(Не)случайные встречи

или А знаешь, я верю во все эти сказки*

      Утро наступило как-то уж слишком неожиданно: включилась Воля наблюдения, что на короткий миг показала мне чуть ли не всех людей на острове, а потом — резко затухание пары-тройки жизней. Агонию несчастных, которые испытывали страх, страх и ничего, кроме страха, мне «повезло» почувствовать каждой клеточкой своего тела. Как не поседела от полноты чужих чувств — Бог знает, но спать после такого резко расхотелось, так что я, даже не умывшись, выползла в гостиную. Мне нужна была компания, якорь, что угодно, чтобы избавиться от липкого ужаса и почувствовать себя живой.       Помятый и позевывающий Харута, где-то потерявший свою-чужую косу, обнаружился на диване. — Ты тоже это ощутила, да? — вместо приветствия произнес он, выливая во второй бокал остатки вина и протягивая его мне. Пить или опохмеляться не хотелось, а вот запить отчаяние, наполнившее сердце — вполне, так что алкоголь я приняла. Теплое вино оказалось крайне неприятным на вкус, но свою задачу выполнило: у меня вышло сосредоточиться на собрате по несчастью и перестать трястись. — Кажется, монстр решил доказать нам, что существует на самом деле. — Похоже на то. Ты уловила, в какой стороне это произошло? — Где-то там, — махнула рукой я. — Мне, знаешь ли, было немного не до того.       Ага, когда тебе (вернее, не тебе, но за компанию с несчастным ощущаешь все и ты тоже) раздирают горло острыми когтями, направление — это последнее, что тебя волнует.       Комдив кивнул каким-то своим мыслям, а потом буднично заметил, что после завтрака мы отправимся на разведку, и что эту вылазку одобрил Марко. — Он приходил? — неподдельно удивилась я, потому что воспоминания о вчерашнем вечере от меня ускользали, как изменчивые облака, гонимые по небу легкокрылым ветром, о чем я и сообщила парню. — А что ты вообще помнишь? — подобрался он. — Ужин помню. И радугу. И монстра из Зазеркалья. И еще птицу цвета ультрамарин. Все.       Взгляд Харуты был очень и очень странным: в нем плескалось недоверие пополам с улыбкой. — Подозреваю, — не выдержав, рассмеялся он, — что Марко и был этой самой птицей. — Да? Ну может быть…       Завтрак, водные процедуры и наведение марафета растянулись где-то часа на полтора, причем большую часть этого времени мы воевали с накладной косой — ну не хотела она выглядеть хотя бы самую малость естественно!       О том, что идем подышать свежим воздухом, мы, по большому секрету, рассказали только Луису, так что вскоре об этом знал весь город, а доктор Фредди даже попытался нас отговорить. Без особого, впрочем, энтузиазма и, соответственно, результата. А о новых трупах вообще никто даже не заикнулся: не то сами еще не были в курсе, не то не захотели нас пугать.       В лесу, несмотря на все предупреждения и страшилки, рассказанные местными, было ни капельки не страшно. Вот только Харута был тих и напряжен, и, уверена, не отнимал руки от кинжала в потертых ножнах. В отличие от него, я по-настоящему наслаждалась нашей прогулкой: под ноги стелилась дорожка из желтого кирпича, с небес радостно улыбалось солнце, среди ветвей беззаботно заливались птицы, а весь мир казался каким-то радостно-обновленным.       Вода из фонтана, в котором горожане нас едва не искупали, давно высохла, оставив на коже и одежде серебристые разводы, похожие на узоры-татуировки. Смотрелось весьма экзотично, но от этого сверкающего великолепия очень скоро начинала болеть голова, намекая, что нужно смотреть на что-то еще, кроме змеящегося по телу серебра.       