Кукловод

Эрвин уже минут сорок стоял у окна и смотрел на то, как все копошатся, готовясь к экспериментам над гигантами. Ханджи носилась больше всех: хватала доски и тащила их одна, чуть ли не кричала от возбуждения, когда слышала рёв гигантов, порой истерически хохотала, весело раздавая указы. Эрвин иногда думал, что её интерес к гигантам он ей внушил. Он внушил ей, что ей должно это нравиться, она должна любить это, радоваться каждому эксперименту, должна двигать поток ничего не понимающих солдат, пробуждая в них интерес. То есть Ханджи под своеобразным гипнозом с его стороны. Он умел внушать людям, что они "хотят" делать. Около повозок с ящиками постоянно крутился Майк, помогая переносить коробки в ангар. Он ловко приходил на помощь солдатам, которые вот-вот могли потерять равновесие от тяжести того, что они доставали. У Майка была способность чувствовать особые энергетические волны от всего, что движется. Эрвин тоже воспринимал это на свой счёт. Как-то раз , после того, как Захариус не смог вовремя помочь своим в вылазке, он сказал ему, что Майк должен чувствовать опасность и волнение людей. С тех пор Майк никогда не расставался со своим козырем, не понимая, что тоже винтик в механизме Эрвина. Каждый в Легионе был под его частным контролем, хоть мог и месяцами об этом не подозревать, хотя, смотря сколько проживёт. Он знал все тайные жесты кадетов, знал всё, о чём принято и не принято говорить вечером в столовой. Знал, кто с кем, кто о чём. И порой он думал, что он - Король этого маленького мира Легиона Разведки. За ночь до вылазки он никогда не запрещал всем выпить, посидеть допоздна в столовой, сношаться в уборной и так далее. Смысл ограничивать себя в естественных потребностях, если завтра твой последний день? Взбодрись! Ты же завтра умрёшь! Жизнь в Легионе была цикличной. Будто бы расписана им по действиям. Когда приходят новички, старшие становятся более серьёзными, дабы произвести впечатление. Происходит весёлое и взволнованное копошение, словно все ждут чего-то интересного. После вылазки настрой падает, наступают траурные дни, тихие вечера, когда слышно лишь вечерних птиц. Все словно засыпают, притихают и лишь нервно подрагивают. Зато после прихода новеньких вновь наступает поднятие боевого духа, вера возрастает. И Эрвин вновь ведёт их в бой. Они верят ему. Они идут за ним. Они умирают за его веру. Вчера все они были из разных семей, кругов воспитания и характера. Но после его слов, они все равны. Каждый готов отдать своё сердце, вслепую пойти, а может даже побежать. Все, кроме одного. Леви всегда был запретным плодом для Смита. На него невозможно давить, властвовать, распоряжаться его сердцем. Да, он выполняет приказы, но полной отдачи в них Эрвин никогда не получал. Его слова могли лишь удивить Аккермана своей уверенностью, но не более. Он не мог внушить ему, что ему "захочется" делать. Леви всегда решал сам, никогда не ослаблял круг своей защиты. Он был непредсказуем. А непредсказуемость у Эрвина ассоциировалась с безумием. И смертью. Майк не раз говорил, что когда Леви чересчур спокоен, то просто дьявол. Он нёс какую-то чушь про его ауру, но Эрвин не слушал. И так всё было ясно. Леви не мог быть лишь орудием в его руках, он не был очередной важной куклой. Он мог двигаться сам, как бы ему не мешали. В самые плохие дни, когда настроение было на дне, Эрвин представлял всех куклами, которыми он управляет, подсоединяя к их рукам и ногам нити, которыми он руководил с лёгкостью. Игрушки поддавались легко и словно сами этого хотели. А Леви был не такой игрушкой. В нём словно крутился адский механизм, который постоянно обрывал нити, как бы Эрвин не пытался к нему подступиться. Ни один путь к его разуму ему не открывался. Леви не был подвластен его воле. И это-то и манило Эрвина. Запретный плод всегда сладок.

***

- Чего уставился? - недовольно спросил Леви, отбрасывая отчёты в сторону, недовольно смотря на Эрвина. - На мне цветы не растут. - Задумался. - легко отмахнулся Эрвин, перелистывая страницу чертежа для вылазки. - Напрягает? - Очень. Мне было бы ещё неприятнее, если бы у тебя не было глаз и ты подолгу пялился глазницами на меня. - Что за бред? Проспись и протрезвись. - Заткнись. - Леви встал и наклонился к Эрвину через стол. - У тебя взгляд, как у сумасшедшего. Либо смотри спокойнее, либо глаза себе выколи. - Просто я так пытаюсь понять, что ты за человек. Ты у меня ассоциируешься с кем-то несуразным. Словно ты призрак. - А ты у меня с крысоловом. - сказал Леви, быстро уходя из комнаты, где воздух казался ему невыносимо душным. Когда дверь с грохотом закрылась, Эрвин ухмыльнулся и стал слушать удаляющиеся шаги, которые раздавались эхом по коридору. - Крысоловом? Хах. - Эрвин закрыл глаза, подняв голову наверх. - Потому что я могу увести людей за собой, лишь напев им песню? Занятная история. Да ты поэт, Леви.