Посмотрим

Улица светилась сквозь темноту, гудела и, казалось, даже тряслась; вечно пробегающие прохожие, нередкие безликие покупатели в магазине, уставшие, но будто ужаленные продавцы, каменные охранники у касс и выходов – все они создавали непонятный шум из слов, пиканья, шуршания, звона. Весь этот шум к концу дня начинал давить на него, потихоньку выводя из себя. Павел подрабатывал в продуктовом магазине: стоял за отдельным прилавком с салатами и приготовленным мясом; он взвешивал, накладывал и распечатывал ценники, снова и снова улыбаясь, как заведенный, не то что бы неискренне, а просто спокойно, в его улыбке была вежливость, не радость и благодарность, а простое спокойствие. Павел потер переносицу и попытался снова погрузиться в учебник, но он постоянно оглядывался посмотреть время и, видя стрелки часов, прикусывал губу. Глядя на него, можно было подумать, что он спешит куда-то или просто хочет закончить работать побыстрее, но все было гораздо сложнее и одновременно проще. Ему некуда было спешить. В общаге его никто не ждал, даже сосед по комнате, ведь они виделись всего лишь несколько раз; друзей, с которыми можно было бы сходить в бар или что-то вроде того, не было, родных… увы тоже. С десяти лет он жил в детском доме, а потом его заметили, маленького русского гения, и в свои семнадцать лет он жил в штате Джорджия в городе Атенс и учился в местном, довольно неплохом университете. Ему некуда было спешить, да и он не хотел уходить, он упорно ждал совершенно иного. Ждал той минуты, когда двери распахнутся, и жизнь на несколько минут преобразится, ловя смысл всего сущего. И он дождался. Двери в очередной раз тихо звякнули, и послышался тихий мерный шаг, ровный и уверенный. Парень знал эту мягкую поступь резиновых туфель, и его будто подбросило, он встал и провел рукой по светлым кудряшкам, честно стараясь придать себе приличный вид. Чехов резко втянул воздух и замер, все надоедавшие и давящие на голову звуки в магазине стихли… Перед ним был только он. Зеленые матовые глаза спокойно прошлись по товару и переместились на Пашу, черные брови хмурились, создавая складки на загорелом лице, губы были сжаты – все говорило о том, что шутить с этим человеком не стоит. Но Паша нервно сглотнул и улыбнулся так, будто копил эту улыбку весь день. Потом неловко сделал шаг, все также глупо улыбаясь, и убрал руки в задние карманы. - Мне салат с ветчиной и капустой, ножки цыпленка и… свежие батоны у вас остались? – голос прозвучал монотонно, без переливов, как у настоящего мужчины. А вот Пашин голос был немного резким, юношеским и нисколько не напоминал мягкий бархат, больше пластмассу, по которой водили пальцем. Поняв, что он слишком долго молчит, парень быстро спохватился и начал тараторить: - Нет, к сожалению, не осталось, вернее, я не про батоны, батоны остались, всего один, но я недавно его испек, он еще даже теплый, а не осталось вашего салата, но я могу предложить вам другой, в него входят: ветчина, вареные яйца, колбаса, лук, салат, огурцы и майонез. Паша выдохнул и подумал о том, что он явный идиот, и кто только ему поверил, что он гений. А мужчина молчал, приподняв одну бровь, будто переваривая услышанное, потом как-то неуверенно кивнул, и Паша засветился от радости, правда от какой радости, последний так и не понял. - Я его сам сегодня приготовил, он впервые у нас в списке, сам вычитал и решил, что будет не дурно его ввести в меню, надеюсь вам он понравится. - Угум. – неопределенно отозвался брюнет, - мне большую коробочку. - Да-да, хорошо, - вернув себе эту глупую счастливую улыбку, кивнул Павел и начал накладывать в пластиковую коробочку названный салат, потом упаковал его, взвесил и приклеил ценник, также вытащил специально отложенный батон, завернул его в бумагу с ценником, открыл и сложил все в пакет. - Бедра подогреть? - Да, - кивнул