Дым

Лухан раздраженно закатывает глаза и сжимает руки в кулаки. Снова этот гадкий сигаретный дым, заползающий в душную комнату через распахнутое настежь окно. У Лухана новый сосед. И этот сосед безбожно смолит каждый вечер, заставляя бедного китайца морщиться, зажимать нос и изредка кашлять. — Ненавижу, — зло бурчит брюнет, вскользь обращая внимание на низкий басистый бубнеж со стороны окна все того же соседа. Парень нервно захлопывает белоснежную пластиковую створку, однако буквально через пять минут начинает обливаться потом и задыхаться. Слишком душно. Лухан резко дергает на себя оконную ручку и, высунувшись в проем, гаркает, выплескивая все свое недовольство: — Может, перестанешь, наконец, курить?! Голоса справа затихают, как будто разговора и не было вовсе. — Да, мамочка, это последняя, — насмешливо отвечает сосед и хрипло смеется, подключая к веселью того, с кем болтал до этого. — Надеюсь, скоро ты выплюнешь свои легкие вместе с окурком, сыночек, — прощебетал китаец и вновь захлопнул створку, не дожидаясь ответа. Плевать на духоту, уж как-нибудь переживет. В который раз. * * * Если бы жизнь Ханя нужно было сравнить с фильмом, то это был бы определенно «День сурка». А точнее поздний вечер, кажется, еще более душный, чем все предыдущие. Горестно заломив брови, парень плетется к злополучно открытому окну и высовывается наружу, вдыхая полной грудью чуть прохладный воздух. Глаза сами собой закрываются, тело постепенно обмякает. Но счастье было недолгим — уши брюнета улавливают чирканье спички о коробок и шипение вспыхнувшей серной головки. Хань роняет голову на руки и протяжно жалобно стонет. — Ты там что, дрочишь? — с толикой иронии, но все же удивленно. — Да пошел ты, — обреченно выстанывает китаец и бьется головой о сложенные друг на дружку кисти рук. — Я тут сдохну скоро! И это все из-за тебяяяяяя… — Ух ты, — недокуренная сигарета бесшумно выскальзывает из тонких длинных пальцев и летит вниз, сопровождая свой полет узенькой ниточкой белесого едкого дыма. — Ты знаешь, как меня зовут? — вопрошает сосед через несколько долгих секунд. — Да плевать я хотел, как тебя зовут! — в сердцах восклицает возмущенный Хань. — Только перестань курить, я так больше не могууууу… Парень в соседнем окне удивленно вскидывает брови и поудобнее мастится на подоконнике, распахивая окно еще шире. — Я Сехун, — хрипло бросает он и заинтересованно косится в сторону, откуда должен последовать ответ. — Здорово. Сехун на мгновение хмурится, а затем на его губах расцветает хитрющая самодовольная улыбка. — Я рад, что теперь ты знаешь, чье имя выстанывать, когда занимаешься рукоблудством. Слова Сехуна незамедлительно заставляют Лу поперхнуться воздухом, он вываливается из окна чуть ли не наполовину, впервые позабыв о своей акрофобии, и оскорблено орет «Эй!» наглому соседу. Да только в ответ ему окно того с грохотом захлопывается, а довольный собой Сехун падает на кровать не в силах стереть с лица широкую улыбку. * * * Следующим вечером Лухану совсем не жарко. Температура в комнате вполне себе сносная. Вот только настырный китаец вновь распахивает створку и высовывается наружу. Просто так. Проверить. — А я уж думал, что не придешь, — сладко тянет Сехун, улыбаясь и довольно щуря глаза-полумесяцы. Хань в этот момент перестает дышать. Он максимально тихо отодвигается от оконного проема, при этом зачем-то зажав рот ладонью. Сехун резко перестает улыбаться, так и не дождавшись ответа. Он ловко перегибается через подоконник, цепляясь пальцами за пластиковую раму, чтобы не ухнуть вниз, и пытается разглядеть хотя бы кончик носа своего милого ворчливого соседа. — Как тебя зовут? — громко спрашивает он, заставляя Ханя в соседней квартире