Трудности расставания

Догматикам надлежит доказывать общепринятые постулаты, А не скептики обязаны их опровергать. (Бертран Рассел)

Тургон отпил маленький глоток из стакана и почувствовал, как огненный джин обжег горло. Вот же отрава, подумал он и, передумав пить еще, поставил стакан на стол. Стекло отразило солнечный луч, просочившийся через окно, блеснуло, и Тургон невольно улыбнулся. Хоть что-то было в этом вечере хорошее. — Нельзя тебе столько пить! — сказала Эленвэ — ты совсем уже распустился. Нельзя, решил он. И сидеть в кресле нельзя. И вместе с Финродом жить мне тоже, наверное, не положено, а почему — а кто бы знал. В гостиной дома, где они поселись после возрождения из Мандоса, было уютно: кресла, диван, небольшой камин и низкий столик: хочешь — обедай за ним, хочешь — в карты играй. Стены они с Финродом покрасили в бежевый, мебель подобрали темную, выкинули весь лишний хлам, повесили картину с морским пейзажем: одинокий парусник, туманная водная гладь. Тургон еще не спрашивал у Эленвэ ничего, но был уверен, что она найдет аргументы на то, что они с Финродом сделали все не так. Эленвэ никогда не скупилась на критику и категоричные заявления. — Совсем? Что я еще успел натворить? Он тут же пожалел, что спросил. Эленвэ, поняв, что можно наезжать, не стала упускать случая и принялась обвинять мужа во всех смертных грехах. «Да какой я ей муж? В конце концов, это когда было-то? Сколько воды утекло с тех пор…» Подобные разборки Эленвэ закатывала не в первый раз. Оно и понятно — больно нрав был у нее вспыльчивый, придираться она любила, а умом не блистала. В эпоху древ Тургон этого не замечал. То ли влюблен был, то ли характер его женушки испортился уже в чертоге. А кого-то переделывать и перевоспитывать — дело гиблое, на эти грабли Тургон один раз наступал, когда дело касалось Аредель, и больше наступать не собирался, самому дороже. — А чего ты хочешь-то? — перебил он ее. — Если поскандалить — так иди на рынок, а мне работу надо доделать. — Работу? Как же ты ее будешь делать, когда пьешь без просыху? — Я бы и не пил, — вздохнул Тургон, — да все остальное уже закончилось. Потому что с тобой разговаривать — это надо сначала пить чай, потом черный кофе, потом вино, потом чего покрепче… А кончится это все тем, что я выпью яду и в Мандос сойду, там хотя бы тихо. С этими словами он отпил джину и откинулся на спинку кресла. Эленвэ сделала такое выражение лица, будто хотела влепить Тургону со всех сил по щеке, но титаническим усилием воли сдержалась. Оно и понятно. Тургон давно знал, чего она от него добивалась, пусть в ее действиях напрочь отсутствовала логика. Эленвэ хотела, чтобы Тургон снова стал жить с ней, как в старые добрые времена. Потому что она его, обормота такого, между прочим, любит. Наверное… Может, уже не так сильно, но они же, все-таки, женаты были. А это существенный повод, она ему ради этого даже простить готова Исход, Гондолин — неизвестно, чем он там занимался! — и все остальное. Эленвэ, правда, и без него жилось неплохо: она вернулась к родителям, увлеклась садоводством, вышиванием, нашла новых друзей… Грех было жаловаться. Но они, в конце концов, женаты или как? А разводиться — не положено, Эру не велел, семейные узы — это святое. — Все живут себе нормально, и только ты, упрямый осел, не хочешь как лучше. Живешь, как не знаю кто… — Эленвэ махнула рукой. - Еще и Финрода к себе подселил, будто вы мальчишки, сбежавшие от родителей! — Да так и есть, по сути, — протянул Тургон, — а что конкретно тебя не устраивает? Если бы я с Фингоном или с Аргоном жил, было бы лучше? — Нет, не лучше! — проглотила она наживу. — Аргон, между прочим, в отличие от тебя, нормально живет, с женой съехался и все у них хорошо. А у тебя… Как вы тут еще не одичали, за вами же… — Постоянно присматривать нужно, а то совсем опустимся и сопьемся, — закончил Тургон за нее, — что мы без тебя в Первую Эпоху делали, не пойму. Кстати, Аргон с Тениэль не поженились, они просто вместе живут. — Просто вместе живут? — удивилась она, — как-то это не по обычаям… — Слушай, — не выдержал Тургон, — сколько можно мне про эти законы и обычаи напоминать? Кто их придумал вообще?! Эленвэ ничего не ответила. Для нее все было очевидно — так есть. Так надо, так Эру завещал. *** Когда она ушла, Тургон поднялся с кресла