С возвращением, Ким Енун!

Сначала официальный выпуск, потом пресс-конференция, тем же вечером интервью на радио и встреча с представителем компании... Канин не мог дождаться того момента, когда переступит порог дома. Того, в котором его ждали на протяжении трех лет, того, о котором он вспоминал каждый вечер, лежа в казарме. Он постоянно думал о том моменте, когда камеры окажутся за порогом, и он сможет, наконец, обнять ребят так, как ему хочется, без оглядки на репортеров, не думая о том, что теперь снова придется блюсти образ. Пожать руку Шивону, похлопать по заметно уменьшившемуся животу Шиндона, стиснуть в объятьях неразлучных ЫнХэ, потрепать по отросшим волосам макне и на руках протащить по квартире упирающегося, но безумно довольного Реука. Пройти глубже в комнату и попасть в удушающие объятья Сонмина, обменяться ухмылками со скалящимся с кресла Хинимом, а уже через секунду скакать вместе с ним по гостиной, чудом избегая столкновения с украдкой утирающим слезы лидером. - С возвращением, Ким Енун! - скажет Итук и улыбнется. И тогда Канин наконец-то поймет, что вернулся домой. Потом традиционный ужин, традиционно перетекающий в пьянку, и неожиданный звонок из Китая. Знакомый мягкий голос с все еще родным акцентом... Главное, успеть передать трубку Хичолю, пока нетерпеливый хен не отвоевал ее сам. А спустя несколько минут Канин не сможет не улыбнуться тихому «Wo ai ni*» с того конца провода – разумеется, Релла не упустит возможности похвастаться, эксплуатируя громкую связь. И все это время Енун будет делать вид, что не замечает внимательного, почти осязаемого, взгляда с другого конца стола. Упорно постарается не смотреть, как наполняются слезами родные глаза и растягиваются в счастливой улыбке губы, по которым скучал, казалось, каждую секунду. Потому что если бросит хотя бы один взгляд, уже не сможет сдержаться. И только бешено бьющееся сердце будет напоминать своему хозяину, что за ним, затаив дыхание, боясь пошевелиться, наблюдает он. Через несколько минут Канину придется в очередной раз похвалить стряпню Реука и шутливо оттащить от изумленно хлопающего глазами Хека пьяного Донхэ. Впрочем, он точно не забудет шепнуть обиженно надувшемуся донсену про собственную пустующую квартиру и, словив благодарный взгляд, довольно откинется в кресле. Потом минут десять нужно будет объяснять волнующемуся Сонмину, куда пропали «дети», и спихнуть, наконец, друга на руки практически трезвому Шивону. Еще через час отправить спать намеревающегося лететь в Китай Хичоля, уже несколько минут достающего Кю просьбой забронировать билеты. С замиранием сердца выслушать недовольное бормотание Хинима о вернувшемся в родные пенаты папаше и смахнуть скупую мужскую слезу... Обязательно одну! Он ведь теперь настоящий мужик! А потом... потом он, наверное, уже ничего не вспомнит. Совсем ничего, кроме тонких пальцев на собственном запястье, настойчиво тянущих его прочь из квартиры. И, скорее всего, он не запомнит мелькающие за тонированными стеклами иномарки неоновые вывески и высотки. Может быть, он узнает в путаных поворотах и узких улочках дорогу до старой квартиры лидера, в которой он так любил проводить выходные... но это вряд ли, потому что его будет неимоверно отвлекать четкий профиль, подсвеченный огнями улицы, и любимый переливчатый смех. И он даже подастся вперед, опираясь об обтянутое узкими джинсами колено, чтобы было удобнее разглядывать родное лицо. Скорее всего, ему все же не удастся сдержать судорожного вздоха, когда широкую ладонь накроет другая - хрупкая и изящная. И вопреки всем законам, это будет невероятно красиво. Наверное, потому, что действительно правильно. Так, как должно быть. Очередной поворот, и мужчина выкручивает руль. И так приятно, мелодично звенят браслеты на тонком запястье. Почти так же приятно, как последующий за этим смех. Тот, который он слышал каждую ночь. - Видишь, я научился, - похвастается Итук, ловко паркуя машину перед красивым многоэтажным зданием. А потом Чонсу возьмет его за руку, снова переплетая их пальцы, и мягко проведет губами по его щеке. - Я скучал... - опалит тихий шепот замерзшие пальцы. А губы его наверняка будут очень мягкими. Они аккуратно коснутся сбитых костяшек и невесомо пройдутся по бьющейся на запястье венке. Канин снова вздрогнет, когда