испуганно вжаться в стену. Ответа вновь не следует. Сехун обиженно квасит губы и полностью возвращает тело в помещение, пытаясь сообразить, как вытянуть соседа на разговор. Над его головой словно вспыхивает ярким желтоватым светом лампочка, и он тут же вываливается в вечернюю прохладу и как-то радостно орет: — Если не скажешь свое имя, я прямо сейчас приду к тебе домой! Уже расслабившийся было китаец опрокидывает чашку с чаем себе на колени и подскакивает с места, смачно ругаясь и стягивая с себя мокрые спортивные штаны. — Да чтоб тебя! — орет он в ответ и, вцепившись в подоконник, высовывается в сторону Сехуна, второй раз в жизни позабыв о боязни высоты. — Хань! — Хааань, — Сехун медленно выдыхает, перекатывая буквы на языке, и широко безумно улыбается, сверкая почерневшими глазами. — Приятно познакомиться, — говорит он сам себе и, облизнувшись, откидывается на спинку кресла, которое не так давно перетащил поближе к подоконнику. * * * Лу не только настырный, но и любопытный. Поэтому, несмотря на все свое недовольство и плохо сдерживаемое в последнее время возмущение, он несколько поздних вечеров подряд пялится с высоты восьмого этажа на макушки деревьев и ждет. Вот только его созерцание не прерывает ни противный сигаретный дым, ни веселые разговоры и извечный басистый смех одного из друзей соседа, ни низкий приятно оседающий своими протяжными гласными на барабанные перепонки голос Сехуна. Китаец не удерживается от тоскливого вздоха, когда в очередной раз закрывает створку окна, так и не дождавшись чуда. Брюнет уже давно решил, что желание принять участие в любой, даже самой мелкой авантюре ставит на ней большой жирный красный крест. Однако торчать каждый вечер у распахнутого окна вошло в привычку. По обыкновению водрузив на подоконник все нужные бумаги и папки, Лу качал ногой в такт ритмичной мелодии, что дарил ему один единственный рабочий наушник, и пытался разобраться с таблицей по продажам, изредка покусывая резинку на кончике карандаша. — Как же все бесииит, — пропел китаец, перенося цифры на график. До его носа донесся слабый аромат парфюма. Что-то свежее, легкое, заставившее брюнета прикрыть глаза и со свистом втянуть в себя воздух полной грудью. Лу скинул планшет вместе с карандашом к куче, водрузившейся на подоконнике, и слегка заторможено приоткрыл створку пошире, высовываясь в ночную прохладу. Справа чиркнула о коробок спичка, зашипела воспламенившаяся сера, и воздух неторопливо стал наполняться горьким дымом. Хань облегченно выдохнул и невольно тепло улыбнулся. Ему не хватало этого дыма. — У тебя приятный одеколон, — продолжая улыбаться, произносит парень. Сехун в соседнем окне пораженно застывает на пару секунд, слишком сильно сжав фильтр. Его лицо озаряет дикая счастливая улыбка, он резво вываливается из окна, попутно отщелкивая пальцами недокуренную покалеченную сигарету и хватаясь за подоконник, чтобы не упасть. — Хань, детка! Я так скучал по твоему ворчанию! — орет он, снова пытаясь выхватить из соседнего окна профиль своего соседа. Китаец смеется, да так заливисто и громко, что сердце Сехуна ухает вниз вслед за сигаретой. Парень жадно вслушивается в хохот Лу, и внутри становится как-то легче, как-то проще, уютнее. — Я тебе вообще-то комплимент сделал, а не ворчал, — отсмеявшись, замечает Хань. — Конфетка, любое твое слово, хорошее или плохое, словно музыка для моих ушей, — Сехун облизывается в ожидании ответа, цепляясь блестящим от радостного возбуждения взглядом за свесившуюся из соседнего окна аккуратную кисть руки. Хань молчит, боясь ляпнуть какую-нибудь глупость сорвавшимся из-за пульсирующего в глотке волнения голосом. Сехун уже решает, что снова спугнул притягательного соседского