и достал из комода стопку листов с чертежами и расчетами. Работу делать было нужно, пусть и не срочно. Однако никаких мыслей по поводу проектировки очередного особняка в голову не приходило. Визит женушки совершенно выбил Тургона из колеи. Ему сейчас хотелось лечь на диван и заснуть, чтобы мыслями оказаться подальше от всего: и от Эленвэ, и от работы и от каких-то законов и обычаев, которые отчего-то обязательны для всех, а на деле (как думал он) давно утратили смысл. Но сон не шел: слишком рано, даже не сумерки. В соседней комнате проснулся кот и, протиснувшись в щель меж стеной и незакрытой дверью, прошел в гостиную. Он шел медленно, зевал на ходу и смотрел на хозяина с очень глубокомысленным выражением морды. Тургон взял из комода еще чистой бумаги, сел в кресло и похлопал себя по колену. Кот, услышав, тут же запрыгнул к нему и устроился, подобрав под себя лапы. — Что тебе, чучело полосатое, — вздохнул Тургон, — хорошо спалось? Кот, конечно, не ответил. Тургон погладил его по пушистой шерстке. Наличие кота на коленях всегда действует успокаивающе, особенно если перед этим тебе кто-то изрядно потрепал нервы. — Вот за что мне это, а? — спросил он, обращаясь то ли к коту, то ли к самому себе. — Почему я не могу жить новой жизнью, забыв обо всем? Так нет же, лезут эти призраки прошлого, желая вернуть все как было. И Эленвэ ведь самой этого не надо, зачем ей жить с тем, кого она иначе, как ослом, не называет? Тем более она на меня обижается по любому поводу, и вообще, по-моему, не любит. Только если так, по привычке старой. А я, наверное, и вправду осел, раз когда-то на ней женился. Тургон замолчал, решив не беспокоить кота лишний раз, да и разговаривать одному в пустом доме было странно, разве что ради того, чтоб услышать, как его мысли, будучи облеченными в слова, прозвучат. Звучали они не слишком уверенно, почти жалобно. Все их можно было заменить на простое: «Что ж делать-то, а?» «Скоро придет Финрод, — подумал Тургон, — а у нас на ужин ничего нет. Финрода-то матушка покормит. Или он только сказал, что маму пошел навестить, а сам отправился к какой прекрасной даме? Уж кого, а Финрода давно не заботят всякие там законы и обычаи, он и так-то по жизни был не слишком принципиален, а тут еще мое дурное влияние…» Тургон усмехнулся и потрепал кота по ушам. Потянулся к столику, через пачку бумаги, взял стакан с джином, едва не опрокинув чернильницу, и сделал еще глоток. Внутренний голос тут же намекнул, что пьет он слишком много. Намекнул еще и голосом Эленвэ, и Тургон, в знак протеста, допил все залпом. В голове словно что-то взорвалось. — Брррр, — сказал он коту, — ну вот зачем я это делаю? Я осел. Можешь меня сожрать, хвостатый. Кот посмотрел на Тургона так, будто тот сказал вопиющую глупость, какие важным и умным эльфам произносить не то, что неприлично — просто смешно! Тургон спорить с котом не стал. Может, хвостатый прав, в кои-то веки. Он закрыл глаза и опять откинулся на спинку кресла. Тургон никогда сильно не пьянел и не пил до такого состояния, что наутро головная боль и дыра в памяти, но алкоголь всегда воздействовал на него довольно сильно. От спиртного у него начинался дивный полет мыслей. Иногда он приходил к таким умозаключениям, что сам дивился, как до такого додумался. Но это Тургона не пугало, наоборот только радовало. Он подумать любил, поговорить сам с собой любил тоже. С умным эльфом всегда поговорить приятно. «Эленвэ считает, что законы и обычаи, которых я, кстати говоря, и не помню, для меня обязательны. Для себя она их обязательными считает тоже, и для Аргона, я его упоминал…» Тургон постучал пальцами по подлокотнику. Кот фыркнул и устроился у него на коленях поудобнее. Перед глазами у Тургона чуть потемнело, наверное, солнце зашло за облако, или день уже клонился к вечеру. Пора было думать об ужине. Но думал Тургон совсем о другом, в конце концов, не в ужине счастье. «Она говорила мне: «Живешь, как не знаю кто», — продолжал он размышлять. — Знакомых у Эленвэ много, самых разных, и никто не живет так, как я, то есть не по обычаям. Можно, теоретически, хотя и с натягом, считать это репрезентативной выборкой, и для всех эти обычаи обязательны (по ее мнению). Переубедить мне ведь надо только ее, так что другие мнения можно не учитывать, тем более, что у многих