мужчина и повернулся спиной к продавцу, видимо, выбирая что-то из алкоголя. А Паша просто разглядывал широкую и, наверняка, мускулистую спину обожаемого покупателя, затянутую в зеленую легкую курточку, упругую задницу и большие бедра в почти обтягивающих джинсах, смольные волосы, аккуратно подстриженные и расчесанные, казалось, даже было видно, где проходили зубчики расчески. Мужчина выбрал бурбон и пак пива, положил их в корзинку и повернулся обратно. Курица разогревалась немного дольше, чем ожидал покупатель, но Паша не мог себе не позволить задержать мужчину чуть дольше, чем обычно. Студент просто взял и поставил на самую меньшую мощность микроволновую печь, чтобы увеличить время разогрева до нужной температуры. Парень смотрел на него, улыбаясь, хотя понимал, что вряд ли тот думает что-то хорошее о мальчишке и вообще вряд ли о мальчишке. Студент немного задумался и пропустил звук, который оповещал об окончании работы кухонного прибора. Мужчина, не дождавшись никакой реакции от продавца на писк, снова приподнял бровь и как-то совсем громко сказал: - Так мне можно мою курицу? - Что? Ах, да, конечно. Простите, просто конец рабочего дня, начинаешь засыпать на ходу, - неловко посмеялся Паша и сложил мясо в пакет, отдавая покупателю. - Спасибо, что хоть складывали не вечность, - проворчал мужчина и пошел к кассе. А студент выдохнул и закрыл глаза, легонько ударяя себя по лбу и издавая тихий разочарованный стон. Ну какой придурок, даже еще не совершеннолетний, который обязан каждый день звонить опекуну и проводить с ним один выходной день, мог влюбиться во взрослого, состоятельного мужчину, у которого есть жена и, наверняка, есть дети? Да, кольцо на пальце он заметил на вторую их встречу. Пхаха, «встречу». Это даже встречей назвать-то нельзя. Этот мужчина просто появился в его первый рабочий день, когда Паша уже смертельно устал и хотел побыстрее отправиться в общежитие. «Шотландец», как про себя называл его русский, сделал заказ и мимолетно улыбнулся, задевая тайные струны в душе мальчика. Когда Паша уложил его покупки в пакет и отдал ему, тот осмотрел его и сказал: - Спасибо… Павел, - произнес он его имя с ужасным акцентом, но студенту это звучание очень понравилось. И каждый раз, как только он вспоминал, как именно он произнес его, то сразу становилось тепло где-то внутри его тела, казалось, что он даже не одинок. Вот и сейчас Паша невольно подумал об этом и мечтательно улыбнулся, потом снял фартук и направился «домой». Следующие дни Чехов безумно переживал, потому что его любимый «Шотландец» не появлялся в магазине, и даже начал корить себя, что слишком долго разогревал ту чертову курицу, вдруг он его обидел? Но как-то вечером, когда Паша уже собирался уходить и снял свой фартук, раздался довольно резкий звон открывающейся двери; он перегнулся через прилавок и увидел, как охранник Джордж разговаривал с его любимым покупателем, явно не желая его впускать, на что тот хмурился и что-то отвечал, резко жестикулируя. - Пусти его, Джордж, я ведь еще не ушел, я думаю, что мы быстро управимся, - сказать, что студент светился от счастья, значит, ничего не сказать. Охранник недовольно повернулся к своему коллеге, но все же впустил мужчину и отошел в сторону. - Вам как обычно? – спросил мальчик, на что тот удивленно вскинул брови, но все же кивнул. - Ты помнишь, что я заказываю? - Да, - тихо ответил продавец и даже, кажется, немного покраснел, - вас давно не было, надеюсь все в порядке? - Да, все отлично, ездил по делам в соседний город, - отозвался тот, совершенно обыденным тоном, будто разговаривал с давно знакомым человеком. - Я рад, а что за дела, если не секрет? – спросил Паша, но тут же осекся, прикусывая язык и виновато подняв глаза на покупателя. - К дочери на день рождение ездил, - не замечая эмоций мальчика, ответил тот и мечтательно