парнишку, и успевает пожурить себя на этот счет, как до ушей снова доносится чужой сладкий голос. — Cпокойной ночи, Сехун. Парень удивленно вскидывает брови и неосознанно косится на циферблат наручных часов. — Приятных снов… — горько, как и сигаретный дым, а затем так тепло, трепетно и с надеждой, совсем не подозревая, что китаец все еще слушает, — Хань… Брюнет сглатывает и тихонько отходит от окна, растирая алеющие щеки. * * * Весь рабочий день Лу периодически мысленно расстилается на своем белоснежном подоконнике, слушая дурацкие, но такие цепляющие и распаляющие шуточки Сехуна. Сегодня цифры, отчеты и графики раздражают его больше обычного, хочется поскорее сбежать. И вот, наконец, дорвавшись как всегда только поздним вечером до окна, Хань натягивает на себя мягкую светлую толстовку, ибо воздух этим вечером по — странному холодный, и высовывается наружу. Ждать долго не приходится. Брюнет в скором времени слышит копошение справа, окно соседа с шумом раскрывается, и в нос мягко вползает сводящий с ума аромат одеколона. — Сехун, я хочу у тебя кое-что спросить, — вот так сразу, без приветствия, потому что здороваться они не привыкли. — Только без шуточек, ладно? Хань выжидающе сверлит взглядом пустоту по правую руку от себя. Ответа не следует. — Сехун? — китаец быстро-быстро моргает, все сильнее сводя брови на переносице. — Секундочку, я его позову, — женский звонкий голос, напоминающий Ханю звук бьющегося стекла, вводит в ступор. Он хочет сказать, что не нужно никого звать, но просто молча закрывает окно, апатично соскальзывая ладонью с оконной ручки. * * * — Сехунни, там твой сосед… Девушка замолкает, немного растерянно глядя на парня, глаза которого вмиг широко испуганно распахиваются. — Он хотел что-то спросить… Сехун втюхивает замершей девушке стопку цветастых полотенец и широкими спешными шагами направляется к входной двери. * * * Хань морщится от звука дверного звонка. Он лениво вытаскивает из ушей синие капельки наушников и плетется к входной двери, чтобы открыть. Металлическая темно-серая дверь бесшумно слишком широко распахивается, чтобы парень успел захлопнуть ее обратно. В квартиру, словно подхваченный беснующимся ветром, влетает взъерошенный Сехун, сверкая дикими почерневшими глазами. Он хватает опешившего Ханя за подбородок и жадно впивается в его губы, с нажимом укладывая вторую ладонь на затылок, чтобы брюнет не смог отстраниться. Вот только Лу и не пытается. Он огромными, то ли удивленными, то ли испуганными глазами таращится на косматую платиновую челку Сехуна, его прикрытые веки, подрагивающие темные ресницы и, закатывая глаза, не удерживается от измученного стона в чужие губы. Сехун слегка отстраняется, тяжело дыша, не отрывая взгляда от мокрых покрасневших губ китайца. — С огнем играешь, — хрипло шепчет Се, размазывая слюну по нижней губе Лу большим пальцем, и снова подается навстречу его губам. Рваное нетерпеливое сопение оглушает, а воздуха категорически не хватает. Сехун действительно, словно пламя выжигает живительный кислород. Ханю кажется, что жар его тела достигает самых легких, омываемых бурлящей по сосудам кровью. — Стой… — уворачивается и сипло шепчет Хань, чувствуя, как крепкие ладони рвано смещаются на пояс и оглаживают бока мягкими круговыми движениями. Чувствует, как заводится Сехун, когда мягко прижимает его податливое тело к стенке, не переставая оставлять воздушные жгучие поцелуи на нежной коже. — Се… Девушка… — брюнет предпринимает последнюю попытку, чтобы потом оправдать себя, сказать самому себе, что он сопротивлялся. — К черту… Все к черту… — сбивчиво шепчет Сехун и словно в бреду водит мокрыми устами по лицу парня, прикрыв от наслаждения глаза. И Лу сдается. Он