было бы оглушить случайного визитера ударом, но это тоже посторонний шум и не нужное им с Джимом внимание. Решение пришло мгновенно — Себастьян поймал Джима за руку, притянул к себе, оборачиваясь спиной к двери, и прижался губами к его губам, властно обнимая за талию, сминая дорогую ткань костюма. Джим поддался от неожиданности, позволил полковнику притянуть себя, изумленно распахнул глаза, не успевая выдохнуть, когда Себастьян оказался так близко. Он только самым краем сознания понял — дверь позади них открылась, но кто там стоит и что им грозит моментально стало таким незначительным, как будто повернувшись спиной к двери, Моран отгородил собой весь мир от Джеймса. Себастьян целовал его. У него были тонкие уверенные губы — пытаться вести, когда целует полковник было нереально, он слишком напористый, слишком властный. Джим даже не успел подумать обо всем этом, когда поймал себя на сносящем сознание ощущении того, что Моран умудрился раскрыть его губы, и вот тут-то Джима захлестнуло. Дверь позади них закрылась. Самое время было поцелуй прервать, но у Джима мягкие податливые губы, пахнущие сладостью и кровью, и шальные враз потемневшие глаза, со зрачком, заполонившим радужку как от наркотика. Глаза, вспыхнувшие удивлением, а потом и вовсе чем-то нечитаемым и затягивающим, как омут. Самое сумасшедшее наступило когда они, прервав поцелуй, совершаемый для прикрытия, отдалившись от губ друг друга на дюйм, и поцеловали друг друга вновь, и никто так и не понял, чья это была инициатива, просто это было невозможно отступить сейчас. Временное помутнение рассудка, магнетизм, пронизавший их обоих. Потом к обоим стала возвращаться способность жить, дышать, анализировать. Поцелуй прервался. Джим отступил на шаг, несколько раз моргнул, приходя в себя, облизнул влажные губы и выдохнул. — Пора уходить, — произнес он наконец, разжал пальцы и понял, что флешка все еще зажата в его ладони. Он медленно опустил ее в карман и шагнул прочь из кабинета вслед за полковником. К моменту, когда они спустились на первый этаж и влились в толпу, гости усиленно судачили о произошедшем, стараясь не коситься чересчур откровенно на хозяйку дома, все еще бледную, слабо кивающую головой на увещевания доктора и хмурящегося Шона, держащего ее за руку. Их кратковременного отсутствия никто не заметил. Только спустя еще несколько минут, попрощавшись с доктором и убедившись, что его жене ничего не угрожает более, младший Адамс подошел к Джеймсу: — Прошу прощения за этот инцидент, — мрачно извинился он, — теперь мы можем уединиться и обсудить наш деловой вопрос. — Разумеется, — кивнул Джеймс и повел головой в сторону полковника. — Я думаю, не возникнет проблем, если к нам присоединится мой партнер? Адамс взглянул на Себастьяна и, подумав секунду, кивнул. — Не возникнет. Давайте поднимемся в мой кабинет. На этот раз они поднялись по широкой главной лестнице, сопровождаемые взглядами многочисленных гостей. Гарантирует себе безопасность — догадался Моран, мысленно хмыкнув. Шон, даже осознавая собственное превосходство над Мориарти, пытался себя обезопасить, и этим демонстрировал слабость. Они прошли за хозяином дома к кабинету, который Джеймс и Себастьян покинули несколько минут назад. Адамс открыл ключом дверь, приглашающе взмахнув рукой. Шон много говорил, предлагал взаимовыгодное сотрудничество. Проще говоря, он хотел использовать Джима, как ловкое и точное орудие, с помощью которого можно незаметно получить то, что принадлежало его братьям и всему синдикату. Разумеется, это было выгодно и Джиму; Шон использовал высокие слова, окутывал Мориарти полотном из них, но Джима этим не проведешь. Если он в чем-то и был хорош, так это в словах. Шон об этом, конечно же, знал не много. Наблюдать за словесной дуэлью двух ирландцев было исключительно эстетическим удовольствием. Оба лавировали в словесном потоке легко и непринужденно, не обещая ничего конкретного и не скатываясь до скучной и банальной лжи. Себастьян в беседе не участвовал, лишь слушал с непроницаемым лицом. *** Когда они наконец покинули огромный особняк, Джим вдруг предложил: — Давай не поедем сразу домой? Мне нужно подышать воздухом. Если предложение Мориарти его и удивило, то Моран не подал вида. Только приподнял бровь, доставая