Что за..?Грейнджер?

      Целую минуту в комнате стояла гнетущая тишина, а потом пузырь лопнул. Гермиона не знала, как себя повести и поэтому решила использовать один непробиваемый вариант – женская логика. - Ты не можешь меня любить! Ты надо мной издеваешься! Зачем ты так? Мне же больно! – «Так, все, Грейджер, достаточно женской логики. Давай возвращаться к нормальному состоянию». - Ты больная, Грейнджер? Вот скажи мне, ты правда больная на всю свою красивую голову?! Я никому, никогда и ни за что не сказал бы таких слов в жизни, если бы не был на сто процентов уверен в них! Итак, задаю вопрос еще раз, и советую тебе подумать перед ответом - ты больная, Грейнджер?       Медленно-медленно до сознания Гермионы дошло, что он не шутит, и это ее еще как обрадовало. Но, теперь вставал вопрос, у Драко не только вопрос вставал, если честно: «А что делать дальше?». На этот вопрос Малфой знал ответ. Как бы, это ответ на все неясные ситуации. Всего одно слово – секс. Теперь нужно медленно к этому подвести и Драко не был намерен терять больше ни минуты.       Спокойным и уверенным шагом он подошел к Гермионе. Он видел, что она была вся в себе и, видимо, пыталась найти ответ на вопрос, это было ему на руку. Слизеринец привлек к себе девушку резким движением и начал ее целовать. Опешившая Гермиона не сразу сообразила, что произошло, но все равно незамедлительно ответила на его порыв. Понимая к чему он клонит, девушка даже не собиралась протестовать. Ведь не только Драко знал выход из непонятных ситуаций. То, что она им не пользовалась – это еще ничего значит! - Грейнджер, тебе мужики часто говорят какая ты сексуальная? – на секунду оторвавшись от губ девушки, спросил Малфой. - Поздравляю! Вы выиграл Гранд При! - Саркастическая сука! – и они продолжили поцелуй с еще большим остервенением.       Вещи слетали со скоростью света, руки и губы переплетались в одну линию, и никто бы не различил, где чьи конечности находятся. Им было абсолютно насрать, что дикая Бетси орет за дверью, им было дико насрать на все вокруг. Все, что для них было важным сейчас – это они и кровать. Это был не грубый секс и не плотские утехи, это было настоящее проявление любви. Наконец-то эти два идиота поняли, что любят друг друга и нашли смелость признаться в этом. Подтверждением их любви был каждый толчок, каждое движение и каждая фрикция Драко, которая доставляла Гермионе небывалое удовольствие. Когда они вдоволь насладились друг другом и полное истощение, отдышка, засосы и набухшие соски об этом еще раз громогласно вопили, уже лежа на огромной двуспальной кровати с безумно красивым синим балдахином и верхней частью, которая отражала космос, Драко сказал: - Я никогда не думал, что кого-то полюблю, кроме матери, Грейнджер, – именно в эту минуту Драко захотелось рассказать ей все. Он готов был открыться кому-то. Более того, ему это нужно было сделать. – И уж тем более, я никогда не мог подумать, что могу испытать такое с какой–либо девушкой. Ты удивительная, Гермиона Джин Грейнджер. И если ты сейчас не скажешь что-то, то меня стошнит от всех тех соплей, которые я тебе наговорил. - Я могу сказать от себя тоже самое… - начала говорить Гермиона. - О, тебе тоже хочется вырвать свой завтрак? – за эту фразу он получил подушкой по голове. - Нет, придурок! Я хотела сказать, что ты тоже удивительный, и я ни с кем не испытывала таких эмоций, – сказав это, она мило покраснела. - Ну–ну, не красней. Я ведь уже видел тебя голой, и не раз, малышка, – от этого щеки Гермионы вспыхнули еще больше, и она не поняла от чего больше: от бесстыдной фразы, или от его обращения к ней. - Если ты не заткнешь свой рот – я укушу тебя за нос. - Очень взрослый поступок, Гер… Ай! Ты в себе? - Я предупредила! – хихикая ответила гриффиндорка. – Расскажи мне что-то о себе. Мы семь лет учились в одной школе и ничего друг о друге не знаем. - А что тебе больше всего интересно? Задавай вопросы, и я буду отвечать. - Какое твое самое счастливое детское воспоминание? – это было первое, что пришло девушке в голову. - У меня почти нет счастливых воспоминаний, но то, что было пятнадцать минут назад точно добавиться