Поездка с безумцами.

      С самого утра природа предвещала что-то нехорошее. Теплая весенняя погода, стоявшая несколько недель подряд, резко сменилась мокрым снегопадом. «Мело, мело по всей земле во все пределы…» — сказал бы в этом случае Пастернак. Но он-то имел в виду зиму, а не середину апреля.       Проснувшись с утра, я потерял не только хорошее настроение, но и веру в продолжительно-теплую середину весны. Я сделал свои обычные утренние процедуры и вышел на улицу. Не успел я оглядеться вокруг, как тут же приобрел бесплатную белую накидку, сотканную самой природой из маленьких крупинок мокрого снега, лицо мое, а особенно густые брови мои сразу намокли, и, умывшись под бодрящим холодным душем, я побрел в учебное заведение.       Сгущались сумерки, светлое небо постепенно окрашивалось в свой привычный ночной цвет. Когда я вышел из здания, город окончательно опутала ночная паутина. Но природе было все равно на время суток. Казалось, что кто-то там сверху включил колонку на громадной небесной печи с названием «снегопад» на полную мощность и ушел, совершенно про нее забыв. Опять ветер, опять снег в лицо и опять закаливающие водные процедуры.       Как хорошо, что есть метро! Оно — настоящий оплот для замерзших, уставших от плохой погоды горожан. Когда я спустился туда, меня сразу окатила волна жаркого воздуха, отчего белоснежная мантия, покрывавшая куртку, превратилась в россыпь прозрачных капель. Не я один в этот момент нашел здесь свое пристанище, спасаясь от лютой стихии, бушевавшей на улице. В метро были еще тысячи таких же, как я, одним словом, час пик.       К счастью, нужно было ехать в сторону центра, а это направление вечером особым спросом у населения не пользуется. Я легко смог найти свободное место и распластался на небольшом коричневом сиденье. Стоит сказать, что я сегодня переутомился: не выспался с утра, преодолел тяжелый день учебы, да вдобавок устал от неравного боя с непогодой. Только я собрался отдохнуть, но не тут-то было! В метрах пяти от меня мужчина тридцати лет в лохмотьях примостился на раскладной стульчик, каким обычно пользуются дачники для сбора ягод, взял в руки зеленый, обшарпанный баян и затянул песню. Обычную попсовую песню, коих в нашей стране миллионы. Но, Боже мой, он не умел ни петь, ни играть! Баян сам по себе инструмент громкий, но когда он фальшивит, эта громкость возрастает в сотни раз, от этой фальши вяли не только уши, но и цветы в руках девушки, сидевшей рядом со мной. А голос, что сказать про этот голос? В нем нет тягучести, плавности и мелодичности. Это грубое и оглушительное выкрикивание строчек песни, уродование ее! «Когда же он кончит? Когда завершится это мучение, бесстыдное насилование моих ушей?» — думал я. И вот баян замолк — завершилась песня. Мужчина крикнул: «На следующей станции я выхожу, так что прошу опустить ваши деньжата в мою кассу!». Меня удивило, с какой непоколебимой уверенностью он сидел на своем стульчике и ждал все время до прибытия поезда на станцию, пока к нему подойдут люди и опустят свои деньги в так называемую кассу. Поезд остановился, а к нему так никто и не подошел. Он вмиг собрался и навсегда покинул вагон. Однако я не был этому рад. Ведь мне надо было идти вслед за ним и переходить на другую ветку. Хорошо, что он остановился на полпути по каким-то непонятным причинам, и я вошел в новый поезд без него.       Тут было уже народу больше, поэтому пришлось постоять. Поезд захлопнул свои металлические двери и, ускоряясь, двинулся вперед. Тотчас бабушка в красной одежде, придавленная добрыми гражданами к двери, заголосила. «Православные, вы забыли своего Бога!». «Ну, началось», — пронеслось в моей голове — «православная проповедь свихнувшейся бабули». «Один человек сказал, что люди произошли от обезьяны, и вы этому поверили! Поверили в то, что даже Богу смешным покажется. Ваш разум затуманен научными знаниями, ваше сердце зачерствело, а вашу душу пожирает дьявол. Очистите свою душу, помолитесь Христу нашему, придите в церковь златоглавую, причаститесь, вспомните про Бога пока не поздно! Тогда дьявол и нечистая сила изойдут из жизни вашей, и наступит божья благодать!». Двери поезда раскрылись, и я пулей вылетел из вагона. Бабушка вышла за мной. Она что-то еще кричала, но я не расслышал этого. Итак, с меня довольно!       Предстояло в последний раз сделать пересадку. Я уже не надеялся на хорошее окончание поездки. И не зря! Сначала, конечно, я не понял в чем подвох. Все было тихо. Первая станция, вторая. Ничего подозрительного. Вдруг молодой человек с длинными волосами и густой бородой, который до этого едва слышно беседовал со своей подружкой, повысил голос и начал неадекватно себя вести. «Я ему говорю на концерте, что ты этой музыкой хотел людям сказать, как вообще этот набор звуков понимать? А он в ответ молчит. Говорю ему, ну и падла же ты! Через полгода снова пришел снова на его концерт. И снова не пойми что играет. Я церемониться больше не стал, засветил ему в рыло. Пускай на будущее знает!». Лицо собеседницы скорчилось в недовольной гримасе. Можно было догадаться, что она неравнодушна к этому горю-музыканту. В руке она держала бутылку пива. В ней оставалась половина содержимого, когда она со всего размаху выплеснула пиво на лицо и на куртку своему другу. Он рассвирепел. Мгновенно бордовой краской налилось его лицо, и он закричал на нее. « “Непечатное слово”, ты! Пошла на “непечатное слово”! Еще паровоз и маленькая тележка, доверху нагруженные непечатными словами». На следующей станции он вышел, вскоре то же самое сделал и я.       На улице не прекращалось погодное безумие. Но пробираясь через этот снежный ад, я не думал о нем. Будто бы невидимую капсулу надели на меня сверху. Все мои мысли были заняты этими тремя случайными происшествиями. Я размышлял: «Обычно еду в метро и ничего не происходит. А сегодня аж три случая сумасшествия! И угораздило же меня сесть именно в эти “счастливые” вагоны! Тотальное невезение или козни судьбы? Наверное, и то и то». Не знаю как вам, а мне порции сегодняшнего сумасбродства хватило надолго!