Мы продолжали медленно идти вперед, в сторону виднеющихся вдалеке холмов или гор, тающих в туманной дымке. В воздухе — густом и плавящемся от жары — головокружительно пахло пестрыми цветами. В дрожащем мареве, возникающем то тут, то там, виднелось что-то мимолетно-неуловимое. Казалось, стоит только присмотреться, приглядеться получше, и расплывчатые, смутные силуэты обретут четкость, объем и цвет, отличный от невнятно-серого. И я старалась, до рези в глазах вглядываясь в неведомое, ведь любопытство за левым плечом соблазняло и подзуживало, и не было никого за правым, чтобы остановить меня…       В какой-то момент мне показалось, что между могучими стволами, подпирающими небосклон, мелькнул и тут же пропал какой-то зверь, как исчезала чеширская улыбка, висящая в воздухе без кота, стоило только пристальнее всмотреться в зелень листвы. Но лес и без того был живым и очень, очень обитаемым, он следил за нами сотней глаз. Синие огоньки — небольшие, теплые, верткие — указывали путь, вспыхивая по краям убегающей вдаль тропинки. Которая, выведя нас на идеально круглую поляну, где водили хоровод покрытые мхом камни, резко обрывалась, хотя горожане обещали, что по ней мы сможем дойти прямиком до шахты. — Привал? — предложил Харута, убедившись, что дорога не продолжается за пределами каменного круга. — Вернемся назад? — внесла встречное предложение я, бездумно срывая васильки. — Зачем? — пожал плечами парень, прислонившись к зеленому боку. — Дойдем и без тропинки, если будем и дальше следовать на запад.       Последний раз я плела венки в далеком детстве, но из охапки цветов в моих руках получалась на удивление ладная корона, словно кто-то маленький помогал мне переплетать тонкие стебельки. Кто-то… Смех, хрустальными колокольчиками и первой весенней капелью рассыпавшийся вокруг, подтвердил, что я права. Помогающие мне человечки были миниатюрными (не больше ладони), одевались в пестрые костюмчики, сшитые из листьев и лепестков, а еще имели полупрозрачные крылья, которым позавидовали бы и лучшие бабочки-модницы. — Феи!.. — выдохнула я и рассмеялась, заметив, как недоумение на лице двенадцатого сменяется осознанием, когда волшебные создания принялись кружить в воздухе прямо перед его лицом. — Спасибо за помощь!       Те прозвенели что-то радостно-согласное в ответ, водрузили законченный венок мне на голову, сбросив на траву дурацкую розовую шляпку, а потом потянули меня в круг. — Кажется, — неуверенно протянул Харута, на чьей раскрытой ладони примостилась одна из крылатых малюток, — они хотят, чтобы ты потанцевала с ними.       Личиком одна из фей походила на Полину Мельник — мою заклятую подругу и верную соперницу, с которой мы несколько лет соревновались за кубок города по бальным танцам. Она держала меня в тонусе, заставляла стать лучше, тренироваться усерднее. Она научила меня счастливо улыбаться, даже если победа уплывает прямо из рук. Она променяла вальсы и танго на зажигательные дискотечные ритмы, когда нам было лет по семнадцать. Из-за нее я сейчас намеревалась выложиться не на сто, а на все двести процентов, доказать… Хотя, нет. Не хотелось мне ничего доказывать, хотелось лишь всецело отдаться танцу и, как в детстве, насладиться каждым мгновением.       Ощущая небывалую легкость во всем теле, я, предвкушая что-то необыкновенное, шагнула в круг следом за ними, и хоровод, в котором смешался весь мир, закружил меня. Вместо лучшего паркета под босыми ногами была мягкая изумрудная трава, вместо музыки — пение птиц, шепот ветра и тихий, едва слышный хрустальный перезвон крыльев, вместо синхронных и выверенных движений — завораживающий хаос, в котором заключалась сама жизнь. А еще была усыпавшая все вокруг светящаяся пыльца, которая, стоило только подумать о чем-нибудь хорошем, приподнимала меня над землей…       Мелодия — то быстрая, то медленная, то веселая, то печальная, — оборвалась на самой высокой ноте, заставив меня вернуться на землю, только-только распробовав радость полета. Это было до слез обидно: снова ступать по траве, а не парить над ней, но… Было в этом и что-то правильное.       Феи, закончив танец, устремились прочь. И ничего: ни просьбы остановиться, ни крики, ни протянутые руки не могли их задержать. — Харута! Харута, ты должен мне помочь! — В чем? — встряхнулся комдив, сфокусировав взгляд. — Надо их поймать и выяснить!.. — Что выяснить? Кто или что убивает эльдоррцев? Хорошая мысль.       — Да нет же! При чем тут это? Нам нужно выяснить, есть ли у фей хвост!.. — Подожди! Да постой ты! — но я, не слушая возражений, первой рванула в лес за исчезающими вдали светлячками.       Дорогу мне подсказывали цветы, деревья, ветер, облака и солнце, и отдельное спасибо, что они не требовали задавать вопросы в стихах. Я бежала быстро, так быстро, как только позволяли босые ноги и не предназначенное для подобного времяпрепровождения платье, но крылатые создания просто перелетали те препятствия, на преодоление которых мне приходилось тратить драгоценное, ускользающее сквозь пальцы время. Отставала безнадежно, но упрямо продолжала следовать за ними, не желая признавать своего поражения.       С крутого склона, которым внезапно закончился поредевший лес, я едва не покатилась кубарем, рискуя переломать себе руки-ноги: меня — слава Морскому Дьяволу! — поймал Харута, неслышной тенью бежавший следом. — Сумасшедшая! — рявкнул он, оттаскивая меня от края. — Жить надоело? — Спасибо, — немного заторможено кивнула я, наблюдая, как избушка на курьих ножках (похожая, скорее, на причудливый замок, составленный из нескольких разных блоков-этажей), медленно и величественно шествует в сторону горизонта, хлопает ресницами — резными ставнями, улыбается дверным проемом-ртом, с каждым шагом становясь все прозрачнее и прозрачнее, пока не истаяла совсем. Любопытно, кто обитает внутри: Бабки-Ежки из моего любимого советского мультика, семья Уизли, сошедшая прямиком со страниц книг Роулинг, или волшебник Хаул, придуманный другой британкой и известный всему миру благодаря старому японскому аниматору?.. — Спасибо? Да ты же умереть могла, ненормальная!.. — Я не видела, что здесь обрыв: не нужно было нестись, сломя голову. В следующий раз обещаю прислушаться к твоим словам! — То-то же! — довольно улыбнулся двенадцатый, быстро остывая. — Кажется, это та самая шахта, к которой мы должны были выйти, — заметил он, оглядевшись по сторонам. — Ммм, с чего ты взял? — А ты сама посмотри, — предложил парень, указывая куда-то на далекую землю.       Предлагать такое человеку, который боится высоты — не самая лучшая идея. Но я, решив не показывать свой страх, все-таки приблизилась к краю, досчитала до трех, вцепилась в руку Харуты и все-таки взглянула вниз. Серые камни, камни и еще раз камни, темный зев пещеры, из которого цепочкой выходили…       В памяти сразу же всплыли книги, мультфильмы и фильмы, в которых фигурировали эти сказочные создания. Сталактиты и сталагмиты, тут и там возникающие в темноте и сияющие своим, тускло-таинственным светом; загадочные, причудливо изгибающиеся тени, прыгающие по стенам и потолку; необработанные куски породы, притягивающие взгляд сильнее любого магнита; долгое, протяжное эхо, на разные голоса повторяющее любой шорох… — Это что, краснолюды? — Кто-кто? — Ну их еще дварфами, цвергами или гномами называют. Это такие карлики, которые добывают богатства из земных недр. Я о них столько сказок в детстве прочитала, а теперь еще и вживую увидела! Здорово же! — Не хочу тебя расстраивать, — улыбнулся моему энтузиазму комдив, — но, кажется, это самые обыкновенные шахтеры. — Знаешь, мой вариант нравится мне куда больше. Шахтеров мне и дома хватает, а вот гномов, эльфов и прочих драконов у нас ощутимый недобор… Спустимся и поприветствуем их? — Не стоит. Давай лучше дождемся конца смены и тайно обследуем их рабочее место. Вдруг сумеем обнаружить что-нибудь интересное?       