улыбнулся, вспоминая что-то явно очень хорошее. - Здорово, - выдохнул Чехов и передал ему пакет с продуктами. - Спасибо, что обслужили, а то я бы умер от отравления, пытаясь приготовить что-то самому себе, - издал короткий смешок «Шотландец» и приподнял одну бровь. - Заходите еще, - на эту улыбку студент готов был смотреть вечно. - Зайду, Павел, - снова коверкая имя, сказал мужчина и направился к кассе. Паша был готов прыгать от счастья. Наверное, Чехов так бы и мечтал о мужчине, жмуря глаза и рассматривая его украдкой, если бы роковой, но счастливый по сути случай не свел их вместе. Был выходной день и парнишка собирался уйти раньше, чтобы быстрее добраться до своего опекуна, мистера Спока. Он уже снял фартук и переоделся, как услышал, что кто-то стучит по прилавку за стенкой. Он выглянул и увидел Своего покупателя, тот озадаченно шарил глазами, видимо, в поисках того, кто сможет его обслужить. - Я могу помочь? – спросил мальчишка и вышел полностью. - Эм… вы разве уже закрылись? - Нет, я ухожу, но я приготовил вам ваш пакетик, - улыбнулся Павел и достал еду. - Спасибо, что не забываете обо мне, - «шотландец» мягко улыбнулся. - Про вас невозможно забыть, - ляпнул студент и покраснел. - Приму, как комплимент, - немного скованно ответил покупатель и пошел к кассе. Чехов выдохнул и надел куртку: все-таки на улице была зима, не такая холодная, как на родине, но простудиться тоже было легко. Скоро Новый год, а праздничного настроя так и не было, да и откуда он мог взяться, если этот семейный праздник он проведет один, ну или с опекуном, хотя это было равносильно одиночеству. Мистер Спок был замкнутым и даже почти безэмоциональным человеком, но ответственности у него было не занимать. Парень вышел с черного хода, осмотрелся и направился через дорогу, тут он услышал какой-то странный визг, а когда повернулся, то яркий свет почти ослепил его. Последнее, что он помнил, так это лицо горячо обожаемого покупателя. Привиделось, наверное. Когда Павел очнулся, то первым, что он почувствовал, была ноющая боль во всем теле. Голова раскалывалась, а в глазах двоилось. Он поморгал и почувствовал, как глазам стало легче. Оглядевшись, он понял, что находится в больнице, его нога была загипсована и подвешена, рядом стояла капельница, грудь и левая рука были перебинтованы. Прочистив горло, Чехов закашлялся и попытался приподняться, но голова отозвалась болью, поэтому он лег обратно и стал всматриваться в белый потолок, пытаясь вспомнить, что произошло, но как бы он не старался, последнее, что он помнил, так это лицо «шотландца». - Привет, как ты себя чувствуешь? – прозвучал знакомый голос совсем близко, и парень вздрогнул, увидев в дверях предмет воздыхания. Белый халат, загорелое лицо, аккуратный пробор волос, гладковыбритые скулы, голубая рубашка и черные брюки. Чехов мог только облизнуть пересохшие губы и растерянно улыбнуться. - Тебя сбил грузовик. Машину занесло и тебя задело. Травмы не слишком серьезные. Жить будешь, - подмигнул доктор и подошел ближе, смотря на приборы. - Так вы врач? – все, что смог спросить юноша в этот момент. - Да. Меня зовут Леонард. – Он достал маленький фонарик и взял Чехова за подбородок, проверяя реакцию зрачков. - Вы…я… помню только ваше лицо, - щеки едва покраснели от теплых и сильных рук на лице. - Ну, ты отключился, пока я вызывал скорую и оказывал первую помощь, - пожал плечами Леонард, убрав фонарик в карман, - я теперь твой лечащий врач, спас, значит сам буду лечить. - Хорошо, - радостно выдохнул Паша. - Ничего хорошего, он жутко ворчливый, - сказал мужчина в костюме и зашел в палату, а потом пожал руку врачу, - как ты себя чувствуешь, Павел? - Хорошо, мистер Спок. - Я привез кое-какие вещи - они в шкафу, а это твой ноутбук, в университете я договорился, и задания тебе будут скидывать на почту. - Спасибо… А вы знакомы? – сердце