Долой из сердца девочку

      Если бы была возможность взять ластик и просто стереть все воспоминания о тебе, то я бы с удовольствием это сделал. Ты распустилась в моей голове пышным цветком, пустила повсюду свои корни и не отпускала меня три года. Я сам на себя не был похож в последние дни. Хотелось вырвать этот цветок, словно он был мерзким сорняком, растоптать к черту, чтобы он наконец-таки не сковывал меня в тиски. Но лишь один взгляд твоих серо-зеленых, пленительных глаз, и я снова немой раб.       Ты любила поиздеваться надо мной, любила смотреть прямо в глаза, хлопать длинными ресницами, улыбаться лишь краешком губ, а затем отворачиваться, махнув золотыми, короткими кудряшками. Ты любила писать мне вечером, часов в двенадцать ночи, а потом не отвечать на ответные сообщения. Ты любила горячо приветствовать меня на съемочной площадке, крепко обнимать, гладить по спине, а потом убегать в конце рабочего дня даже не прощаясь. Ты любила то, что выводило меня из себя, но я ничего не мог сказать против.       Я был рад так стремительно приближающемуся концу съемок, от того, что надеялся, будто не увижу тебя больше никогда. Хоть все и стало таким привычным: посиделки в гримерке, когда вокруг витал привычный мягкий запах твоих духов, когда кружки с чаем стояли на туалетном столике среди кучи баночек и тюбиков, когда по всей комнате валялись твои шмотки и кроссовки. Забыть все хотелось.       Сваливай из моей головы маленькая богинечка. Со всеми своими заигрываниями, со всеми своими обольстительными взглядами, со всей своей чертовой недодружбой, которая из тебя лилась фонтанами. Со своей фальшивой, изумительной улыбкой в мою сторону, вали, пожалуйста. Не говори мне больше ни слова, иначе я за себя не ручаюсь.       А ты все сидела, такая наглая, чересчур дерзкая, и смотрела надменно своими избалованными глазами. Знала, что я не могу и слова сказать тебе, и насыщалась сполна моментами, когда я бежал за тобой как собачка. Словно мифическая Ундина, ты затаскивала меня все глубже и глубже в себя, гипнотизируя своим голосом, растворяя своими прикосновениями.       Знала бы ты, как сильно я хотел тебя ненавидеть, как сильно я хотел выкинуть тебя – мою мучительницу, из головы, и забыть как страшный сон. Знала бы ты, что из-за тебя состариваюсь быстрее, не замечаю время; что ты, черт возьми, отнимаешь у меня лучшие годы, забираешь все воспоминания. Знала бы ты, что я ни о ком и ни о чем кроме тебя не думаю. Ты в музыке, ты в стихах, в мыслях, в мечтах. На каждом шагу, за каждым поворотом, в каждом окне твой тонкий, еле ощутимый силуэт с наркотизированным взглядом. Всегда со мной рядом иллюзия, псевдо ты, и от этого хочется убиться.       Ты гребаная фата-моргана, строящая дружбу из ничего, делая вид, что все так и должно быть, вновь и вновь улыбаясь мне будто елейно и снисходительно. Да кому такое надо? Словно ты из разряда ангельски прекрасных, вся такая нежная и утонченная, милая и добрая, восторгающаяся зверушками и детишками, а на самом деле баловница химера, стоит лишь только копнуть тебя глубже.       Пелагея. Пе-ла-ге-я. Даже само имя со вкусом спеси и гордыни. Сегодня ты уйдешь из моего сердца, девочка.