Сидение в засаде оказалось чертовски скучным занятием: прячься себе в кустах, не шевелись, не шуми и не думай о том, почему все эти люди, несмотря на свой страх перед неведомым, не торопятся вернуться в город, под защиту невысокой стены, что начали возводить совсем недавно. Пока Харута бдил (что совершенно не вязалось с его характером или, вернее, с моим представлением о его характере), я вернулась под сень леса и, обняв ближайшее дерево, принялась жаловаться ему на жизнь. Уверена, будь у него ноги, и оно, с громкими воплями, сбежало бы прочь, ибо припомнились мне все-все обиды, даже самые мелкие и незначительные: начиная от мальчика по имени Илья, который в детском саду стукнул меня по голове совочком и порвал любимый желтый бант, и заканчивая Эйсом, что со спокойным сердцем отпустил меня на остров, полный опасностей. Удивительное дело, но про Белоуса, чуть ли не на аркане затащившего меня в число своих детей, и про Оду, убившего моих самых любимых персонажей где-то триста глав назад, удалось промолчать…       Но даже разговор с деревом не сумел развеять моей скуки, зато шершавая кора, впитавшая в себя тепло солнца, натолкнула меня на отличную идею. Одна из моих бывших одногруппниц, когда пары у нас проходили в огромных поточных аудиториях, всегда приносила с собой какой-нибудь природный мусор, а потом за полтора часа творила из него что-нибудь прекрасное. И сейчас я собиралась повторить один из ее подвигов и «сплести» рождественский венок с шишками, ибо, как говорили одни прикольные северяне, «Зима близко!» (и плевать, что дома сейчас середина лета, а тут и вовсе не угадаешь, какой сезон на дворе).       Ветки, отдаленно похожие на еловые, были ободраны с ближайшего куста, вместо красной или зеленой ленты пришлось использовать розовую, предварительно оторвав ее от и так потрепанного платья, а вот с шишками едва не случился самый настоящий облом, потому что те, что валялись на земле, не устраивали меня формой, размером или цветом. Причем из-за последних у меня развязалась настоящая война с нахальной рыжей белкой, которая, дико вереща, принялась скидывать мне на голову веточки, шелуху, иголки и даже мелкие камешки, невесть как оказавшиеся на дереве. Потом в ход пошли шишки, чему я поначалу даже обрадовалась. Вот только пушистый грызун оказался на зависть метким шишкометателем, влегкую уворачивающимся от ответных «подарочков». Чую, щеголять мне под вечер синяками…       В общем, желание возиться с венком эта гадская белка у меня отбила, причем буквально. Так что я, желая хоть как-нибудь ей отомстить, решила нарисовать карикатуру. И то, что художественных принадлежностей при мне не было, не смогло меня остановить. В качестве холста, к примеру, можно использовать какой-нибудь большой валун с более-менее ровным боком, а в качестве красок… В качестве красок… О! А в качестве красок — кровь, которой в организме человека минимум 4 литра, когда для моей задумки хватит и одного-двух. — Харута, не одолжишь кинжал? — шепотом попросила я, приземляясь на мягкую зеленую траву неподалеку от парня. Его подозрительный взгляд был мною проигнорирован. — Зачем это? — Рисовать буду. — Нет, — отрезал комдив, словно я собралась его ножик сломать или, как минимум, затупить. Может, он меня неправильно понял?.. — Не кинжалом рисовать, не беспокойся. Верну его в целости и сохранности. — Тем более нет, — покачал головой он. — Не хватало еще, чтобы ты тут кровью истекла. — Но… — Давай лучше шахту исследуем: кажется, горожане разошлись по домам.       Пришлось покорно кивнуть, мысленно пообещав самой себе нарисовать шарж на злобного грызуна чуть позже.       Вход в шахту располагался за самой обычной двустворчатой дверью, закрытой на навесной замок. Кажется, такие еще именуют амбарными. В любом случае, он был большим, едва-едва тронутым ржавчиной и выглядел довольно внушительно, словно бы намекая, что внутрь нам не попасть ни за что на свете. Харута, впрочем, не впечатлился, после чего достал из миленькой, истинно девчачьей сумочки набор отмычек: металлических палочек разной длины, ширины и изогнутости. Пара минут — и замок сдался на милость победителя, громким звяком подтвердив свою полную капитуляцию. — Научишь? — не скрывая восхищения, попросила я, пока память подкидывала эпизоды из Скайрима и Века Дракона, пройденные от лица разбойника. — Почему бы и нет? — улыбнулся польщенный парень. — Вернемся на корабль — и сразу начнем, — добавил он, первым скрываясь в недрах шахты.       