мнение похожее — часто я подобное слышу. Она распространяет это и на тех, кто ходил в Исход. Исход — это, как говорят нынешние историки, чтоб им утонуть, акт неповиновения воли валар» Тургон открыл глаза и потряс головой. Ход мыслей начинал ему нравиться, потому он решил их записать. Он взял стопку бумаг и положил себе на колени. Кот остался недоволен таким решением, и хотел было устроиться на бумагах сверху, но Тургон его согнал на пол. Коту пришлось перелечь на диван. Перед тем, как устроиться там, он посмотрел на хозяина с таким выражением морды, будто тот был виновен во всех грехах этого мира. Тургон решил не отрицать. Мог бы он не сгонять кота и писать за столом? Мог бы. Он обмакнул перо в чернильницу, вздохнул и принялся переписывать то, что только что надумал, стараясь не вставлять остроумные ремарки насчет Эленвэ, кота и всех остальных. Остановившись на «акте неповиновения воле валар», он на секунду задумался, но разум под действием алкоголя тут же сгенерировал, что писать далее: «Исход — это акт неповиновения воле валар. Те, кто ходил в Исход (я, Аргон, Финрод, еще куча народу, и сама Эленвэ в частности), эту волю уже нарушали, то если бы законы и обычаи были продиктованы валар, то мы тоже их могли бы не выполнять, раз уж мы такие бунтари. Но Эленвэ так не думает, значит, они исходят от кого-то, кто выше валар, а выше валар только Эру. Теперь понятно, откуда у фразы «Так Эру завещал» растут корни. Заметим, что если бы эти обычаи сформировались сами из народного опыта, то на них можно было бы наплевать сразу, что-то мы подобное, когда шли в Исход, уже делали…» Если законы и обычаи эльдар обязательны для всех, значит, их завещал Эру. То есть…» От внезапного осознания масштабов проблемы, Тургон чуть не выронил перо. И если он сам примерно представлял, что теперь нужно делать, то как это потом объяснять Эленвэ он не знал, и непонятно, что больше пугало. Тургон покосился на кота, но тот спал, и в сторону хозяина даже не повернулся. *** Финрод вернулся через полчаса и застал друга, сидящим в кресле и что-то записывающим. По задумчивому выражению лица Тургона Финрод не смог понять, над чем он трудится, но что-то ему подсказало, что это чистой воды самодеятельность, обещающая быть весьма интересной. Он скинул сумку, подошел ближе и присел на краешек стола. — А что ты делаешь? — спросил он. — Финрод, я забыл приготовить ужин, ибо увлекся. Покорми, пожалуйста, кота, и себя заодно, — сказал Тургон, не поднимая головы, — кстати, как сходил? — К родителям? Хорошо сходил, ты за меня не беспокойся. И за ужин не беспокойся, Артанис обещала вечером зайти, она нас покормит. Ты скажи, что делаешь-то? Тот оторвался от работы и поднял на него глаза. Финрод отметил, что выглядит Тургон растерянно, словно сам не успевает за мыслями, и ему сейчас очень не хочется никому ничего объяснять. На руках его было несколько чернильных пятен, а на бумаге красовалось столько клякс и зачеркиваний, что Финрод поразился, как друг сам понимает, что написал. Тургон помолчал еще немного, отложил перо, посмотрел куда-то мимо. И тут же смял лист и зашвырнул им в кота. Кот не соизволил обратить на это своего царского внимания. — Понимаешь ли, — усмехнулся он, — у меня тут небольшие проблемы личного характера, которые обернулись тем, о чем я и помыслить не мог. Так что теперь я опровергаю одно утверждение, которое никому, похоже, до меня не приходило в голову опровергать. Как видишь, что угодно, лишь бы работу не делать. — И что ты опровергаешь? — заинтересовался Финрод, — отрицаешь законы бытия? Или переубеждаешь своего папашу в вопросах жизненных смыслов и целей? Тургон вздохнул и откинул с лица прядь волос. В глазах его читалось вселенская задумчивость и безмолвное: «Ах, если бы…» — Да как тебе сказать… *** С кухни доносились запахи запеченного мяса с луком, слышался стук ножа по разделочной доске: Артанис готовила, напевая что-то себе под нос. Кот вторил ей громким мяуканьем, как делает любой уважающий себя кот, когда кто-то начинает возиться на кухне. Тургон с Финродом сидели за столом с гостиной друг напротив друга и изо всех сил думали над поставленной проблемой. Финрод вертел в руках наполовину пустой бокал с водой, а Тургон то и дело отвлекался на раскладывание пасьянса. Пасьянс не желал сходиться — уже в