***

      - Черт, сегодня все не так, - бурчала ты, хмуря брови. У тебя весь день шел насмарку. Я и сам не понимал, что происходит, потому что ты была грустная, раздраженная, надоедливо-противная, со своей непонятной хандрой. Даже не хотелось спрашивать, что случилось. Убить тебя безразличием? – А можно в начале песни приглушить свет в зале и пустить несколько прожекторов прямо на него?       Не смотреть на тебя возможности не было. Я сидел рядом в кресле и смотрел, как репетируют твои ребята, измотанные наставницей, от которой добрых слов сегодня не дождаться. Кажется, Везувий начинал извергаться…       - Боже, скорее бы все это закончилось. Никогда больше, - бурчала ты, откидываясь на спинку кресла, закрывая лицо руками.       Я не сдержался и усмехнулся, вспомнив, как ты меня уговаривала на второй сезон детского голоса. Услышав мой смешок, ты глянула на меня, удивленно подняв бровки. Какой-то обеспокоенный, измученный взгляд, потухший и вялый, убитый и в тоже время убийственный. Снова смотрела так, что земля выбивалась из-под ног. Отвернись сейчас же, что ты делаешь?       - Что-то не так? – раздраженно спросила ты с несвойственной тебе пренебрежительностью. Интересно, с какого момента воздух между нами начал затвердевать и трескаться.       Такую дамочку было сложно выкинуть из головы; даже если ты знаком с ней всего пару минут, не забудешь никогда. Был только вопрос, какой она предстанет перед тобой: розовощекой милашкой с игриво подпрыгивающими кудряшками, когда она куда-то бежит вприпрыжку, или соблазнительной гурией, томно поглядывающей на тебя из-под полуопущенных ресниц. При мне засветились все твои грани и влюбили в себя, так жестоко и навечно.       - Все идеально, не замечаешь? – в тон тебе ответил я, разводя руками, указывая на раскаленную до предела обстановку.       Пора было с этим заканчивать. Сегодняшний день был последним днем нашего знакомства, последним днем моей зависимости от твоих слов и улыбки. К черту просто все, лишь бы вернуть к жизни мое высосанное за три года тело.       Я вздохнул и отвернулся, не выдерживая взгляда твоих погасших глаз. Сегодня в них было чересчур много ненужной серости, абсолютной пустоты, как будто извлекли из них всю зелень, а вместе с ней веселье и задорность. Грустной и угнетенной ты мне нравилась больше. И не потому, что ты была от этого какая-то особенная, а от того, что такое состояние будет не только у меня.       Я вздохнул и встал с кресла, все еще находясь под прицелом твоих внимательных глаз, а потом замер, совершенно не зная, что делать дальше. Язык не поворачивался сказать тебе все в лицо, вылить всю злость, которая копилась несколько лет. Здесь, при маленьких детях, бегающих на сцене, воспользовавшись моментом, когда наставница отвлечена, сказать, смотря прямо в глаза о том, что ты конкретно затрахала меня. Не так-то просто.       - Дим, постой! – воскликнула ты, вскакивая с кресла, тогда, когда я прошел мимо тебя с каменным лицом. Приказы отдавать ты мастерица, и я остановился, совершенно без возможности сказать что-либо против. – Ребят, отдохните, я поговорю пару минут, а затем вернемся к репетиции.       - Чего тебе? – спросил я, не дожидаясь твоих слов.       Возможно, я был к тебе холоден совершенно, как ты думала, беспричинно, возможно ты подавала знаки, которые, как я думал, были фальшью, но лишь одно было совершенно точно – мы абсолютно запутались. Не помню, когда в последний раз ты делала что-то искренне по отношению ко мне, ты лишь только дразнила, хихикала на съемках со своими дружками, отказывалась от моих предложений довезти тебя после работы до дома, но ехала с ними в клуб, а потом звала меня в кафе или кино, рассчитывая, что я соглашусь. Черта с два. Я искренне радовался, заявляясь на съемку со своими подружками, смотря, как ты пускаешь яд, глядя нам в след.       - Чего мне? – переспросила ты, засовывая ручки в задние карманы джинсов. – Знаешь, у меня все в порядке, а вот твои безразличные взгляды в мою сторону мне надоели. Я в чем-то провинилась, Дим? Я замечаю, как ты от меня отдаляешься.       Я просто опешил. Пытаешься выставить меня виноватым? Это, похоже, работало. Твои глаза заблестели от набегающих слез, в них запросто можно было прочитать тяжелый и мощный упрек, как будто ты обвиняла меня не в вечном игноре твоих закидонов, а, по крайней мере, в убийстве. Убийственный, тяжелый взгляд.       - Ты все прекрасно знаешь, - ответил я, забирая с кресла Фадеева свой рюкзак, закидывая его на плечо. – Не строй из себя дуру, пожалуйста. Неужели ты ничего не замечаешь?       У тебя полное непонимание ситуации. Как будто твой мозг специально запрограммирован на отторжение любых слов от меня. Я усмехнулся, качая головой и, не смотря на тебя, отправился на выход из съемочного павильона. Я не сказал то, что хотел, надеялся, что было достаточно моих слов, чтобы понять все, что творилось у меня внутри, но ты догнала меня в темном коридоре и остановила, схватив за руку.       - Не уходи просто так, объясни! Ты называешь меня дурой и уходишь просто так. Неужели я обязана точно определять, что творится у тебя в голове, - прорычала ты, дергая меня за рукав водолазки, заставляя обернуться. В темноте практически ничего не видно, кроме бликов разноцветных ламп, которые играли в твоих глазах. – Почему ты на меня злишься? В чем моя вина? Неужели я сделала что-то настолько плохое, что заслуживаю от тебя такого безбожного отношения?       