Моя любовь ставит тебя на колени.

      Мрак в комнате. Сквозь плохо зашторенные окна в нее врывается острыми лезвиями холодный лунный свет, неровно вырезая в темноте два силуэта.       Она на коленях. Перед тем, кого так старательно ненавидит. Сжимая тисками ладоней раскалывающуюся на части голову, будто молится, преклоняясь. В уголках искусанных губ поблескивает алыми бусинками кровь, как только девушка пытается взглянуть ему в глаза. Тот, кого почти убила и оставила, скалится по-волчьи, хищно обнажает зубы и сжимает ладонь вытянутой вперед руки в кулак, заставляя её нервы искрить миллионами электрических разрядов и смотреть ровно в пол в повиновении. Её красное платье идеально сочетается с цветом крови на его испачканных по локоть руках.       Пару секунд Кай крутит кинжал перед носом с издевательской ухмылкой на губах, скользит сумасшедшим взглядом по вымазанному лезвию, а потом переводит его на Бонни, такую красивую и беззащитную в своем чертовом платье. Сердце не спотыкается, продолжая свой монотонный ход, дыхание не захватывает, Паркер ни черта не ощущает, только бешенство, клокочущее в венах кислотой, из-за её предательства. Как она могла не оправдать его надежд?       Плавно, с пафосом в третьей степени, словно тысячу раз репетировал перед зеркалом, Кай выходит из своего угла, неохотно ослабляя магическую хватку и позволяя Бонни по привычке горделиво вскинуть острый подбородок. Губы Беннет сжаты так плотно, что Паркер глухо хмыкает, представляя, какие усилия ему стоит приложить, чтобы заставить кричать эту маленькую ведьму.       Запихнув кинжал за пояс, в два размашистых шага стирает расстояние между ними, хватая Беннет за шею и принуждая ее подняться в унисон движениям руки. Ни намека на извинения и смущенность. Лишь порывистая ярость до ярких вспышек в глазах. Бонни настойчиво скребет длинными паучьими пальцами его запястье и гневно хрипит, выдыхая остатки воздуха в легких.       – Что ты натворила, Бонни? – цедит, выдавая по тонне яда в каждом слове. Он сжимает её горло, чувствуя, как сосуды и трахея в нем липнут друг к другу. – Зачем? Я ведь верил тебе! – Паркер орет ей в лицо, выплевывая боль обиды за все прожитые в небытие годы.       Желание свернуть тонкую шею растет с геометрической прогрессией, как снежный ком, превращающийся в лавину. Кай трясет молчащую Беннет, будто тряпичную куклу. Его оледеневшее сердце оттаивает на доли секунд по взмаху ресниц и острому презрительному взгляду, пока ноздри почти по-звериному дергаются, вбирая аромат её бесстрашия и горячего тела.       Ладонь свободной руки скользит по смуглому плечу – Паркер абсолютно уверен, что чувствует, как под ней пробегает разряд тока, так что глумливая улыбка обозначается в уголках его губ.       У Беннет неожиданно мягкая кожа, хотя он думал, что она покрыта броней с головы до ног. Девушка ведет плечами, фыркая и уходя от ненужных касаний. Своенравная даже будучи на волоске от смерти. Малакай ухмыляется – Бонни мысленно выжигает у него на лбу сплошную нецензурщину. Она хрипло и суетливо вбирает в себя кислород через рот. И это становится поводом для того, чтобы его язык оказался в нем. Жарко, вязко, ужасающе неловко.       Беннет захлебывается Паркером, который повсюду: в ее мыслях, в крови и даже в воздухе. И вместо того самого воздуха она втягивает его запах, ощущая, как жжет горло изнутри и как пошло звучит их уродливый поцелуй. Она снисходительно позволяет Каю терзать свои губы, нарочито крепко сжимая веки.       Бонни думает, что у нее получится усмирить зверя внутри него, но Малакай – единственный псих в своем экземпляре, так что прежде чем она успевает раскрыть глаза, он вгоняет ей кинжал в живот по самую рукоятку, наслаждаясь видом расплывающегося пятна под грудью и ниточкой крови, ползущей по вечно бесстрашно вкинутому подбородку. Смелая Беннет вцепляется в ворот его рубашки, оседая в его руках. Будто стекает по нему на пол, вынуждая нагнуться вслед. Даже при смерти командует им.       – Я почти влюбился, ведьмочка, а ты все испортила, – доверительно шепчет ей, умирающей, в ухо.       Последний вздох и по-настоящему нежный поцелуй в лоб. Ладонью аккуратно опускает веки.       Конец никогда не был так близок, а радость не была такой горькой.