третий раз за день. На столе лежали все записи Тургона, тут же стояли чернильница и чугунный канделябр с тремя тонкими свечами. Тургон в глубине души верил, что при свечах лучше думается о глобальном. — То есть вся проблема заключается в том, чтобы, опровергнуть заключение этого силлогизма? — уточнил Финрод. — И все? — И все, — кивнул Тургон, — просто, да? Если законы и обычаи эльдар, которых, я, кстати, не помню, обязательны для всех, значит, их завещал Эру. Следовательно, если Эру такого не завещал, то они не обязательны. Обычная логика. Дай мне ленту для волос, она под столом валяется. Финрод поднял ленту с пола и кинул поверх записей. Тургон отложил карты и собрал волосы в хвост, чтобы они не падали на лицо, и неожиданно заметил, как погрустнел Финрод при упоминании логики. С ней у Финрода, как давно знали и Тургон, и Артанис, было не ахти. Но вслух Финрод по этому поводу ничего не сказал, лишь поставил бокал с водой на край стола. — Упадет же. — Не упадет, — отмахнулся арфинг, — то есть ты доказываешь, что Эру такого завещать не мог? — Да я бы рад, но получается обратное: завещать такое мог только Эру, если основываться на том, что говорит Эленвэ, мы же ее переубеждаем. Вот, посмотри, — Тургон протянул ему лист с началом рассуждений, — правда же? — Охотно верю, — сказал Финрод, не потрудившись углубиться в чтение, — и что? Опровергать ты как будешь? — Тут два варианта. Либо Эру такого не завещал, а завещал кто-то другой, что неверно, как мы уже убедились, ибо тогда нам не обязательно эту ерунду выполнять, либо Эру такого не завещал, по причине того, что Эру на самом деле нет. Выпалив это на одном дыхании, Тургон кинул взгляд на Финрода и в глубине души обрадовался, заметив, как тот удивился и озадачился. Финрод и впрямь остолбенел и не смог ничего внятного ответить. В коридоре тем временем, послышались шаги, и в гостиную вошла Артанис. В руках она несла блюдо, полное кусков запеченного мяса, благоухающих так, что Тургон чуть было вмиг не забыл обо всех доказательствах, законах, логике и прочей ерунде. — Убирайте свои бумаги, мыслители недоделанные, — сказала Артанис, — и кто бы помог мне с готовкой. Почему этим я должна заниматься? — Ну, ты же обещала… — протянул Финрод, — и вообще это твоя идея была. Ладно-ладно, не злись. Сейчас все сделаем. Тургон принялся разгребать на столе, а Финрод отправился на кухню за вилками, тарелками, салатом и всем остальным. Бумаги отправились под стол (чтоб не потерялись), перо и чернильница — на подоконник. Откинув занавеску, Тургон на секунду задержался и посмотрел на небо. Уже стемнело, появились первые звезды. Рваные облака плыли вдаль, и ничто не наводило на мысль о присутствии там наверху каких-то высших сил. *** Тургон не успел засечь время, когда они сели за стол, но мог с уверенностью сказать, что с ужином они втроем (вчетвером, если считать кота) расправились в рекордно короткий срок. То ли виной тому был зверский голод, который Тургон в себе обнаружил, как только речь зашла о еде, то ли Артанис действительно готовила лучше всех, кого Тургон когда-либо знал. Но решил не сравнивать. Для сравнения он бы и слов подобрать не смог, выходили лишь восторженные эпитеты. К мясу полагалось вино (гулять — так гулять!), а все знали, что оно приобретает особенно приятный вкус, когда распитие совмещаешь с какими-нибудь не совсем законными, не совсем хорошими, но очень увлекательными делами. Например, с карточными играми. После ужина они убрали со стола посуду, налили себе еще понемногу. Финрод достал из комода колоду карт и принялся ее тасовать, вести счет велел сестре. Тургон мог бы и сам вызваться вести, чтобы не напрягать Артанис, но он снова погрузился в мысли по поводу незавершенного доказательства несуществования Эру. То и дело он сомневался, что доказать это вообще возможно. Наверное, вся загвоздка как раз в том, что это недоказуемо, но такое положение вещей его решительно не устраивало. Тем более, куча народу (во главе с Эленвэ) не могли даже допустить мысли, что в бытие Эру можно усомниться. Если не он, то кто сотворил мир? «Наверняка они, если им и приходило такое в голову, говорили себе, что не стоит об этом думать, иначе будет хуже. Как там говорят люди, когда кто-то высказывает что-то смелое и на первый взгляд абсурдное, побойся Бога? А