Твой голос осел и срывался, казалось, ты плакала. Я хотел тебя забыть, растоптать в своих мыслях, искоренить из своего мозга все до мельчайших деталей, каждый твой миллиметр, каждый твой божественный миллиметр. Я бы не скучал. Никогда. Но ты настойчиво тянула меня к себе, привязывала, насильно, хотя сама этого и не замечала, наверное.       Я хотел сказать всю правду, это было единственное решение, самое правильное, но боялся, что ты воспримешь в шутку, как и все, что я тебе говорю. Всегда ты могла ударить побольнее, жестко, влепить пощечину своим острым язычком, превратить все в шутку, так грубо представить искреннее признание всего лишь пародией на него.       - Сделала, - просто ответил я, безотрывно смотря тебе в глаза сверху вниз, чувствуя, как ты неуверенно отпустила мою руку. Не знал, продолжать ли дальше, ведь разговор мог стать не откровением, а спектаклем. – Влюбила в себя.       Ты сделала шаг назад и как-то странно обхватила себя руками, удивленно округлив блестящие глаза. Я ничего не понимал. Сердце колотилось у самого горла, а мысли спрессовались в непонятный ком из сплошных противоречий. Ты не сказала ни слова, продолжая гипнотизировать меня взглядом, раскачиваться из стороны в сторону, я не мог понять, что у тебя в голове, и уже собирался плюнуть на все и уйти.       Почему ты заставила меня это сделать? Заставила вывернуть душу наизнанку, показать ее закрома со всеми секретиками, а теперь стоишь, строишь из себя непонятно что и плюешь, так мерзко и цинично. Я хотел тебя забыть сегодня, моя дорогая аферистка, так ловко манипулирующая чувствами, но сейчас все тело неприятно ныло и пульсировало только от одной мысли, что ты ко мне никогда не прикоснешься.       - Молчишь теперь, - рыкнул я, сжимая пальцы в кулаки, собирая всю волю, чтобы развернуться и уйти наконец-таки. – Заставила меня сказать. А теперь ты скажи, довольна ли, что все у твоих ног?       - Я даже не думала, Дима, - сказала ты, делая снова небольшой шаг ко мне, оглядываясь по сторонам, будто боялась, что нас застанут за чем-то пакостным.       Прямо сейчас передо мной, ты была какая-то необычно мягкая, будто бархатная, а воздух вокруг от твоего тяжелого и частого дыхания словно загустевал, превращая момент в безумную тягомотину. Я признался тебе не какими-то красивыми словами, не в надежде, что ты ответишь взаимностью, а скорее для того, что бы получить очередной удар, а затем совсем убедиться в твоем бессердечном отношении ко мне и уйти. Но ты не давала мне этого сделать, как обычно, в принципе. Что, черт возьми, творится в твоей безумной голове?       - Прости, что я раньше этого не замечала. Нет, не так, - ты запнулась и вздохнула, облизнув губки. Нервничала, как будто решалась твоя судьба. – Все я замечала. Прости, что я считала это глупыми шутками, прости, за мое слегка странное отношение к тебе. Я хотела огородить себя, Дим. Я считала все обычным флиртом, знаешь, как коллеги, давно работающие вместе, и думала, что ни ты, ни я не хотим переступать этот порог.       А в твоих глазах алым пламенем разгоралась бесноватость, поедая глубокую и серую пустоту. А по моим венам растекался лед, остужая каждую клеточку моего разгоряченного тела. Холод волнами доходил до головы, от чего я абсолютно не соображал. Ситуация выходила из-под контроля моего разума. Непонятно откуда доносился мерзкий писк: «Долой девочку из сердца, долой».       - Прости, что так поздно все поняла. Тогда, когда ты, видимо, решил сдаться, а я, похоже, решила бороться. Прости, что так поздно и неуверенно, прости, что странными рывками, такими двузначными, прости, пожалуйста, - шептала ты, подходя ко мне ближе. – Прости, что я такая неуверенная, сомневающаяся, прости, что ты, наверное, мучился. А я плыла по течению, ведь чувства, если честно, проснулись совсем недавно. Прости, что заставила тебя признаться, да еще и таким способом. Я не хочу, чтобы после съемок все закончилось, даже не успев начаться.       - Поля, - выдохнул я и сам удивился, какой легкостью произнес наконец-таки твое имя, такое мягкое и легкое. По-ля. Неуверенно, будто подросток, я прикоснулся к твоим рукам, которые все также крепко обхватывали плечики, и разнял их, с удовольствием ощущая, какая ты сегодня податливая.       - Лучше ничего сейчас не говори, Дим, - попросила ты, подходя ко мне вплотную, утыкаясь лбом в мое плечо. – Дай мне привыкнуть, пожалуйста. Всего чуть-чуть, потому что я не понимаю, что сейчас происходит. Какая-то нереальность и голова кружится. Чуть-чуть.       Ты тяжело вздохнула, обвивая ручками мою шею, привставая на носочки. Вот так вся моя жизнь сосредоточилась в моих руках, когда я обнял тебя за тонкую, льнущую ко мне талию, вдыхая дурманящий запах твоих духов. Сегодня неожиданно у меня появилось все, даже слишком легко, и от этого не до конца верилось в правдивость момента. И только ты, такая реальная и одновременно нереальная, позволяла мне чувствовать, что все по-настоящему.       А ведь сегодня я мог все испортить, убить до конца сидящую во мне привязанность к тебе. Даже не осознавал, что сегодня был наш последний день, и вскочил в уходящий поезд. Я успел быть с тобой. Не-е-ет, ты никогда не уйдешь из моего сердца, Поля.