Паровоз

Михаил не сразу заметил, что его спутник отстал. Конечно, за считанные дни от высадки с почти затонувшего судна «Астрид» до сего момента не умолкающий невнятный матерок, перемежаемый совсем уж непонятным слэнгом трущоб Глазго, очень быстро стал настолько же привычен, как шелест листьев на ветру или шум разбивающихся в пену о препятствия океанских волн — этакий естественный элемент окружающей среды. Точно так же не замечаешь стук колёс, когда едешь в поезде из, например, Челябинска в родной Петербург… Но сейчас Михаил слышал только звуки затихающих предвечерних тропиков, далёкий невнятный рокот вырвавшейся из оков плотины реки, собственные шаги и стук своего же сердца. И ни слова. Странно. — Эй, Каллум! — позвал он. Тишина. — Каллум, чёрт тебя дери, где ты? — на этот раз безответность стала казаться пугающей. Михаил тихо и ёмко выругался по-русски, огляделся и, пригнувшись, с винтовкой наизготовку, метнулся в пыльные кусты на обочине. Если недобитые пираты подкараулили напарника где-то позади, у развалин затопленной деревушки-склада, то на выручку лучше спешить тихо и незаметно, оттуда, откуда его не ждут — в любом случае, не околачиваться же посреди дороги, где он прекрасно виден. Стараясь ступать бесшумно и не задевать плети лиан, спускающихся со скалы по левую руку, Михаил двинулся обратно. Однако опасности он не нашёл. Каллум обнаружился мирно сидящим на корточках у весело журчащего ручья, ещё недавно бывшего ревущим потоком, сносившим всё на своём пути. Юноша тихо, но весьма экспрессивно бормотал что-то себе под нос и тряс чем-то мокрым, так что брызги разлетались. Михаил почувствовал себя крайне глупо и неловко: и ради этого он крался по кустам, собирая на себя все встречные колючки? Выпрямившись во весь рост он решительно зашагал к напарнику, намереваясь отвесить ему заслуженный подзатыльник. — Каллум? Какого хрена ты не отзывался? Я тебе кричал! Вместо ответа Каллум поднял на Михаила горестный взгляд и расстроено поделился: — Я, бля, просто переходил ручей, спокойно переходил, а он взял и ни с хуя выпал, — подумав, Каллум уточнил: — Из кармана вывалился. — Что выпало? — заинтересовался Михаил, даже опустив руку, поднятую было для хорошей затрещины. Каллум посмотрел на него, как на идиота. — Корабль! — в качестве подтверждения слов он снова потряс мокрым пакетиком с чем-то разбухшим и тёмным внутри. Михаил досадливо потёр переносицу. Поблизости даже не было ни Леонарда, который мог бы выразить солидарность в непонимании речи Каллума, ни Тиши, время от времени бравшей на себя роль переводчика: они пошли к месту встречи другой тропой. Приходилось гадать о значении загадочных Каллумовых слов самому — нелёгкая миссия, учитывая собственный неродной английский и жуткое шотландское произношение. Озарение не заставило себя ждать. — Ты чего, спёр траву с пиратского склада? — ахнул Михаил. — Чё сразу «спёр»? — набычился Каллум. — Она пиратская, значит, ничейная. Ну, возражать некому, во всяком случае. Каллум скосил взгляд, и Михаил автоматически посмотрел в том же направлении. Поток сверкающей в лучах закатного солнца кристально чистой воды пенился бурунчиками, спотыкаясь о застрявший среди досок и обломков шифера труп, одетый в хаки и алое. Михаил вздохнул. Мальчишка, ей-богу, типичный мальчишка. — Ну и зачем тебе трава? — спросил он уже даже дружелюбно-снисходительно. — Ты тупой, что ли? — ответил в том же тоне Каллум. Михаил сел на камень, положил винтовку рядом и выразительно глянул на Каллума. Тот заёрзал. — Ну, бля, жалко же добро! Отборные бошки пропадают! Грех не отсыпать. — И много отсыпал? — усмехнулся Михаил, сопровождая вопрос недвусмысленным манящим жестом. Каллум совсем расстроился, повесил голову, словно нашкодивший школьник, и вывернул карманы. — Стакан или типа того. И пакован… парочка. — Один пакет намок, можно только выбросить, — подытожил Михаил. — Ты барыжить собирался, что ли? Каллум вздёрнул подбородок. — Ты чё, кент, думаешь, я бы не поделился? Я же не только для себя! Надо же, бля, как-то расслабляться… — А ты не подумал, как это курить здесь, умник? Каллум скорчил хитрющую рожу и снова пошарил по глубоким карманам. «У него там пол-камбуза и арсенал впридачу», — подумал Михаил. На свет оказалась извлечена пачка дрянных папирос. Михаил молча отобрал траву и папиросы у буквально светящегося от гордости за свою светлую идею Каллума и принялся набивать. — А мне? — протянул руку тот. Михаил так же без лишних слов отодвинул её. — Не, бро, так не годится! Это моя трава! — Спички? Из бездны Каллумовых штанов появилась зажигалка. — Бро, ну ты мудак, — обиженно протянул Каллум, тем не менее, отдавая зажигалку Михаилу. Он прикурил, вдохнул первую хапку и прикрыл глаза. А потом вдруг поманил Каллума, не забыв, однако, предупредить: — Не надо только увлекаться — ни к чему хорошему не приведёт. Михаил перевернул папиросу горящим концом к себе, поднял бровь, глядя на Каллума, тот нетерпеливо кивнул в ответ. Струя вязкого ароматного дыма словно окутала Каллума с ног до головы — по крайней мере, тот почувствовал получение долгожданного допинга именно так, несмотря на то, что это был один лишь вдох: предвкушение сделало неприглядную реальность гораздо слаще. Михаил затянулся ещё раз, а потом, помедлив, протянул косяк присевшему на корточки у его ног Каллуму. Остаток докурили вместе, передавая папиросу друг другу по очереди. Михаил вдруг понял, что впервые в жизни видит закат «как в телевизоре» — огромное оранжевое солнце, тонущее в спокойном бирюзовом море, и чёрные резные силуэты пальм на его фоне. Судя по виду Каллума, он не меньше наслаждался тёплым ласковым тропическим вечером, и в кои-то веки момент его удовольствия не сопровождался грохотом выстрелов и торжествующими боевыми кличами на три четверти состоящими из мата. Хотелось продлить мгновение до бесконечности, но Михаил трезво осознавал, что где-то впереди уже ждут Тиша и Леонард, а ещё — Сето с лодкой, а дальше, через много километров — Катя с дочкой, и нет времени для отдыха. Вздохнув, он поднялся и отряхнул брюки от трухи и кусочков лишайника. — Остальное — потом, все вместе. Когда всё здесь закончим, — распорядился он в ответ на вопрос на физиономии Каллума. — Справедливо, чё, — признал тот нехотя и тоже встал, рассовывая пакеты обратно по карманам. На секундочку Каллум прервал это занятие и расплылся в улыбке: — А хорошо так обсаживает, да? Матёрая! Михаил ничего не разобрал, но понял без слов, что шотландец имел в виду, и улыбнулся. — Как по-твоему, бро, если накурить Тишу, она покажет сиськи? — не унимался Каллум. — Дурак ты! — Да ладно… Надо же как-то расслабляться.