мир могли создать и Валар. Собственно, только они и могли — как было с Нуменором, да и со всем, полагаю. Зачем тогда Эру, если допустить его существование, создал их, если мог сам все сделать? Нет-нет, это совсем не довод, это ни о чем. Но все же, если Эру есть, то какова его роль в этом мире? А если ее нет, то зачем нам тогда в него верить, и не означает ли это, что он не более, чем вымышленный теми же валар персонаж? Ерунда-глупости-вздор…» — А почему мы все время играем в преферанс? — спросила Артанис, когда Финрод раздал карты. — Постоянство? — Я шестерку пик потерял, — ответил Тургон. — А я — шестерку треф. — Остальные две кот съел. — Что значит «съел»? — удивилась Артанис. — Вы его что, покормить забыли? — Да не забыли, — отмахнулся Финрод, — мы решили, раз двух шестерок нет, то и оставшиеся две тоже не нужны, и коту их отдали. Он их погрыз, потом одну порвал, а вторую загнал то ли под диван, то ли под комод. Решили не доставать. Больно надо. Артанис пожала плечами и отпила глоток вина. Тургон взял свои карты, распределил по мастям и едва удержался от вздоха. Ни одной карты старше десятки ему не пришло. Да и с десятками было негусто — наказание какое-то. Он попытался не подавать виду и огляделся. Финрод стучал пальцами по столу, словно так ему лучше думалось, а с лица его сестры не сходила коварная ухмылка. Видать, карты хорошие достались. В комнате уже стемнело настолько, что предметы за пределами стола, освещаемого пламенем свечей, казались черными пятнами. В окно еле пробивался сквозь занавески лунный свет. Тургон даже подумал, что неплохо было бы посидеть у камина, попросить Финрода что-нибудь спеть, но раз уж сели за карточный стол… Может, еще потом, ночь длинная. — Скажите дорогие мои, — спросил он, — Эру ведь все известно? — Наверное, — ответила Артанис, — если кому и известно все, то только Эру. — Эру не надо обращать взор, чтобы видеть, то, что творится в мире… Тогда можно ли утверждать, что он знает, что лежит сейчас в прикупе? — Никогда не играйте с Эру, — засмеялся Финрод, — он всегда знает прикуп. Я, с вашего позволения, начну. Шесть, пики. — Эру всегда сделает так, чтобы в прикупе было два туза, — добавила Артанис, — закажет игру и оставит всех в долгах до конца времен. Шесть, трефы. Тургон поднял бокал и улыбнулся. Свет свечи блеснул на стекле. — Давайте за то, чтобы никогда не было тузов в прикупе, ибо это, я считаю, вмешательство высших сил, в которых я не верю, в честную игру настоящих нолдор. — он сделал глоток вина и поставил бокал на стол. — Мизер, господа. *** На ночь Тургон открыл форточку и теперь слушал, как ветер за окном шелестит листвой. Его спальня под скатом крыши была тесной, но ему нравилось здесь: из-за уюта, тишины и чувства, что это действительно твоя комната, только твое место, и никто без разрешения сюда не войдет. После Гондолина, жизни в эпоху древ в отцовском доме это могло показаться смешным, но Тургон еще в чертогах много чего переосмыслил, и сейчас его все устраивало. Отец и Фингон не могли этого до конца понять, изо всех сил старались хоть как-то возродить былое величие, но Тургон как всегда попросил оставить его в покое. Это было для него куда большей ценностью во все времена. В спальне было жарко, и он скинул одеяло до пояса. Артанис повернулась набок и устроилась у него на плече. Положила руку ему на шею, провела ею медленно вниз… От прикосновений ее пальцев Тургон улыбнулся, снова прокручивая в голове все, что произошло здесь несколькими минутами раньше — видела бы Эленвэ. Лучше бы не видела. Артанис прижалась к нему сильнее, так, что он почувствовал кожей ее дыхание, и ему невыносимо захотелось перевернуть ее на спину и предаться с нею страсти еще раз. В сознании пронеслись недавние образы: ее зажмуренные глаза, приоткрытые губы, светлые волосы, разметавшиеся по белой подушке… — Скажи мне, — спросила Артанис, — почему ты увлекся размышлениями по поводу бытия Эру? — И зачем ты меня от приятных мечтаний отрываешь, — прошептал он, и добавил громче: — Смешно прозвучит, но началось это с того, что я хотел порвать с Эленвэ. Окончательно, чтобы она из моей жизни исчезла раз и навсегда. — А причем тут существование Эру? Она что, поклялась его именем, что вы будете вместе, хочешь ты этого или нет? — Все, конечно, не так