почему-то участилось. - Да, уже достаточно, чтобы я мог доверять доктору МакКою, - отстраненно улыбнулся тот. - Ты отдыхай, а я пока поговорю с твоим опекуном, - похлопал мальчишку по плечу Леонард и вышел вместе со Споком из палаты. - Ухура, можешь передать мне анализы того мальчишки, Чехова? – спросил МакКой, продолжая разглядывать свои записи. - Слушай, Боунс… А к нему хоть кто-то приходит? – кивнула она в сторону окна палаты студента и начала искать нужные анализы. - Ну, я не видел, только опекун его иногда навещает. А что? - не отвлекаясь от бумаг, спросил МакКой. - Просто он постоянно сидит в ноутбуке или что-то пишет, почти не выходит из палаты, мне кажется, ему одиноко, - отозвалась та и передала бумаги доктору. - Думаешь? В любом случае это его дело, - пожал плечами Боунс и кинул взгляд на мальчишку, тот и вправду выглядел жалко. Царапины, желтые гематомы - он показался доктору очень хрупким. - Ну… а ты… ничего не предпримешь? – как бы невзначай поинтересовалась Ухура. - Нет. А должен? – хмурясь, перевел взгляд на подругу Леонард. - Мог бы с ним пообедать. Из знакомых только ты сейчас здесь. - А почему я должен что-то вообще делать? – поднял бровь Боунс, - у меня достаточно хлопот и без юнца. - Но ты его лечащий врач. Тебе не кажется, что… - Не кажется! Я его ле-ча-щий врач, а не нянька, - проворчал тот и пошел прочь. Но мысль о совместном обеде почему-то осталась и крепко привязалась. Поэтому около двух часов дня доктор стоял у палаты подопечного, а руки почему-то неприятно покалывало. - Учишься? - Да, - встрепенулся парень и почему-то покраснел. - Не хочешь пообедать? - Мне немного некогда, очень много заданий по учебе. - Я твой лечащий врач и запрещаю утруждать свой мозг, а приказываю спуститься со мной и пообедать, - с улыбкой сказал Боунс и тут же нахмурился: рядом с парнем ему хотелось улыбаться, а вся ворчливость куда-то девалась. - С вами? – серо-зеленые глаза округлились. - Со мной. Или ты против? – еще сильнее нахмурился Леонард, сам не зная отчего. - Нет. Совсем нет, - поспешно ответил тот и достал костыли. За обедом они разговаривали об учебе Чехова и его перспективах - Леонард поражался уму и сообразительности мальчика, который взахлеб рассказывал что-то о физике. - Перестань уже говорить со мной на мертвом для меня языке, я ни слова не понял из всего, что ты мне сказал, кроме предлогов, - отпил кофе Боунс и улыбнулся глазами. - Эм… - неловко посмеялся парень и уткнулся в кашу. - Тебе сколько лет-то хоть? - Семнадцать, - пискнул тот и поднял глаза. - Ого! Мне бы твой мозг в мои семнадцать… - усмехнулся доктор. - В этом ничего привлекательного, в отношениях с людьми я все еще профан. - Мне так не показалось, - пожал плечами Леонард и замолчал. - А почему вас называют Боунсом? – щеки едва заметно порозовели, и МакКою это показалось очень милым. - Приклеилось, когда с женой развелся. Ты доел? Я провожу тебя до палаты. - Да, - кивнул Паша и начал вставать. Как оказалось, Леонард не зря решил проводить парня, потому что тот, спускаясь с лестницы, поставил костыль слишком близко к краю ступеньки и, развернувшись на триста шестьдесят градусов, начал падать. Доктор вовремя подхватил его за талию и буквально поднял над лестницей, прижимая к себе достаточно близко, чтобы рассмотреть серые вкрапления на зеленой радужке парня. Павел замер и, кажется, перестал дышать, он не ощущал земли под ногами, одной рукой хватаясь за шею Леонарда, а другой держа костыль. - Осторожней, - выдохнул Боунс, и Чехов почувствовал теплое дыхание на своей щеке. - Спасибо, - кивнул Паша и нащупал здоровой ногой ступеньку, отпуская доктора. До главного праздника оставалась неделя, и все уже поддались духу рождества - в отделении появилась елка, украшения, конфеты. Только МакКой как-то не радовался этому празднику. Раньше он проводил его со своей