Привычный, бездушно-электрический свет вспыхнул внезапно, на несколько секунд ослепил до разноцветных кругов и далеких звезд перед глазами — это комдив нашел выключатель и поторопился разогнать тьму. Освещение здесь не идеальное: оно мигало, разгоралось ярче солнца, погасло…       В наступившем мраке шахта наполнилась скрипами и шорохами, и мне показалось, что из незамеченного, пропущенного отнорка сейчас появятся злобные гоблины, порождения тьмы или темные эльфы (названные так отнюдь не за цвет кожи), среди которых бессмысленно искать лиловоглазого добряка с парными клинками. Но свет загорелся вновь, и тени становятся просто тенями, не способными причинить вред, а коридор, освещенный самыми обычными лампочками, петляя, стремится куда-то в глубину, под землю.       На темных, почти сливающихся с полом рельсах, стояла вагонетка, предназначенная не то для передвижения по шахте, не то для перемещения того, что здесь добывали. В шкафчиках, ровными рядами выстроившихся вдоль стен этакого предбанника, находилась сменная одежда, кое-какие инструменты и небольшое количество личных вещей.       За неприметной дверью (незапертой, что удивительно) скрывался кабинет местного начальства. Массивный стол, вырубленный из камня, был завален графиками, чертежами, картами и прочими важными бумажками, в которых вряд ли сходу разберутся посторонние, вроде нас. Шкаф-пенал — высокий, но узкий — прятал внутри мини-бар с запасами крепкого алкоголя, спящую ден-ден муши и остро наточенную саблю, предназначенную, похоже, для защиты от монстра. На стене неподалеку висел портрет мужчины, чем-то неуловимо похожего на президента. Художник во мне требовал обратить внимание на технику неизвестного портретиста, полюбоваться точными, уверенными мазками и яркими, словно бы сияющими красками, но вместо этого я помогла Харуте осторожно снять картину и опустить ее на пол.       В стене обнаружился сейф, который, посопротивлявшись для приличия с десяток минут, с протяжным скрипом отворился. В царившей вокруг тишине звук этот показался на редкость громким и неприятным, но не потревожил никого, кроме нас. — Они что, настоящие? — уточнила я, заглянув комдиву через плечо. — Да. Четвертью всех добытых алмазов эльдоррцы расплачиваются за покровительство Белоуса. — Фиговая какая-то защита, если один-единственный монстр довел горожан до такой паники, — прошептала я, но недостаточно тихо. — Поэтому мы здесь, — пожал плечами парень, ничуть не обидевшись. — Предлагаю вернуться в город: как нам и сказали, ничего интересного здесь нет.       Перед тем, как захлопнуть сейф, я бросила последний взгляд на добытые шахтерами богатства. Ограненные бриллианты, прозрачные, как слеза младенца, красиво блестели и переливались, отбрасывая на стенки сейфа разноцветные блики, но впадать в экстаз или петь про лучших друзей девушек, подражая известной группе, мне совсем не хотелось, только интересно стало, как бы засияли они при свете солнца…       Со временем на этом острове творилось что-то странное: оно торопилось, бежало, летело вперед, не обращая внимания на окружающих. Ему, этому господину в старинном фраке и черном франтоватом цилиндре, не было дела до простых смертных, до их надежд и чаяний. Отщелкивая крышку серебряных часов, он походил на Белого кролика из всем знакомой сказки и, одновременно, на безумного Шляпника оттуда же. Он погрузил мир за пределами шахты в чернильно-синие сумерки, спрятав под звездным плащом несколько предзакатных часов.       С наступлением вечера словно бы поменялась окружающая нас действительность. Яркие краски в свете медленно просыпающейся бледной луны уже не были такими сочными, низкие кустики ощетинились лапами-ветками, цепляясь за одежду и мешая тихо продвигаться по лесу, а старые деревья недовольно скрипели, изредка роняя нам под ноги листву. Дорога (та самая, из желтого кирпича, что днем завела нас к кругу фей) сейчас вела себя совершенно прилично: не пропадала, не петляла, не меняла цвет и не стремилась завести нас в неизведанные дали. Идти по ней было одно удовольствие, но удовольствие скучное донельзя.       