глобально, — засмеялся он, — но почти. Артанис привстала и нависла над ним, глядя прямо в глаза. От ее взгляда, чувства ее близости и жара, прилившего к коже, Тургону совершено расхотелось думать: про Эленвэ, Эру, обычаи — про что угодно. — Почему ты не мог ей прямо заявить, что не любишь ее? — спросила она. — Это было бы короче. Тем более, твоего доказательства, если ты его закончишь, она не поймет. Она же умом не блещет. — Мог бы, но мне стала интересна сама проблема. Эленвэ — лишь повод, как оказалось. — Вот оно что… И как успехи? Она ухмыльнулась, и Тургон, не сумев удержаться, провел рукой по ее спине и прижался к ней снова. Поздно, ночь за окном, и к чему сейчас разговоры: их и так было слишком много за весь день. — Давай завтра об этом, — прошептал он, — потом расскажу. *** Проснулся он оттого, что хлопнула форточка, потревоженная порывом ветра, и в спальню влетел холодный сквозняк. Будто за окном льды или северное море. Тургон сел на кровати и огляделся. Артанис спала, отвернувшись к стене, ветер заглушал ее дыхание. Вся комната не изменилась с вечера, но казалась ему залитой тусклой синевой. Это свет сочился не из окна, а словно из стен. Тургон понимал, что это не более чем остатки снов: не развеялись, сидят в глазах, искажая реальность, и надо бы снова лечь спать, чтобы проснуться утром с порядком в голове. Но Тургон чувствовал, что спать ему совсем не хочется. Нашарив штаны и рубашку, он оделся и пошел вниз по лестнице в гостиную. Когда не спится, лучше всего начать заниматься чем-то монотонным, что ты откладываешь и никак не можешь закончить. Тургон собирался немного поработать или подумать, сидя в кресле, или просто посмотреть в окно на ночное небо, пока не начнут слипаться глаза. Он открыл дверь и от увиденного пошатнулся, чудом не свалившись на пол. Гостиная изменилась невероятным образом: из нее исчезла вся мебель, кроме стола, заваленного бумагами, и двух кресел. Пол остался твердым, но выглядел, словно водная гладь, едва тревожимая ветром. Все было серо-синим, как и в спальне, и на лестнице, отовсюду сочился странный свет. У Тургона возникло ощущение, что он оказался светлой лунной ночью в открытом море, но почему-то видел свой дом и не тонул. Он кинул взгляд на картину с морским пейзажем. Парусник с картины исчез. Он снова повернулся к столу, все еще не смея сделать и шага, и лишь сейчас заметил, что в одном из кресел кто-то сидит. Сидящий поднял голову и откинул капюшон. По лицу его скользнула снисходительная ухмылка. — Господин судья, — прошептал Тургон, — это действительно вы, или я схожу с ума, и у меня видения? — Узнал, смотрю, — ответил Намо, — нет, у тебя не видения. Садись, поговорим. — Жаль, а я надеялся на второе. Могу я поинтересоваться, кто меня убил? Тургон подошел по полу, ставшему странно холодным. Он не знал, как поступить лучше: опуститься перед судьей на колени, чтобы подчеркнуть тем самым величие валар над эльфами, или не стоит. Мысленно он махнул на все рукой и устроился в соседнем кресле. Намо чуть заметно кивнул. Не возражал, видимо. — Тебя никто не убивал, успокойся, — сказал он, — валар могут посетить кого-то во сне, ты же знаешь, с тобой это не впервые. И расслабься, не будь таким скованным, я всего лишь хочу с тобой поговорить. — Разговоры с вами могут привести к немыслимым последствиям, кому, как не вам знать словам цену. Вряд ли вы зашли поговорить со мной, ибо не нашли лучшего собеседника. Что вам от меня нужно? — Насколько же ты осторожен, — усмехнулся Намо, — но, к сожалению, лишь в разговорах и действиях, а в мыслях идешь напрямик, грозясь поломать нам все основы мироздания. Громко, конечно, звучит… Я заинтересовался твоими записями и позволил себе почитать их. — Это я догадался, — фыркнул Тургон, — и что, пришли быть мне оппонентом? Сообщать о величии валар и ничтожности детей этого… как его там. — Не дерзи. Мне лишь стало любопытно. Много у тебя, конечно, дыр и допущений в мыслях, впрочем, все доказательства небытия Эру стоят одно другого. В общем, я прочитал твои размышления, послушал тебя. Я ведь не Эру, и не могу видеть все, не поворачивая головы. Кстати, что лежало в прикупе? — На первом кону? Дама треф и десятка бубен. Ничего особенного. Намо положил руки на подлокотники кресла. Тургон встретился с ним взглядом. Глаза Судьи были