дочерью, а теперь она уезжает в другую страну на праздники, а он остается один. - Отметь мне смену в Рождество, - хмурясь, сказал Леонард. - В Рождество? Серьезно? – удивилась Ухура, но все же пометила у себя в компьютере. - А что? - Неужели не с кем встречать? - Есть. Но туда я направлюсь после полуночи, - недовольно отозвался тот и посмотрел на часы. Пора было уже зайти за Пашей и пообедать. Как странно это не звучало, но теперь они почти каждый день либо гуляли вместе, либо ели. И сколько бы доктор себя не убеждал, что он это делает из-за профессионализма, потому что Чехов сам не способен был замечать время, ему нравилось проводить минуты в обществе своего пациента. С ним он не раздражался от каждого шороха, не злился, чувствовал себя очень уютно, иногда даже появлялось желание погладить его кудряшки. Стоп. Ну это уж совсем бредовая мысль. - Где будешь отмечать праздник? – спросил МакКой, когда зашел в палату к Паше. - Здесь, наверное… - мысль погладить кудряшки снова вернулась к доктору, - а вы? - На рабочем месте, у меня дежурство, а потом я ухожу к другу на вечеринку, хотя это больше похоже на попойку, чем на праздник. Чехов кивнул и задумался. Чем больше он узнавал доктора, тем больше влюблялся в него, раньше это был лишь способ уйти от одиночества, придумав себе привязанность, но теперь… Теперь ему вправду хотелось прижаться к нему, поцеловать, утонуть в нем. Это казалось невозможным, потому что Леонард явно любил женщин, а не мальчиков. Кажется, тот просто относился к нему с жалостью. Это настораживало, но Паша чувствовал себя не столь одиноким теперь. - Привет! Как ты себя чувствуешь? – спросил Леонард, заходя в слабоосвещенную палату Чехова. Тот сидел за ноутбуком и выключил свет, а настольную лампу приглушил, но выглядело все не мрачно, а как-то даже уютно. - Привет, хорошо, - улыбнулся тот и отложил ноутбук. - Празднуешь во всю? – посмеялся Боунс и сел на край кушетки. - В моей стране праздник наступит только тридцать первого числа, так что у меня еще есть время. - А я вот решил отпраздновать, - доставая бутылку с бурбоном и стакан, Леонард задумался о том, хорошая ли это идея. - Со мной? – удивился Чехов и подобрал ногу под себя. - Ну… тебе пить нельзя, а мне можно. Тем более в отделении праздновать не с кем, а ты можешь составить хорошую компанию. - С радостью, Леонард. Но почему? - Не знаю. Наверное, с тобой просто приятно проводить время, - доктору и самому хотелось бы знать почему, но он решил, что лучше не задаваться этим вопросом. Через час он был достаточно нетрезв, чтобы после очередной шутки, развалившись на кровати пациента, засмотреться на Павла, на его тонкие, юношеские черты лица, черные в полумраке глаза, темно-золотистые невесомые кудряшки. И для немного отчаянного, крепкого поцелуя тоже. Паша так быстро оказался у его губ и прикрыл глаза, что Леонард не знал, как повести себя, лишь глаза расширились в удивлении, а язык присох к небу. Чехов сейчас думал только о призрачной надежде почувствовать себя не слишком одиноким, поэтому перешел к легким поцелуям сильной шеи врача; последний не отвечал на его действия, но и не отталкивал. - Послушай, не надо… Это… - начал протестовать МакКой, останавливая Пашу за плечи. - Это всего лишь подарок на Рождество, прошу… - тихо выдохнул тот и посмотрел на него. Боунс не знал почему, но убрал руки с плеч юноши и стал смотреть, как тот легко разделывается с верхними пуговицами рубашки, как расстегивает ремень брюк и залезает под резинку трусов. Леонард мог только сглотнуть слюну, поняв, что его организм с удовольствием отреагировал на домогательства; доказательством был четко вырисовавшийся в трусах стояк. Наверное, он был слишком пьян, чтобы сопротивляться ласкам, а может он этого хотел, но он никак не мог оттолкнуть мальчика, вылететь из палаты; все его тело было будто