Нас не понять.

В последнее время между братьями совсем не ладилось. Дин постепенно начинал превращаться в последнего придурка. Пропадать днями и ночами со своими друзьями, которых Сэм отчасти даже не знал. Нет, он был с ними знаком, но они не были заинтересованы в общении с ним. А навязываться он никогда не любил. Было неудобно с одной стороны, а с другой стороны даже мерзко – осознавать, что твой брат обменял тебя на каких-то отморозков. Но Сэм старался на него не сердиться сильно. В глубине души он надеялся, что если брат предпочёл их ему, то значит так надо и старшему действительно хорошо в их компании. А это, кажется, всегда было самым важным для Сэма, чтобы брату было хорошо. И хотя внутри себя младший пытался всячески успокоиться и найти какое-то равновесие в собственных жутких и позитивных мыслях на счёт всего этого, снаружи он верно, метко и яростно, со всей злостью, обидой и не пониманием выплёскивал Дину яд – совершал непонятные выходки, пререкался с ним и словесно обливал всевозможным дерьмом. А иногда даже доходило до драк, но довольно редко. Потому что сам Дин, нутром осознающий всю колкость и напряжённость ситуации, а в целом всех этих неприятных моментов, всё равно иногда не понимал, почему Сэм так себя ведёт и давал ему отличный отпор. А временами он был просто не готов слышать все эти неприятные и грубые высказывания в свой адрес, особенно когда было совсем хреново, совершенно не понимая, что младшему от всего это куда хуже. Первое время, когда старший стал пропадать, отлучаться и у него стали появляться свои секреты, о которых он наглядно умалчивал, начиная прятать некоторые свои вещи, уходить от большинства вопросов и казаться чрезвычайно скрытным, Сэм отчаянно пытался выяснить, в чём дело. Он копался в сути, сыпал этими самыми вопросами, на которые Дин никогда уже больше не давал ответов и даже пару раз проследил за страшим. Именно так он и узнал о новых друзьях брата. Тогда, стоя за кирпичной оградой ночью, и пытаясь разглядеть за уже довольно отросшей чёлкой и при таком тёмном свете такую знакомую фигуру, которая вскоре сразу же попалась на глаза, Сэм не мог поверить, что это произошло. У него было чувство, будто эта самая старая кирпичная стена обрушилась ему на голову, придавила к земле и намертво зажала лёгкие. Именно лёгкие. А всё потому, что дышать в тот момент было жутко тяжело, практически невыносимо. И Сэм старательно хватал этот губительный воздух ртом, но он уже ни чувствовал его, точно также, как ни чувствовал своих ног, которые непонятно как довели его до дома и никаких других частей своего тела, кроме щёк, которые обжигали горячие солённые дорожки. И всё бы ничего, если бы он увидел эту картину, казалось бы, навечно застывшую перед его глазами некогда раньше. Возможно, на его памяти тогда не остались бы те, предыдущие перед этим моменты, о том, как старший скрывал от него что-то. Но сейчас всё это всплывало в голове и заполняло, кажется каждую клеточку его подросткового подсознания. Он неосознанно начинал вспоминать самые дорогие, грустные, отчаянные и счастливые моменты своей жизни, которые происходили с участием Дина. И тогда ему казалось, что он потерял всё это. Сэм чувствовал себя потерянным и жалким после этого. Он заперся в своей комнате и не думал выходить. Он больше не задавал вопросов и ничем не интересовался. А Дин даже не удосужился зайти ни разу. И всё было понятно. Дин развлекался с ним тогда, когда целовал его в летние вечера и шептал на ухо непонятные слова на других языках. Дин просто играл с ним, до тех пор пока не нашёл развлечение получше, развлечение для своего возраста. Всегда тяжело смотреть на разницу в возрасте, пусть даже если она не значительная, это тяжело. Потому что всегда в самом начале отношений вы не замечаете её совершенно. Точно как Сэм и Дин не замечали её и того, что они братья, потому что чувствовали оба, что просто нужны друг другу. А теперь Сэм понял, что только он чувствовал это, чувствовал любовь. И только он не замечал этой разницы. А Дин замечал всегда. Он обращался с ним, как с малышом и бросил его сейчас, как ничего не значащую, глупую малолетку. По истечению пары месяцев Сэм начал выходить из