в этот список. И вообще все... Кхм... Наши такие встречи. - Не пытайся меня задобрить. Отвечай на поставленный вопрос, – в шутку повысив голос, сказала девушка. - Эй, выключи училку. Ты мне нравишься нежной. - Я тебе сейчас по харе заеду. Такая нежность тебе не очень понравится! - Все ты скандалишь! – опять начал уводить тему Драко от этого нелегкого для него разговора, которого он сам хотел, но напоровшись на строгий взгляд Грейнджер, решил, что хуже уже не будет. «Верно, ты уже переспал с грязнокровкой!» - тявкнуло невъебенно крутое остроумие Драко. – Ладно–ладно, скандалистка, сейчас я тебе все расскажу, – и тут лицо парня приобрело совсем другой вид. Он попытался вспомнить хотя бы одно счастливое воспоминание, но кроме материнской любви он ничего не мог вспомнить. Казалось бы, любовь матери – это хорошее воспоминание, но иногда ее бывало чересчур много. Гермиона внимательно следила за тем, как меняется лицо юноши, и она сразу поняла, что затронула самые глубинные нити его души. «Ты же понимаешь, что он может тебе соврать или опять начнет отшучиваться?» - спросил внутренний голос. «Конечно понимаю, но не думаю, что сейчас он захочет шутить».       Когда пауза слишком затянулась и напряжение достигло максимума, Гермиона хотела было спросить что-то у Драко, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, но юноша заговорил быстрее, чем она успела составить вопрос. Парень напряженно смотрел в одну точку и говорил: - Если бы ты попросила меня рассказать о самом ужасном воспоминании, мне было бы гораздо легче. Я сразу бы нашел, что тебе ответить. В моей жизни, определенно, были ужасные моменты, последний длился больше года... А со счастливыми немного сложнее. Впрочем, мое детство было вполне радостным. У меня все было, мать меня опекала... - Драко задумался, явно пытаясь вспомнить что-то, что было действительно "радостным", а не "повседневным". - Я помню, когда мне было около пяти лет, мы с родителями ездили в Норвегию. Я помню, что мне там очень нравилось, ибо климат был так похож на дождливый Лондонский, только холодней. Постоянный дождь, холодный пронизывающий ветер и туман – это моя любимая погода. Я помню, как мы всей семьей сидели в огромной гостиной. Я возле камина читал книжку, а родители сидели позади меня и о чем-то мило перешептывались. Мы тогда были обычной семьей. Отец любил меня и мать, мать любила отца и меня, и я безгранично любил их. Вот такие вот добрые уединенные моменты я могу перечислить на пальцах, и это прискорбно. Все мои счастливые воспоминания с детства перечеркнуло появление Волдеморта. Конечно, я был уже не совсем ребенком... Темный Лорд внезапно исчез, когда я был ребенком, и я этого, естественно, не помню... Но я прекрасно помню, как изменилась моя жизнь с его появлением в четырнадцать лет. Отец очень боялся за меня и за мать и вынужден был беспрекословно подчиняться. Мать боялась еще больше... А потом я стал Пожирателем Смерти и именно это и было наихудшими годами моей жизни...Как нас только не описывали, но никто не знал, что творилось в нашей семье на самом деле. А мы просто продолжали держать марку аристократов.       Драко увидел, что Гермиона плачет и решил, что пора останавливаться. - Ну, что ты, глупенькая. Не плачь, это все в прошлом. Сейчас у меня есть ты, и этот замок, и эта тайна, и возможно смерть за плечами. – «Какая мантикора заставила тебя это сказать, уебок?». От этого всего девушка еще больше разрыдалась и Малфой сгреб ее в охабку. - Ну-ну, девочка моя. Перестань. Тебе не идет плакать, – он начал вытирать слезинки с ее щечек. - Ты… Ты… У тебя было такое печальное детство… - всхлипывая, говорил Гермиона. - Ну, было и было. Я же смог это перенести. Все же сейчас хорошо. Тем более, что дохуя большие горы богатств как-то сглаживали отсутствие любви и теплоты. - Какой же ты кретин, Малфой. Никакие богатства не смогу заменить тебе теплоты и ласки любимых. Как же ты не понимаешь? – и девушка пошла умываться в ванную, чтобы хоть немного привести себя в порядок. - Теперь понимаю, Гермиона. Теперь понимаю, – тихим голосом сказал неприступный, холодный слизеринец, который влюбился.