парализовано. МакКой зажмурился, когда почувствовал горячее дыхание у своего члена, и сжал простыню. Все мысли разом испарились после того, как он почувствовал влажный язык на внутренней стороне бедра. Паша сжал ягодицы доктора, и слюна наполнила его рот, потом легко сжал второй рукой подрагивающий член и взял в рот поджавшиеся яички, осторожно массируя их губами и языком. Он чувствовал этот непонятный и сладкий запах Леонарда, проводя большим пальцем по бархатной головке. Отпустив из плена мошонку доктора, Чехов коснулся губами основания члена и осторожно прихватил его зубами, слыша резкий выдох доктора. Потом облизнул губы и взял головку в рот, нежно лаская ее языком. Через минуту он уже вбирал член полностью, каждый раз утыкаясь носом в тугой низ живота. Леонард рвано дышал и не решался открыть глаза, только сжимал простыни и выгибался навстречу быстрым движениям юноши. Нога ныла, но Чехов этого почти не замечал: он был упоен сладким вкусом горячей плоти во рту. Снова и снова вбирая в себя член, попутно лаская уздечку языком, Паша смотрел на полное удовольствия лицо Леонарда и постанывал от приливавшего удовольствия. Двигаясь назад и почти выпуская головку, пациент засасывал ее обратно с такой силой, что она мгновенно становилась больше, будто готовясь взорваться. Губы почти онемели, но Павел продолжал, ему хотелось узнать, почувствовать вкус семя доктора во рту. И он добился желаемого: схватившись за мягкие, взмокшие кудряшки, МакКой кончил и задрожал всем телом, чувствуя теплые прикосновения языка. Паша откинулся на подушку и только сейчас почувствовал оглушающую боль в ноге. Он зажмурился и свернулся калачиком. Сколько они так пролежали, доктор не знал, но, услышав мерное сопение и причмокивание неожиданного любовника, встал и привел себя в относительный порядок. Потом укрыл мальчика одеялом и невесомо коснулся раскрасневшихся губ, забрал початую бутылку и вышел. Его захлестнули чувства вины, досады, стыда, и он поспешил убраться прочь не только из больницы. Паша проснулся на следующее утро и был оглушен ужасной тишиной отделения. Слишком мало народу ходило по коридору, будто вообще была ночь, но ведь солнце уже достаточно высоко. Все будто притихли, и Чехов поддался этому настроению больницы и сам тоже успокоился, ожидая, когда доктор зайдет на обход. Он не знал, что сказать в свое оправдание: он хотел сохранить те приятельские отношения, что сложились между ними, но понимал, что после такого опрометчивого поступка сложно будет вернуть расположение доктора. Он прождал Леонарда весь день и следующее утро, а потом к нему зашел незнакомый доктор, которому явно было за пятьдесят, и сказал, что он его новый лечащий врач, а на вопрос, куда делся старый, тот ответил, что это не его дело, и был отчасти прав. Через неделю полное отсутствие МакКоя в жизни Паши стало очень сильно напрягать последнего, поэтому он, не выдержав эмоционального порыва, подошел к старшей медсестре и спросил: - Можно узнать, а куда делся доктор МакКой? - Взял отпуск, - пожала плечами медсестра в розовом костюме, не поднимая головы. - Но почему? – голос прозвучал как-то слишком безнадежно, и Ухура посмотрела на больного, поняв, что это именно тот мальчик, рядом с которым Боунс переставал быть брюзгой и начинал так часто улыбаться - девушка закусила губу и подумала над ответом. - Разные причины могут быть, но… - она как-то нерешительно посмотрела по сторонам и продолжила, - мне кажется, он просто чего-то испугался, между вами что-то произошло? - А… - парень растерялся перед такой осведомленностью медсестры и не нашел ничего похожего на ответ. - Все-таки произошло, - она утвердительно кивнула больше себе, чем больному. - Я… могу узнать, как с ним связаться? - Держи его адрес и съезди к нему, звонками ты мало чего добьешься. Я знаю, что это все не мое дело, но с тобой