Мир взаперти

На какое-то мгновение в зале стало тихо: все ждали новых толчков, однако их не последовало. Послышались негромкие разговоры и возня – почти все свалились со стульев – а так же громкий крик Южной Италии: — А ну убери от меня свои похотливые руки, томатофил грёбаный! – естественно, это было сказано Испании, который, как только началось это маленькое землетрясение, обнял и прижал к себе, чтобы уберечь от опасности. Поскольку старший Варгас был таким же трусом, как и его брат, который повис на шее у Германии, вцепившись в него руками, ногами, и даже своей смешной прядкой с левой стороны зацепившийся за своего Дойцу, он в свою очередь прижался к своему бывшему опекуну и закрыл глаза. Они оба вспомнили то время, когда Романо был ещё толстощёким малышом с недовольным личиком, и когда Антонио точно так же защищал этого несносного мальчика с точно такой же прядью-пружинкой, но с правой стороны, что было его единственным отличием от Феличиано, если, конечно не считать тёмного цвета волос и скверного характера; Карьедо всегда опекал Южную Италию, порой даже очень сильно рискуя собственной шкурой, что Ловино всегда очень ценил, однако никогда не показывал, поскольку не хотел, чтобы его сочли смазливым педиком, как Северную Италию. Романо вообще не любил, когда его сравнивали с братом, поскольку таким образом всегда указывали на его недостатки, что, на его взгляд, вообще никому не нравится. Но всё же, он даже по-своему любил своего братика-прилипалу, не только потому, что знает его практически с рождения, но и потому, что этого маленького любителя пасты просто невозможно не любить. А Испанию он тоже любил, но только как заботливого родителя, хотя порой его, как любого в его возрасте, посещали не очень хорошие мысли относительно своего воспитателя, наставника и просто хорошего друга. Примерно такие же мысли приходили в голову Антонио, ведь только он мог читать Южного Варгаса, словно открытую книгу, только он видел его настоящую истинную сущность, весьма удачно скрываемую под маской недовольного, мрачного и грубого юноши. И всё же Ловино старался придерживаться своему образу, пряча настоящего себя где-то в глубинах сознания. – Тебе что, гавном уши заложило, кучерявый? – повторил Романо. – Я сказал, руки убери! Карьедо вздохнул, но всё же послушался своего бывшего ученика и отпустил его, на что тот лишь презрительно фыркнул, однако его маленький внутренний Италия прыгал, желая вернуться в ласковые, тёплые и хорошо знакомые объятия испанца, в которых можно было не волноваться ни о чём. Даже всеобщий шум, взволнованные разговоры стран и бешенные вопли кошек, и уходящий из-под ног пол не смогли разбудить соню-Грецию, которому было, похоже, всё равно, что творится вокруг – конец света, война, или обычные довольно шумные посиделки – ничто не могло отвлечь его от любимого занятия. Так же и сейчас, пока грек мирно сопел, Япония подошёл к нему, посмотрел сверху вниз со слабой полуулыбкой, поскольку на большее он просто не был способен, и заботливо вынул кусок штукатурки из длинных спутанных волос Карпуси. Кику столько хотел ему сказать, однако он просто не мог, с одной стороны, просто не мог подобрать слова, ведь, как ни крути, раскрывать душу человеку, пусть даже лучшему другу, не так-то просто; ну а с другой стороны, не позволяло его воспитание, которое ему привил старший брат – Китай. Японец мысленно согласился со словами Кореи, что Яо так его запугал, что сам Хонда был похож на зомби. «Все таки этот маленький пошляк и хам иногда бывает прав», — мелькнула мысль в голове у этого самого “зомби”. Греция был не просто его лучшим другом, он был единственным европейцем, которого тот мог понять, поскольку они были точной копией друг друга, правда находящиеся на разных концах света, и в связи с этим имели некоторые отличия. Пока Япония разбирался со своими мыслями, чувствами и эмоциями, кое-кто уже пытался выбраться из ловушки: — Так, не волнуйтесь! Великий Я вытащу вас отсюда! – пафосно воскликнул Пруссия и, улыбнувшись собственному величию, попытался открыть злополучные двери, которые никак не хотели открываться, даже несмотря на многослойный мат Гилберта, и так постоянно вырывающийся из его рта по поводу и без, а теперь просто перешедший все границы. Россия заботливо зажал уши маленькому Латвии, сжавшего от страха в практически невидимый комочек, а Литва и Эстония, обнявшись, дрожали как конфетная обёртка на ветру. — Бесполезно, их можно открыть только снаружи, — тихо сказал хозяин, оторвавшись от по-прежнему спящего грека. — Чёрт, ты, придурок обкуренный, какого хрена ты построил такие грёбаные двери? – сердито буркнул Романо. — Не смей оскорблять моего брата, ару! – вступился Китай. — Да, ты сам просто завидуешь братику-Японии, потому что сам бедный! – поддакнул Корея, решив, видимо, что таким образом Яо сменит гнев на милость, однако тот лишь отвесил ему хорошего подзатыльника и что-то тихо шепнул на китайском. — Давайте не будем ссориться! Если мы все объединимся, то сможем выбраться отсюда. В подобных ситуациях надо действовать сообща! – как можно громче сказал Канада, однако и теперь его никто не заметил. Все продолжали спорить. — И как мы откроем дверь снаружи? — Надо кого-то позвать! — Кого? Все же здесь! — Нет, не все! Помните, есть ещё какой-то... ммм... ну который на Америку похож... Он нас и спасёт! — Канада? Так он здесь! – Куба показал на копию Альфреда с милым лицом и более длинными и немного курчавыми волосами, улыбавшегося по поводу того, что о нём наконец-то вспомнили, пусть и косвенно. — Мэтью, mon chéri*, папочка так волновался! – Франциск бросился обнимать свою бывшую колонию. — Ну конечно, он радуется, а мы тут гнить должны! Доволен, виносос бородатый? – Англия опять завёл старую шарманку. — Хаха, зато мой милый Канада не кинул меня, как твой! От тебя даже паразиты бегут, чаефил бровастый! – откинув Уильямса, Франция как обычно набросился на Киркленда. Всё это уже стало определённой традицией, и ни один из них не мог нормально прожить день без такой вот перепалки. Как говорится, бьёт, значит любит. В итоге опять образовался гвалт, и уже даже Россия со своей зловещей аурой и не менее зловещей младшей сестрёнкой был бессилен. На этот раз, всех успокоил... Швеция, который встал, стрельнув во всех устрашающем взглядом и что-то невнятно буркнул. — Давайте успокоимся и придумаем, как можно скоротать время. – перевёл Финляндия. Как ни странно, это подействовало безотказно: все успокоились и задумались над предтожением Бервальда. Однако как на зло, ничего не приходило на ум, как вдруг: — А давайте в бутылочку! – предложил Дания. После недолгого совещания, эта мысль была принята единогласно. *mon chéri (фр.) – мой дорогой ____________________________________________________________________ Простите меня за такую ужасную главу: вдохновение покинуло меня на середине, и остальное было просто высосано из пальца. Если вы подкинете мне идей, может, следующая глава будет получше.. >_<