сигареты из кармана и с удовольствием прикуривая, прежде чем открыть дверь машины: — Куда направляемся? — только и спросил он. Джим сел на прохладное сидение и опустил со своей стороны стекло, дожидаясь пока Себастьян заведет мотор и машина плавно тронется, выезжая на дорогу. Здесь были сплошные особняки, в окнах которых потухли почти все огни. Джим откинул голову назад и подставил лицо ветру. — Поезжай прямо по дороге до конца, а потом налево. Там есть парк. Себастьян мягко надавил на газ, и машина, негромко взрыкивая мотором, неспешно двинулась в указанном направлении. И действительно, они выехали к большому темному парку. В этой темноте он казался практически диким, хотя, наверняка, при свете дня ничем не отличался от своих ухоженных безликих городских собратьев. Моран оставил Мерседес на пустой парковке, скудно освещенной единственным фонарем. Джим открыл дверь и вышел из машины под ночной прохладный ветер, время от времени поднимавшийся порывами, отчего кроны деревьев над ними начинали шуметь, как океанский прибой. Откуда-то с левой стороны тянуло ароматом цветущих крокусов. Мориарти обернулся к Себастьяну, оказавшись в свете фонаря, и приложил два пальца к губам, вспоминая о сигаретах в кармане Морана. Когда тот протянул сигарету, Джим зажал ее между губ, а Себастьян щелкнул зажигалкой. Огонек вспыхнул, разгоняя темноту и отражаясь в темных глазах Джеймса; вверх потянулась тонкая струйка сизого дыма. Себастьян тоже прикурил. Джим поднял голову, отводя от губ сигарету, выпуская поток дыма в небо, дожидаясь, пока он рассеится и перед его глазами предстанет звездное небо. В Лондоне, как и в других мегаполисах, не так-то просто было найти возможность увидеть звезды среди неоновых вывесок и ровных рядов фонарей, но вот здесь, в этом районе, состоящем из баснословно дорогих особняков, жители которых с большей охотой наблюдали бы блеск драгоценностей, а не звезд, здесь это было возможно. Кончик сигареты, удерживаемой между указательным и средним мерцал в темноте оранжевой точкой. Джим поймал себя на мысли, что раньше, когда ему хотелось побыть одному, он действительно оставался один. Сейчас он не был против компании Себастьяна. Тот словно был не человеком, не раздражающей единицей, было в нем что-то такое вечное, истинное, простое, как небо над головой, как звезды, пульсирующие далеким светом, как ветер, как сама ночь. Себастьян наблюдал за Джеймсом, не прямо, но самым краем глаз, периферическим зрением, едва ли не кожей. Джим в этой темноте, с падающими на лицо тенями вдруг стал казаться пугающе настоящим. Словно он враз снял все маски до единой и теперь прятал в этом сумраке и табачном дыму свое истинное лицо. В мире Мориарти никому не было позволено видеть Джима таким как сейчас, и Моран понимал это как никто другой. Так же как никому не позволено притягивать его к себе ради поцелуя, даже ради дела, посреди кабинета мафиози. Никому не позволено быть незаменимым. И еще было очень много вещей, серьезных и не очень, которые нельзя. Ровно так же, как никому не позволено было ждать от Морана помощи, забирать сигареты из его пачки, рук или губ, стоять вот так в мирной тишине ночи рядом. Самая страшная вещь в этом мире не смерть и не надежда, как думали многие глупцы. Доверие — вот та сила, что сгубила миллионы. В мире, где продавался каждый, в мире, где человеческая жизнь стоила подчас дешевле пачки сигарет, в мире победившей рекламы доверию просто не осталось места. Но именно здесь и сейчас, в тишине ночного не спящего города, среди запахов отцветающих крокусов и сигаретного дыма, тонкие, невидимые ниточки доверия накрепко сшивали двух человек, меньше всего веривших в это чувство. Джим докурил сигарету, бросил ее себе под ноги, проходясь по ней подошвой, некоторое время еще стоял, замерев, опустив плечи, как-будто ждал чего-то или раздумывал над чем-то, потом поднял на Себастьяна какой-то невыразимый взгляд, словно только сейчас заметил Морана и в полной мере осознал, что разделил свое одиночество с кем-то. Он сморгнул и пошел к машине, но только сел почему-то на заднее сидение, а следом за ним в машину вернулся и Моран. Ни одного слова не было произнесено за это время. Ничего. Только тишина и две сигареты. А теперь наступила пора возвращаться домой.