он счастлив, я вижу. Только ничего не говори ему обо мне, а то выговором я не отделаюсь, - девушка дала маленький листочек с обещанным адресом и зажмурилась, будто боясь передумать. Такой поворот событий не мог не радовать Чехова, но просто так взять и заявиться на порог к Леонарду он не мог, ведь доктор явно не желал его видеть и дал ясно это понять, только вот Паша очень сильно хотел извиниться и поговорить, попытаться хоть что-то изменить. В этот же день к нему приехал навестить его опекун. - Мистер Спок, я могу поделиться с вами своей проблемой и получить совет? – нерешительно спросил русский и начал теребить одеяло. - Конечно. Я ведь твой опекун. - У нас с доктором МакКоем произошло… недоразумение. Мы с ним подружились, а потом, когда было рождество,.. я,.. мы,.. в общем я к нему привязался и из-за этого повел себя не правильно, ведь Леонард был выпившим… - Доктор МакКой очень совестливый человек и, насколько я знаю, не интересуется своим полом, - оборвал его попытки хоть что-то объяснить опекун, - думаю, твои надежды беспочвенны, но ты слишком молод, чтобы прислушаться ко мне и попытаться забыть. Такое нужно понимать на своем горьком опыте, поэтому я дам тебе его номер телефона, но прошу -не огорчайся. Началась череда звонков. Первые три были с извинениями, последующие же напоминали больше дневник подростка. Паша будто звонил в никуда: он рассказывал, как провел свой день, что ему назначил доктор, и все что приходило в голову, а в конце разговора всегда просил перезвонить. Чехову это нисколько не напоминало какое-то унижение, наоборот, ему становилось легче, намного легче. - Что пить будешь, Боунс? – спросил светловолосый мужчина и направился к холодильнику. - Ты так-то находишься в моем доме! А ведешь себя будто хозяин, - с улыбкой бурчал Леонард и настраивал приставку, которую притащил Кирк. - Это мой второй дом, не забыл? Так я правильно понял, что с пива начинаем? – улыбнулся сам себе Джеймс и достал пак «нольпяшек». - Вот ты лучше скажи мне, Джим, тебе тридцать два года, а ты притащил приставку, когда твоя жопа успокоится и перестанет играть в детство? – принимая бутылку пива от друга, МакКой сел на диван. - Ответ «никогда» тебя устроит? - Самое странное, что да, - засмеялся Боунс и посмотрел на телефон, думая о том, чтобы совсем отключить аппарат. Поиграв и достаточно захмелев, мужчины попытались приготовить еду. Получалось слабо - Боунс никогда не был асом в готовке, а про Джима можно даже не говорить. Но что-то отдаленно напоминающее омлет у них получилось. Как раз когда они ели подгоревшее блюдо и глупо посмеивались, телефон начал трезвонить. - Телефон звенит, - с мутными глазами констатировал факт Кирк. - Да, - то ли спросил, то ли подтвердил Леонард и поднял взгляд на телефон, прикидывая, успеет ли он снять трубку, если там кто-то важный. Но когда он уже поднялся и сделал несколько шагов, телефон переключился на автоответчик и пропищал. - Привет, Леонард. Это я. Тебе, наверное, мой надоедливый голос уже в кошмарах снится. Хе-хе. Сегодня мне сняли гипс и сказали, что подержат меня еще два дня, а потом отпустят. Этот доктор ужасно мне надоел, ты был лучше. Хотя мое мнение нельзя считать объективным. Просто он постоянно ворчит и часто срывается на гневные возгласы, ужасно достал. Ко мне иногда заходит Ухура и пытается играть со мной в шахматы. По-моему у них со Споком роман. А так все хорошо, постоянно учусь. Ладно, наверное, ты занят, так что… пока. Перезвони, как будет время. Пожалуйста. Леонард продолжал стоять и смотреть на телефон: пьяный мозг никак не хотел заталкивать воспоминания о парнишке подальше. О его кудряшках, о светлых и любознательных глазах, о широкой улыбке и теплых руках. - Тааак… а ты не говорил, что твое сердце разбил паренек и тем более, что он тебе названивает. Или это ты его сердце разбил? – внезапно