комнаты. Они с братом стали обмениваться короткими незначительными дежурными фразами. Младший не избавился от боли внутри себя, от осознания того, что он потерял брата и тот ушёл, даже ничего не объяснив. Но он глушил это всё в себе и ещё спустя некоторое время почти научился жить с этим. А с Дином они медленно стали становиться прежними братьями, но только братьями, между которыми не было понимания с полуслова, не было ментальной связи и ласковых касаний. Ничего из этого не осталось в их отношениях, но навечно сохранилось в памяти младшего. Однажды, летним вечером, когда старший снова ушёл куда-то, и Сэму даже не нужно было догадываться, куда, он вспомнил тот день, когда потерял всё, что делало его счастливым, и боль вперемешку с отчаянной грустью вновь нахлынула него словно нежданная, но предсказуемая лавина. И лёжа под тонкой, приятной на ощупь и немного прохладной из-за того, что в комнате было открыто окно, простынёй, Сэм сжимался в маленький беспомощный комочек, прижимая фотографию брата к груди. И всё это казалось настолько печальным и невыносимым, что младший вновь переставал чувствовать своё тело и то, насколько громкими стали его всхлипы. Дин пришёл за полночь, а Сэм всё также продолжал всхлипывать и сходить с ума, не в силах остановиться. Старший в недоумении поднялся к нему с некоторым возмущением. Он тихо приоткрыл дверь, и зайдя внутрь точно также прикрыл её. После чего довольно уверенно подошёл к младшему, прикоснувшись ладонью к его плечу: - Чего разревелся на весь дом? – общение с новыми друзьями, кажется, совершенно отучило его нормально разговаривать, а постоянные стычки и ссоры с мелким только способствовали этому. Дин был груб. А Сэм был в растерянности первые несколько секунд. И он даже притаил дыхание, переставая рыдать, ощущая, как давно высохшие солёные дорожки неприятно стянули кожу на щеках. А затем он разозлился, осознавая в один момент, что вина всех его страданий это Дин. Он злобно зашипел точь-в-точь беспомощный котёнок, ожесточенный выходками трущобных улиц. Наморщив нос, он с силой скинул руку брата и красными глазами посмотрел ему в лицо: - Убирайся! Ненавижу тебя! – крикнул он со всей злобой и обидой, что таилась внутри на протяжении нескольких месяцев. Дин немного ошарашено глянул на него, пошатнувшись на два шага назад. Кажется, только в этот момент он осознал свою вину и то, в чём он виноват. Кажется, только в этот момент он понял, насколько он ничтожен. И, кажется, только в этот момент он был готов провалиться под землю. В горле тяжёлым и невыносимым комком собрался сгусток собственной совести и старший почувствовал, что прослезился. Он «снял маску» и именно в этот момент было без слов ясно, что он е бесчувственный. Он тоже любит. Просто он потерялся. - Сэмми… - прошептал он, снова подходя к брату. - Отвали от меня придурок! – снова выплеснул младший, начиная рыдать в голос. Он был обессилен. И если всё время до этого он плакал, потому что ему было жутко больно, то сейчас он дал слабину, потому что всё это держать вечно в себе было не возможно и пусть даже без слов, он выпустил это из себя. Дин сжал челюсти и прищурился. А после, при тусклом синеватом освещении из, до сих пор открытого, окна он разглядел свою фотографию у младшего в руках. Он чётко видел, что это она. И он не мог ошибиться. Кинув на брата очередной недоумевающий, но в то же время всё понимающий взгляд, он присел на корточки и снова положил свою ладонь ему на плечо: - Почему? – конечно глупый вопрос, когда и так всё ясно. Но Сэма он заставил снова подумать о своих чувствах, отвлекая от сосредоточенности на братском лице. Обессилено опустив руки, младший снова заплакал. У него не было сил бороться с болью, отчаянием и с самим собой. - Сэмми... – прошептал Дин с горечью, и вовлёк младшего в своих крепкие, настоящие братские объятия. По его щеке тоже скатилась одна солёная горячая капелька. Мир был восстановлен. Была восстановлена связь. Ментальная, братская, родственная. Любовная. И в тот момент оба брата понимали, что уже ничего и никогда не сможет разлучить их. Даже собственные сомнения, принципы или попытки с чужой стороны. Потому что они вместе. Друг для друга. Навсегда.