слегка оцарапывает кожу на лопатках Сехуна, робко сжимая во вспотевших ладонях его клетчатую рубашку, и аккуратно прижимается губами к пульсирующей жилке на шее. Руки Се плавно скользят ниже, обхватывают растопыренными пятернями чужие бедра и замирают на месте, когда парень чувствует, как его ягодицы порывисто сжимают сквозь мягкую хлопковую ткань домашних штанов. Кореец самодовольно ухмыляется, томно дыша в алеющее ушко, буквально кожей чувствуя, как горят щеки брюнета, сопящего ему в ключицу. — Детка, ты сам напросился. Хань тонко ахает, вскидывая голову, ведь слишком внезапно ладонь Сехуна накрывает его пах, а гибкий дразнящий язык скользит по ушной раковине. — Стой… — снова выдыхает свою пустую просьбу, смыкая неожиданно сильные пальцы на запястьях Се. Однако широкая ладонь лишь крепче сжимается, отчего и без того ватные ноги подкашиваются, а тело оседает, словно недостаточно хорошо взбитая пена. Сехун довольно жмурит глаза-полумесяцы, любовно придерживая китайца за пояс, и урчит, ощущая себя игривым котенком, продолжая ласкать чужую плоть. Он ждет. Ждет, когда Лу не сможет сдержаться, роняя сладкий стон, который он просто обязан поймать, запечатать глубоко в себе, детально выжигая на подкорке. Поглощенный своим желанием Се не замечает, как влажные дрожащие кисти несколько боязливо стягивают его штаны все ниже. И только ощутив мазнувшую по плоти прохладу, он замирает, пытливо смотря прямо в подернутые томной поволокой глаза. Не разрывая искрящегося зрительного контакта, платит Лу той же монетой. Хань выпускает изо рта раскаленный воздух и жмурится до цветастых пятен перед глазами, потому что слишком неправильно и хорошо ему сейчас. — Тшшш, — губы Сехуна нежно скользят по контуру мягких скул к взмокшему виску. Он легонько толкается в бедро Лу, вырывая тихий судорожный вздох из распахнутых губ, и, максимально обхватив оба органа крепкой ладонью, начинает рвано дергать ей, периодически сжимая сильнее. Едва ощутимо соприкасается с чужими невозможными губами и снова ждет. На этот раз недолго. В очередной раз сделав кольцо из пальцев плотнее, Сехун ловит жадными до ласки губами высокий кроткий стон и, хищно улыбаясь, грубо проталкивает в приглашающе распахнутый рот свой язык. Хань отвечает незамедлительно, сталкиваясь с юрким горячим языком Сехуна, вылизывающим его щеки и десна. Осмелев, порывисто накрывает ладонь корейца своей, подстраивается под ритм. Радостная и несдержанная улыбка расцветает на припухших алых губах Сехуна, напоследок он прикусывает кончик языка брюнета и блестящими глазами рассматривает перепачканную ладонь. — Знаешь, в сперме содержится довольно нехилое количество селена, и если правильно использовать побочные продукты реакции, то можно укрепить свой иммунитет, — Се изгибает бровь и выжидающе смотрит на растерянного Ханя. — Что? — Кажется, мне нужно разобраться со своей личной жизнью, — усмехается кореец, игриво прикладывая подушечку указательного пальца к кончику носа Лу. — Но, пожалуй, чуть позже. * * * — Если ты не перестанешь смолить, я приду и запихаю эту сигарету в твою тощую задницу. Из соседнего окна раздается заразительный смех, приправленный хрипотцой. Длинные узловатые пальцы стучат по белоснежной поверхности, стряхивая пепел прямиком на макушки деревьев. — Сехунни, прости, но в моей жизни еще не появился Лу Хань, который заставил бы меня бросить эту пагубную привычку. Поддавшись порыву, Се хватает со стола кружку и, изловчившись, выплескивает ее содержимое в сторону соседа, мысленно скрещивая пальцы на удачу. — Сдурел, что ли?! — раз вопит, значит, попало или испугался. Кореец растягивает губы в довольной насмешливой улыбке и плетется открывать дверь. Лу пришел с работы.