появился Джим и, взяв доктора за плечо, потащил к дивану. - Никто никому ничего еще не разбил, - нервно дернулся Леонард и отсел подальше. - Еще? – со смешком поднял светлые брови его друг. - Заткнись. Знаешь сколько этому чуду лет? Семнадцать. Слышишь? Семнадцать, мать твою! Да он себе просто придумал какой-то идеал меня и влюбился в свою же фантазию! Он светлый мальчик, у него замечательное будущее! А я что? Обыкновенный доктор, а через десять лет буду еще и старым. Ну, нафига я ему? Нервы портить? - Хм. Слушай, я по серьезным отношениям не спец, но то, что этот мальчик что-то чувствует – я уверен. Потому что постоянно не звонят тем, в ком разочарованы, или с кем просто хотелось переспать. Не звонят. Понимаешь? - С чего ему быть во мне разочарованным? - нахмурился Боунс и посмотрел на Джима, который успел разлечься на диване и закинуть ноги к нему на колени. - Ты сбежал, мать твою! Ничего не сказал и не объяснил, даже номера не взял, чтобы якобы перезвонить. Даже я так не делаю! – с усмешкой ответил Кирк, и получил подушкой в голову. - Заткнись, - беззлобно шикнул Леонард и задумался. Паша стоял уже около получаса у двери доктора и не решался постучать. Дождь вымочил его насквозь, и недавно разбинтованная нога начала ныть. Чехов нервно выдохнул и постучал, через минуту ему открыли. Вид такого домашнего доктора ввел в ступор мальчишку. Растрепанная прическа, легкая небритость, пижамные штаны и голубая мешковатая футболка. - Привет, - наконец выдавил себя бывший пациент. - Привет, - эхом отозвался МакКой, посмотрел на мокрого парня, потом отступил назад, приглашая войти. - Уютно, - оглядевшись по сторонам, сказал Паша и закусил губу. Леонард прошел на кухню и поставил чайник; был уже поздний вечер, и дождь с ветром все завывали за окном. - Замерз? - Да, - признался студент и сел на предложенный стул. - Хотел еще что-то добавить? - Да… нет… Леонард! – простонал Чехов и тихонько стукнулся лбом об стол. МакКой вдруг представил его стон при других обстоятельствах и вздрогнул – по телу прошла острая волна мурашек. Только сейчас, заваривая чай, смотря на Пашу, он понял, что скучал. Сильно скучал. Они продолжали сидеть и пить чай в молчании, каждый думал о своем. - Слушай, я не знаю, что ты себе там придумал, но я не хотел таких отношений с тобой, мне было просто приятно в твоем обществе. А ты повернул это с ног на голову. - Подожди. Я все понимаю. Я правда жалею о том, что тогда произошло, я не хотел рушить дружбу вот так, но мне так хотелось быть еще ближе к тебе. Я… Я не знаю.. - Ты жалеешь? – как-то глухо задал вопрос Леонард; буря какой-то непонятной обиды и злости захлестнула его. - Не о том, что произошло. Вернее.. Это сложно объяснить! – Чехов встал со стула и повернулся к доктору спиной. - Ясно, - сухо отозвался тот. Паша повернулся к нему и закусил губу, приваливаясь к стенке спиной. На его глазах доктор думал о чем-то несколько долгих секунд, потом медленно встал и начал приближаться к парнишке. Чехов подумал о том, что сейчас его ударят и вышвырнут за дверь. Но произошло нечто совершенно другое. Мужчина вдруг придавил его к стенке и впился губами, кусая и засасывая. Паша охнул и вцепился в плечи МакКоя. - Уже поздно, а на улице дождь, я постелю тебе на диване, - проговорил МакКой и оторвался от продавца, направляясь за постельным бельем, будто ничего и не произошло. Когда время перевалило за три часа ночи, Боунс попил воды на кухне и сел на край дивана, поправляя одеяло спящего. Он просто хотел убедиться, что маленькое и светлое чудо все еще здесь. Оно было здесь и вполне мирно посапывало. - Ты же не отстанешь от меня, пока не вернешь мне веру в любовь? – тихо спросил Леонард, не надеясь услышать ответ, продолжая спокойно гладить светлые кудряшки. - Не отстану, - подтвердили кудряшки и потерлись о теплую, ласковую руку доктора.