темными, словно ночное небо, а губы искривила ухмылка, не сулившая ничего хорошего. Намо, не переставая, думал, и что-то подсказывало Тургону, что все эти мысли не в его пользу. Намо был умен, пожалуй, умнее всех из валар, проницателен и строг: Тургон не ожидал от него добрых разговоров, мягкости — не говорят такого проклятым, пусть и давно, в прошлой жизни. Не выдержав взгляда судьи, он посмотрел на потолок. Потолок был похож на затянутое плотными облаками небо. — Тургон, ты один из самых умных эльфов, каких я знаю. Почему ты взялся за эту проблему? — Мне стало интересно. Жена на мысль навела. — Ах, Эленвэ? Несчастная, за что ты так с ней… Ты все-таки сволочь, раз позволяешь себе так поступать с женщинами. Кстати, как у нее здоровье? — Не знаю, — ответил он, — не интересовался. А насчет сволочи… Вы о записях пришли говорить или читать мне морали? — Не дерзи, второй раз прошу, — Судья повысил голос, — читать морали вам, нолдор, бесполезно, и тебе в том числе. Я хотел спросить, многие знают о твоих сомнениях? — Только Финрод и Артанис, больше я никому не говорил. Это так секретно? И вы, — Тургон запнулся от внезапно пришедшей ему мысли, — чего-то боитесь? Намо вздохнул и положил бумаги на стол. Тургон увидел, как он замешкался и мысленно поздравил себя за удачный вопрос. На окне покачнулась от ветра занавеска. Где-то вдалеке послышался плеск волн. Он был каким-то особенным, незнакомым, и казалось, будто это несуществующий океан, простирающийся во все стороны пространства, и ничего, даже отдаленно напоминающее жизнь в нем нет. Даже если было: утонуло, умерло, кончилось. — Мне нравится, как живут эльфы, — начал Намо, — так представляется всем нам идеальное общество, и мы поддерживаем его, как можем. Многие мыслители из числа людей не согласились бы со мной, но людей здесь нет. Здесь Валинор. Мы отделили вас от остального мира, наделили вас мудростью, объяснили вам, откуда взялся мир… Посмотри, как живут те же ваниар. Зачем тебе понадобилось все разрушать, хотя бы в своем видении мира? — Вы — это все валар? — спросил Тургон. — И почему вы приводите ваниар в пример? Видал я их, этих недалеких святош, спасибо, с меня довольно. И с каких это пор мудрость приравнивается к слепой вере во все то, что вы говорите? — Ты злишься на свою жену? — Я ее не люблю. Признаю свои ошибки, женился я тогда на ней зря. Но речь-то не об этом. Ответьте мне, пожалуйста, или все ваши аргументы — это снисходительные усмешки и вопросы в сторону? Намо глубоко вздохнул и закрыл глаза на секунду. Тургон насторожился, но виду не подал, и еще раз похвалил себя за удачную фразу. Он не знал, сколько будет продолжаться эта беседа, раз это сон, то время здесь течет как-то не так, если течет вообще. Тургон впервые осознавал, что происходящее ему снится, но от этого легче не становилось. И еще он понимал, что ничего не забудет наутро. Забудешь такое, как же… — Я надеялся, что вы, нолдор, учтете ошибки прошлого, — сказал Намо и сцепил пальцы в замок, — ты ведь не Феанор, чтобы затевать бунты. Если ты докажешь, что Эру не существует, и все то, что мы говорим, есть не более, чем сказки и мифы, то что будет с народом? Они решат, что валар врут… Ты понимаешь, что тогда будет? Эх… — вздохнул он, — все-таки зря я вас воскресил. — То есть то, что для воскрешения кого-либо, вы взываете к Эру — тоже неправда? И сами можете? — Чтоб тебя с твоими провокациями, — разозлился Судья, — замолчи! Кем ты себя возомнил, в конце концов, будто твоя забота… — Не моя, — согласился Тургон, — вы убеждаете нас, не мы. Докажите мне существование вашего Эру, и я отстану от этой проблемы, забуду свои сомнения. Может, даже к жене вернусь. Только не говорите мне про затопление Белерианда и Нуменора, я это уже изучил, впрочем, что я говорю, вы мои записи видели. И про первопричину не говорите — слабоват аргумент. *** Тургон шел по тропинке, ведущей к лесу, выгуливал на шлейке кота. Было прохладно, листья деревьев шелестели на ветру, в воздухе пахло морской солью. Тургон знал, что если пройти через лес, то выйдет на берег, но не был уверен, что коту понравится ходить по песку. Кипарисовая аллея, странно пустынная в такое время, уже осталась позади. Нолфинг был уверен, что и на берегу никого нет: все словно заперлись по домам. Должно быть, из-за облачности