Один удар до победы

      Люциан стоял в самом центре усыпальницы. Под его ногами расходились сложные узоры, свиваясь к трем круглым крышкам, украшенным еще более затейливо. У той, к которой он стоял лицом, в середине была буква «V».       Гроб справа сзади пустовал – Амелия оставила свое место век назад, а со вчерашней ночи и вовсе была мертва. В гробу сзади слева спит Маркус – его очередь тоже придет.       Но сначала – Виктор.       Наверху остался шикарный особняк, теперь горящий, разгромленный, заваленный телами своих и чужих, ликанов и вампиров. Потери велики, но они того стоили. Сопротивление было отчаянным, но эффект неожиданности – неоценим, к тому же атаковали днем. Крейвен, хоть и не глупец, а слишком верил в договор. Какой договор может быть между угнетаемыми и угнетателями? Но слишком заманчивы были перспективы для него, и Крейвен, расчетливый, хитрый и осмотрительный, попался, он терял сметку, стоило только поманить его призраком власти. Его коченеющий труп тоже где-то там, наверху. Предавший однажды – предаст снова, наверняка и он держал свой камень за пазухой, предназначавшийся Люциану. Их сговор достиг своей цели, и друг другу они больше были не нужны. Свою часть Люциан все же частично выполнит – все Старейшины умрут.       Рейз, оставшийся у входа в усыпальницу, стоит, как всегда напряженный, сопит, баюкая обожженную огнеметом руку, поглядывая то на спину вожака, то на выход к лестнице. Его взгляд Люциан ощущает физически – а он-то думал, что чувства не могут обостриться сильнее, чем в форме трансформированного ликана!       Там, наверху, еще грохочут одиночные взрывы и очереди. Где-то еще сопротивляются. Но здесь слишком мало было бойцов и слишком много изнеженных, неспособных на борьбу вампиров. Этот клан уже пал. Именно за этим Люциан собрал лучших из лучших ликанов-воинов в одну стаю – самых надежных, дисциплинированных, отважных и бесстрашных. За этим он стянул их всех в Будапешт. Женщина среди них оказалась только одна, настоящий боевой товарищ. Мужикам пришлось туго все эти долгие месяцы, пока они выслеживали род Корвинов под самым носом самого крупного логова вампиров. Трудно было держать столько своенравных ликанов в узде.       Люциан закрыл свои черные глаза – глаза гибрида.       Во рту стоял ощутимый вкус победы, он щекотал загривок, мурашками спускался по позвоночнику и отдавался нетерпеливым зудом в руках. Долгие века он шел к событиям последних дней, когда его сложный план начал приводиться в исполнение, стремительно распрямляться, как сдавленная пружина.       Вкус победы появился в ту ночь, в тот момент, когда он выволок из разбитой машины еще трепыхающееся тело черноволосой вампирши с пробитой головой, и в несколько ударов запястного клинка добил ее, превратив лицо в сплошное месиво. Затем Люциан не торопясь вернулся к месту пассажира и за шкирку, через разбитое окно, вытащил наружу Майкла Корвина – у того было сотрясение мозга от аварии, автомобиль потерял управление и врезался в стену, когда Люциан сквозь крышу вонзил лезвие прямо в макушку Вестницы Смерти. В переулке появились силуэты голых мужчин – это были ликаны, схватившиеся с верткой вампиршей в доме Корвина. Не все, но остальные наверняка живы, у вампирши не было времени на раненных. Кровососы храбрецы только добивать беспомощных да отстреливаться на расстоянии… «Разберитесь с трупом», - бросил своим Люциан, уводя, почти унося Майкла на себе. За спиной раздалось довольный гомон и рычание – кто-то решил рвать мертвую, трансформировавшись. Пусть порезвятся, им скоро драться с Амелией, а там и до решающего боя совсем немного…       Парень и сейчас там, в подземельях базы, как они гордо называли свое убежище. Что с ним делать – Люциан пока не решил. В нем кровь Корвинуса, и он может быть опасен. Если его укусит вампир, он станет таким же гибридом, как и сам Люциан. А может быть, даже сильнее, нужно поговорить об этом с Синджем. Если Майкла укусит ликан, да еще раздобудет вампирской крови… Если Корвин сбежит… слишком много «если». Люциан выжил, прошел через столетия войны и лишений не потому, что полагался на «если». Корвин вряд ли вольется в стаю, станет одним из них. Это уже сейчас видно в его глазах. В сухом остатке он – ходячий биоматериал, которым, кроме Люциана, ни в коем случае не должен воспользоваться никто.       Что сам Люциан будет делать после – он тоже представлял с трудом. Он почти не помнил себя без войны, да и не воевал ли он когда-нибудь? Лишь несколько десятилетий рабства. Даже ее начал забывать. Война и повседневщина заслоняли все остальное. Она осталась с ним навсегда, символом, совестью, внутренним голосом, тем, ради чего он вообще продолжал жить. Она незримым, неосязаемым, туманным силуэтом стояла за плечом, поддерживала, направляла его. Он завидовал Майклу – тот через память крови увидел ее во всей красе, которую сам Люциан уже почти позабыл.       Закончится ли война сегодня? Без Старейшин, обезглавленные, вампиры ослабнут, но придут в себя, оправятся, выберут новых и всё продолжится, с той разницей, что Люциан теперь практически непобедим. «Непобедимых не бывает» - одернул он себя. Самоуверенность – источник ошибок. Каждый, кто думает, что непобедим, будет побежден. Правый бок все еще саднит – две крупнокалиберных пули прошили его насквозь в узком коридоре, вдобавок к тому – много зазубренных кусков серебра все еще скребутся в нем, это еще раньше, когда они прорывались через заминированный двор к особняку. Раны затягиваются слишком быстро, чтобы выдавливать из себя серебро. К новым способностям еще привыкать и привыкать.       Люциан, сложив руки в замок и широко размахнувшись, обрушил удар на узорчатую круглую крышку, отделяющую его от гроба. Кажется, механизм прост, нужно лишь повернуть центральную пластину, где выгравирована «V», и замок откроется сам. Но Люциану не хотелось даже прикасаться к этой букве.       От удара образовалась глубокая вмятина с рваными краями. Схватившись за них, он отогнул металл в стороны, потом еще и еще, рыча, отрывал и отбрасывал куски, едва удерживая себя на грани превращения, до тех пор, пока не увидел гроб, висящий вверх ногами на подъемном механизме. Еще немного…