почувствует, как Итук осторожно прикусывает тонкую кожу и тут же целует укус, проводя языком по выступающей косточке. «Чертовски сексуально!» - воскликнул бы Енун... Обязательно бы сказал, если бы мог оторваться от так заманчиво блестящих глаз. - Пожалуйста, - попросит Чонсу, пряча лицо в трясущихся ладонях. И тогда Канин обнимет его, просто обнимет. Так, как раньше. Потому что за эти три года чувства не остыли, просто... стали другими. Приобрели пряный аромат и выдержку, как самое дорогое вино в коллекции Мина... Хотя, Канин вряд ли сможет описать их чувства. Так просто - точно нет. Именно тогда, ощущая биение чужого сердца вблизи своего собственного, Енун поймет, что теперь... Теперь их действительно можно назвать «родителями» группы. Потому что «мама» все еще любит, и «папа» никогда не переставал. А потом будет спринтерский забег до квартиры со смеющимся Чонсу на руках и приглушенный свет в спальне, когда Енун втолкнет в нее прерывисто дышащего любимого. Канин точно запомнит холодные руки, сдирающие с него рубашку и лихорадочный блеск в глазах Чонсу. Они возьмут быстрый темп, потому что ждать больше не имеет смысла. Разорванная рубашка полетит на пол, а Енун упадет на обязательно мягкую кровать. И простыни будут шелковыми, совсем как в его сне, повторяющемся каждую ночь на протяжении всех этих лет. Чонсу оседлает его бедра и тягуче медленно стянет собственную футболку - дикий и такой неуместный сейчас контраст. Канин хорошо знает себя и поэтому точно может сказать, что не станет больше сдерживаться. Как только увидит оголенную светлую кожу, рельефный пресс и этот взгляд... Из-под челки, абсолютно неадекватный. И им окончательно снесет крышу. Канин знает, что будет дальше. Несколько мгновений на то, чтобы избавиться от такой лишней сейчас одежды, и всего секунда, чтобы перевести сбившееся дыхание. А потом время остановится. Потому что они будут смотреть друг другу в глаза. Долго, внимательно. Смотреть, хотя каждый помнит малейшие оттенки и крапинки в зрачке другого. Смотреть, потому что невыносимо щемит сердце и наворачиваются слезы. Потому что это любовь. И Канин обязательно озвучит свои мысли вслух, чтобы потом вдоволь посмеяться, наблюдая за краснеющим Чонсу. И как бы хорошо ни было, он знает, что желание обязательно возьмет вверх. Выпустит на волю дремавшего до этого зверя. И тогда настанет черед Чонсу смеяться. - Медведь... - прошепчет он, обхватывая руками шею любимого, и несколько скованно разведет ноги. Потому что ждал его. И сейчас все как в первый раз. А потом будут глубокие поцелуи, сбивающие дыхание, и нежные касания. Едва заметные, самыми кончиками пальцев по обнаженной коже. Боль проникновения... для обоих. И оттого она настолько прекрасна. Тягучие, медленные движения и сжимающиеся на мощных плечах тонкие пальцы. Канин знает, что будет ловить каждый вздох, каждый стон, срывающийся с приоткрытых губ любимого. Знает, что будет смотреть, как бьется жилка на тонкой шее, когда Чонсу с гортанным стоном откинет голову. И он точно знает, что сквозь пушистые ресницы и застилающий глаза пот Итук будет так же пристально смотреть на него. Одно мгновение все изменит. Толчки станут быстрее и резче, глубже и сильнее. А голос любимого сорвется на крик. Несколько секунд, которые яркой вспышкой пронесутся перед глазами... И Канин потратит все оставшиеся силы на то, чтобы перекатиться в сторону. Иначе он просто раздавит своего хрупкого любовника. И будет тихо... очень тихо. Только тяжелое дыхание двоих мужчин будет прорываться сквозь заглушающую пелену медленно отступающего удовольствия. Мгновение - и комната наполнится чистым искристым смехом. Потому что они снова вместе. Возможно, любовь пройдет. Канин не знает, как все сложится, поэтому не станет ничего обещать. Но Чонсу этого и не надо. Потому что большинство обещаний - ложь. И они не имеют значения. А вот тепло родного тела рядом надежнее тысячи слов. Сейчас Канин стоит перед знакомой до боли дверью, обитой красной кожей. Стоит, переминаясь с ноги на ногу, и ждет. Чего? Он и сам не знает. Но вот все мужество собрано, сделан глубокий вдох, и он тянет на себя дверную ручку. Тянет, чтобы мгновением позже столкнуться с лучистым взглядом любимых глаз и услышать такое желанное: - С возвращением, Ким Енун! * кит. «Я люблю тебя»