боялись попасть под дождь, обещавший начаться лишь к вечеру. Все знали, что верить обещаниями погоды — дело дурное. Кот побежал вперед, и нолфинг ускорил шаг. На краю леса позади цветущих кустов росли огромные пинии, тянули ветви в небо, и Тургон присел на выдающийся из земли корень одной из этих исполинских сосен. Кот улегся на опавшие иголки. Было не холодно, не так, как в том странном сне, который Тургон до сих пор помнил во всех подробностях. Намо долго говорил, но все больше ссылался не на факты, а на собственный авторитет: кто вы, чтобы спорить с валар? Тургон никогда не считал себя великим спорщиком, но тут он не смог ничего с собой поделать. Он вспомнил все факты, что могли подкрепить его точку зрения, явные разногласия с логикой, возможности объяснить все не через волю Эру… — А чего ты хочешь? — вопрошал Судья. — Давай я сам решу твою проблему. Я могу переубедить Эленвэ, уговорить Ирмо внушить ей, что она тебя не любит. Могу забрать ее в чертог, если тебе этого хочется. — Вы же один из валар, — парировал нолфинг, — мудрее всех эльфов вместе взятых. Почему вы не можете просто доказать мне существование Эру? Он помнил, что проснулся вымотанным и замерзшим. Пришлось, пока не проснулись Артанис и Финрод, идти на кухню и выпить несколько чашек кофе, чтобы голова снова заработала, и он смог бы наконец-то доделать планировку, которую все откладывал. Он помнил, как Намо уронил на пол его записи, и они утонули в морской глубине. — Привет, — раздался голос над ухом, — Не помешала? Тургон вынырнул из мыслей и увидел Эленвэ. Она стояла рядом. В длинном платье, с распущенными волосами, она держала в руках букет из лесных трав. Тургон давно не видел ее такой. Она присела рядом с ним и почесала кота за ухом. — Здравствуй. Цветы собираешь? — Да вот, решила набрать душицы и зверобоя, мои закончились. Как ты? Тургон усмехнулся. Он мог бы рассказать все: и про Намо, и про Артанис, и про вчерашний преферанс, но ограничился простым: «Нормально». — Я хотела, — Эленвэ запнулась, — хотела извиниться за вчерашнее. Такая взвинченная была, вела себя, как дура. Утром проснулась, и чувствую, словно во мне что-то изменилось. Странно, да? — Все хорошо, — он улыбнулся, — не извиняйся. Я тоже переосмыслил много чего. Они просидели так некоторое время под пинией, разговаривая обо все на свете. Эленвэ рассказала, что купила новые розы и теперь надеется, что они приживутся хорошо, будут цвести. Спросила, как дела у Финрода, и Тургон рассказал, что тот проиграл ему вчера в карты свою лютню, и не знает, что теперь делать: вроде ерунда, все равно играть будет, как раньше, но сам факт… Ветер постепенно усиливался, солнце садилось в облака. — Скоро дождь хлынет, — вздохнул Тургон, — надо хвостатого домой отвести, а то промокнет и злой будет. — Ну, тогда счастливо, — ответила Эленвэ, — и да… Я забыла сказать самое главное. Она задумалась на секунду. Тургон заметил, как покраснели ее щеки и кончики ушей. — Жаль, что у нас все так получилось. Ты сволочь, конечно, — она усмехнулась, — и я вряд ли когда-нибудь пойму, почему так вышло, и что творится у тебя в голове. Но знай, что ты до сих пор мне не безразличен, и если соскучишься… Заходи на чашечку чая, поговорим. Тургон не нашел слов, чтобы достойно ответить, потому лишь улыбнулся и опустил глаза. Он встал и протянул ей руку, помогая подняться. Эленвэ отряхнула платье от сосновых иголок. Погода совсем испортилась: типичный пасмурный вечер, когда нужно сидеть дома за делами, пить чай и слушать, как трещат поленья в камине. — Тебя проводить? — Да нет, сама добегу, — ответила Эленвэ, — поторопись, а то под дождь попадешь. Мне-то недалеко до дома, а тебе еще пройти алею, и по дороге мимо домов потом. — Помню-помню, не заблужусь. — Ну, удачи тебе, — сказала она, — до встречи. Он посмотрел на нее снова, и тут же поймал себя на мысли, от которой ему стало смешно. Сказать что-то на прощание было нужно, но узнай, что пришло ему в голову, Финрод и Артанис смеялись бы до хрипоты. Все-таки они были единственными, кому Тургон рассказал о разговоре с Намо и о своих окончательно сформировавшихся взглядах на мир. Но кроме Эленвэ, ни о чем не подозревающей, здесь никого не было. Тургон приобнял ее одной рукой и коснулся губами ее щеки. — До встречи, — улыбнулся он, — храни тебя Эру.