Подозрительные светящиеся в темноте пятна первым заметил Харута, потому что мне не интересно было глазеть по сторонам, выискивая опасности и каких-то там монстров. То есть, обычно, конечно, интересно, но тот момент я была занята: пыталась понять, действительно ли пассы, выписываемые перед глазами самой обычной веточкой, поднятой с земли, некоторое время продолжают висеть в воздухе, или же я выдаю желаемое за действительное?.. — Как думаешь, что это? — спросил он, опустившись на корточки и потыкав странную субстанцию отобранной у меня волшебной палочкой. — Кровь единорога, разумеется, — пожала плечами я. — Чем еще может быть жидкий звездный свет, разлитый по земле? Говорят, что добровольно отданная кровь единорога способна исцелить любые раны, а еще — победить саму Смерть. — Мы же никуда не торопимся? — словно размышляя, протянул комдив, но глаза выдавали его с головой: ради Белоуса он готов был перевернуть весь мир, а не только тщательно исследовать не самый большой остров. Это проявление сыновьей любви показалось мне невероятно милым и трогательным, так что я, не уверенная, что совладаю с голосом, просто кивнула, жестом предложив ему выбирать направление.       Комдив, покрутившись на месте и внимательно исследовав что-то на земле, уверенно отправился вперед. Путь наш лежал, разумеется, в самую непролазную чащу, а не в какое-нибудь местечко поприятнее. Лес, такой дружелюбный с утра, сейчас превратился в ту еще полосу с препятствиями: я запиналась о корни и наполовину вросшие в землю камни, поскальзывалась на влажной траве, влетала в паутину, чудом спасала глаза от острых веток…       Крик незнакомой птицы эхом отразился от высоких деревьев, подпирающих бархатный небосклон, заставив нервно оглядываться в поисках ночных чудовищ. Тех самых, что в далеком детстве прятались под кроватью, а теперь выросли и, насытившись взрослыми страхами, с удвоенной силой продолжают пугать детишек, вообразивших себя крутыми шпионами или дивными эльфами. Впрочем, будь мы действительно эльфами, нам не пришлось бы, как партизанам, передвигаться по лесу чуть ли не ползком, пытаясь продраться через совсем уж непролазные дебри.       Стоит ли упоминать, что на более-менее свободное от деревьев и прочих кустов пространство мы вывалились грязные, как черти? На светлых платьях живописные пятна всех цветов радуги, имевшие, к тому же, весьма причудливые размеры и формы, смотрелись особенно впечатляюще. Что ж, ненавистное розовое платье было окончательно испорчено, и никакой супер-порошок или химчистка не смогли бы его спасти. Осталось лишь пережить бурную «благодарность» по поводу испорченной одежды со стороны одной из медсестричек — и жизнь будет совсем прекрасна.       Дорожка из светящихся пятен обрывалась возле небольшого холма, поросшего изумрудно-зеленой травой. Был он настолько ровным и идеально-круглым, что в голову сами собой закрадывались мысли о хоббите-перфекционисте, выбравшем этот пригорок для своего жилья. — Ничего не понимаю! — воскликнул Харута. — Этот твой единорог как будто растаял в воздухе, а этого не может быть! Так куда он делся? — Заглянул в гости к хозяину этой норы… то есть холма? — озвучила свое предположение я. — Полагаешь, вход внутрь замаскирован? — оживился парень, на мгновение прекратив метаться по поляне, чтобы в следующую секунду возобновить свое хаотичное движение. — Но дверь, не зная ориентиров, мы можем искать до бесконечности… — Воспользуемся магией? Ну, знаешь, волшебными словами типа Сим-сим, откройся, Мэллон, Алахомора или, на худой конец, Бомбарда… — Предлагаю вернуться сюда утром и при свете солнца отыскать рычаг, потайную дверь, проход в скале и все остальное, а вместе с ними — и твоего единорога, — внес конструктивное предложение комдив, покачав головой.       …Мы уходили, чтобы вернуться с рассветом. Лес следил за нами, и, уверена, вздумай обернуться, увидела бы внимательные золотые глаза, из темноты наблюдавшие за каждым нашим шагом. Головы я так и не повернула.