One Little Room an Everywhere

      Секс – сложная для Мэтта вещь. Обычно он старательно подавляет сокрушительный наплыв раздражителей. Он держит своё тело под жёстким контролем. Даже во время секса он сдерживается. Фокусируется на партнёрше: звуки, запахи, сжатие и расслабление мышц – всё это помогает не думать о своём собственном теле и чувствах. Это помогло ему заработать репутацию нежного и внимательного любовника в колледже, хоть ему и недоставало эмоциональной вовлечённости. Такое поведение все приписывали образу бедного израненного птенчика, который был у них в головах. Бедняжка. Понёс такую травму. Если это значило, что они так никогда бы и не поняли, на что он на самом деле способен – тем лучше. Ему вполне по душе оставаться загадкой.       Бывают ночи, когда он ищет людского общества, когда ему нужно, чтобы его вытащили из собственного мирка с помощью продолжительной секс-схватки или даже лёгкого мазохизма. В клубы он не ходит, боясь быть узнанным; но он находчив, а интернет всё упрощает. У него превосходная, тактичная Госпожа, чья специальность – клиенты с ограниченными возможностями. Время от времени он приглашает её к себе, чтобы та надавала ему пощёчин, связала его и сказала, какой он хороший мальчик, что так безропотно всё это переносит. Она заполняет нишу, в которую он не отважился бы пустить кого-то другого.       Сегодня же ему не хочется говорить ни с кем, даже чтобы попросить о сеансе побоев. Иногда проще, если тебе не нужно объяснять происхождение синяков и шрамов. Если он будет неосторожен, неправильно рассчитает время - они будут иметь дело со свежей резаной раной, когда займутся делом, а это убивает настроение. Джози никогда не спрашивала – она слишком профессиональна для этого – но зато интересовалось много других. Их отношения строго несексуальны; но часто, когда ему хочется возбудиться, он призывает воспоминания об их сеансах себе в помощники. Его заводит уже одна мысль о соединении её ладони с его лицом, о звоне в ушах и жалящем чувстве на коже.       Он поворачивает лицо, соприкасаясь щетинистой щекой с одеялом, и смакует воспоминание о том, каково это – перегнуться через край постели, со спущенным бельём и обнажёнными ягодицами. Джози предусмотрительно подложила ему под колени свёрнутое полотенце, а потом надавила так, что он вжался лицом в кровать.       – Ммм.       Он облизывает губы. Его кожа на двадцать пять градусов горячее, чем воздух в комнате. Это идеально. Он отключает все звуки, доносящиеся снаружи – транспорт, разговоры, чей-то секс в паре кварталов отсюда. Эта комната – весь мир. Он лежит неподвижно, всё ещё ощущая под собой покрывало, слабый сквозняк от окна, шевелящий его волосы, и запах собственного возбуждения. Он проводит рукой по боку и скользит ей вдоль бедра. Его пальцы смыкаются вокруг наполовину эрегированного члена.       Обнажённая кожа Мэтта начинает потеть, становясь как соль на вкус и запах, и он вспоминает свист, который раздаётся, когда трость приближается и становится яркой, горячей болью на его ягодице. У него сбивается дыхание. Он изгибает спину и сжимает член немного сильнее. Он сгибает одно колено, чтобы почувствовать трение ткани о ступню. Лениво лаская себя, он проводит пальцами другой руки по своим губам, чувствуя на ладони своё дыхание. Костяшками пальцев он задевает щетину, а затем бьёт себя по лицу настолько сильно, насколько может.       Этого никогда не достаточно. Даже если он и может предсказать по дыханию и звуку руки, рассекающей воздух, когда именно ладонь опустится на его лицо, есть то острое ощущение, которое он получает, только если кто-то другой ударит его. Он предпочитает не углубляться в психологическую подоплёку этого желания – оно просто есть, и всё. Ему нравится, когда его бьют. Не так, как в драке – неконтролируемо и, возможно, смертельно. Тут всё под строгим контролем. Джози всегда следит, чтобы не оставить следов на его лице. На заднице – ладно; он ходил на работу с такими синяками, что было больно сидеть, весь день ёрзал и извивался, и это доставляло глубокое удовлетворение.       Это воспоминание также заставляет его сердце биться чаще. Большим пальцем он поглаживает головку своего члена, снова и снова, пока это не становится почти болезненным, а другой рукой скользит между ног и потирает промежность. Его движения учащаются, дыхание прерывисто, он почти достиг вершины, но, подведя себя вплотную к грани оргазма, он останавливается.       В течение одной невероятной секунды всё его тело молит о кульминации, и это изысканное ощущение. Пальцы Мэтта впиваются в покрывало, он глубоко вдыхает. Напряжение медленно покидает его.       Когда возбуждение немного стихнет, он заснёт. Сон не будет спокойным – он будет просыпаться с наполовину твёрдым членом, лёжа на животе и потираясь о матрас. При этой мысли он закусывает губу. Жар его тела остывает, и он поёживается, почувствовав, как прохладно в комнате. Он поднимается, чтобы подтянуть одеяла, и забирается обратно в постель. Завтра утром он уже дойдёт до отчаяния. Он будет просыпаться каждые пару часов, пока наконец перед самым рассветом не поддастся искушению и не доведёт себя до оргазма. Он еле заметно улыбается, думая об этом.