***

      Когда Гермиона вернулась в комнату и снова юркнула к парню в кровать, Малфой о чем-то напряженно думал. - Послушай, Грейнджер. А откуда вообще взялась эта леди Мэри, а? И чего она к нам прицепилась? Ты ничего об этом не знаешь? - Увы, нет. Хотела бы я знать хоть что-то. Меня вот что больше напрягает – тайна этого гребанного замка, которую нам нужно разгадать или мы подохнем и бла-бла-бла. - Я вижу, ты оптимистка, Грейнджер. - Ох, еще какая, Малфой. - Ладно, Грейнджер, давай посерьезней. Я тебя не так сильно затрахал, что твои мозги атрофировались. Как там звучало то проклятие: «Я траляля, я не чувствую, я нечто большее, я траляля» - перекривил голос леди Мери этот придурок. - Мерлинова борода, почему я влюбилась в этого идиота? Оно звучит так: «Я - то, что нельзя потрогать, но можно ощутить. Я не любовь и не ненависть. Я не чувство вообще. Я нечто большее!». А ты, Драко, дебил. - Блять, давай рассуждать логично. Что нахуй можно понять по этим словам? То, что я вляпавшийся в дерьмо дебил я понял, как только с тобой переспал. И, пока ты не начала на меня орать и краснеть, как маленькая девочка, я скажу, что я совсем не жалею про нашу встречу. Я очень даже всем доволен, знаешь ли. - Малфой, ты мудак. Но, учитывая то, что за дверью до сих пор эта психопатка и я не могу никуда уйти, то просто знай этот факт, - и она повторила. – Малфой, ты мудак! - Хорошо, я мудак. Что с загадкой делать будем? - Ну, мудак, пока ты где-то прохлаждался, я подумала про эту загадку и походила по замку. Кстати, сам замок очень красивый, но сейчас не об этом. Мне пришло в голову, что если это не эмоция, то это может быть ощущение. Как тебе такая мысль? - Я думаю, что у тебя сексуальная попка, но идея ничего так. - Ты хоть немного посерьезней можешь быть? Или ты отпетый извращенец, которому интересны только задницы молодых девиц? - Ох, Гермиона-Гермиона, мне не только задницы нравятся. Но, все не так плохо, как ты думаешь. Мне нравится твоя идея. В ней есть хоть немного смысла. - Какое для тебя самое сильное ощущение? - Оргазм, конечно, – слету сказал Малфой. - Мерлиновы подштаники, ну и кретин. - Ты такая скучная, ты знаешь об этом? Это я сказал тебе позитивное ощущение, а негативное – это ощущение терпкости на языке от хурмы, – с самодовольной ухмылочкой ответил парень. - Да будет тебе известно, мудачный кретин и царь долбоебизма, ты можешь просто перестать жрать хурму! - Нет, не могу, царевна все-должно-быть-как-в-книжке и мисс я-синий-чулок. - Ты проиграл этот раунд, балбес. - Так, хватит. Какое твое самое ненавистное ощущение? - Я ненавижу темноту, – спокойно ответила Гермиона. - Но, почему? – кажется, Драко наконец-то заинтересовался в разговоре. - Когда я была маленькой и гостила у бабушки в Америке, в Джорджии, бабушке нужно было уехать по делам, и она оставила меня у своей ужасной соседки. За то, что я попросила печенье, она посадила меня в подвал и закрыла там. Там было так холодно и мерзко, и очень темно, я даже своих пальцев разглядеть не могла, – от этих слов гриффиндорка начала дрожать. – Вот, почему я ненавижу темноту.       После этих слов в комнате появилось едва заметное голубое сияние и в воздухе зависло старинное зеркало в золотой оправе. В головах молодых людей снова заговорила леди Мэри: «Молодцы, детки. Вот ваша вторая загадка: то зеркало, что перед вами, покажет дверь, которую увидеть не смогли бы сами. А ключ лежит в том месте, где нужно быть невесте». - Блять, теперь две загадки. Ну, пиздец. - Справимся, Малфой. Справимся. – «Что-то мне в это не верится, Гермиона» - «Всегда справлялись и сейчас сможем»