Ядовито-зеленый

Чтобы болеть под присмотром Мышьяк, нужно иметь крепкие нервы и отменное здоровье, каким может похвастаться далеко не каждый. У нее все всегда чересчур, потому что если за что-нибудь и берется, то уж основательно, дотошно, всецело отдаваясь процессу. По-другому не умеет. И забота о прихворнувшем друге тоже не становится исключением. Под ворохом сваленных в кучу одеял Кислород вздыхает слишком тяжело и тоскливо, будто смирившись с неизбежным. Из-под толстого пледа торчит лишь белесая макушка – и на том спасибо, что не погребен окончательно. Пару часов назад он, забывшись, посетовал на недомогание, о чем успел пожалеть бессчетное число раз, начиная с того самого момента, как чуть не лопнул от количества выпитого чая с медом и лимоном, что без конца заставляла отхлебывать не в меру активная Мышьяк. Стаскиваемые все новые и новые кружки перестают помещаться на журнальном столике около дивана, выстраиваясь ровным рядком под ним. Цитрусовые дольки на дне чашек укоризненно поглядывают на кривящегося в отвращении Кислорода. Резковатый и такой ненавистный с детства запах отчетливо ощущается даже с заложенным носом. – Давай-давай. Жидкость полезна для здоровья, – тараторит Мышьяк, поучительно задрав наманикюренный палец вверх. И не возразишь ведь, мол, некуда, а от кипятка уже язык распух. И дело не в том, что обидится, просто противостоять такому напору выше его сил. Энтузиасты, чтоб их, слишком… усердствуют, не слыша голоса здравого рассудка о мере и собеседника, вторящего этому самому голосу. Тут уж легче перетерпеть, пока запал спадет на нет. Но Кислороду кажется, что хлопочущая, будто курица-наседка, Мышьяк доконает его намного раньше. Поэтому, когда выдается шанс, решает улизнуть, тихо прокрадываясь на цыпочках к заветному выходу. Ему даже удается пересечь гостиную, прежде чем попытка бегства прерывается простой, почти невинной фразой, что срывается с девичьих губ. Но для него звучит как приговор, и больной понуро плетется обратно, ворча что-то о вселенской несправедливости и том, что ветер перемен обязательно изменит свое направление. Вот как только – так сразу. Но его опять не хватает надолго. Обидно до слез и совсем нечестно. Кислород почти готов признаться во всех смертных грехах, если вдруг попросят, пообещать невозможное, лишь бы оказаться подальше от нависающей над ним фигуры с кастрюлей в руках и в переднике невообразимо яркого цвета. Мышьяк широко улыбается и, смущаясь, сдувает упавшие на лицо светлые прядки, немного подпаленные у самых концов. О том, как ухитрилась поджечь волосы во время готовки, Кислород благоразумно предпочитает не спрашивать. Ему и без того страшно заглядывать под крышку с варевом, что Мышьяк по какой-то глупой ошибке именует супчиком. – Щавелевый? – с надеждой спрашивает он, тайно надеясь на положительный ответ, хотя всеми фибрами души чует неладное. Готовить Мышьяк отродясь не умела, но это ей совсем не мешало пытаться овладеть кулинарным мастерством, пока, правда, безуспешно. – Нет, – удивляется девушка, да так искренне, что Кислород чувствует себя неловко. Будто сказал откровенную чушь, за которую и приходится теперь краснеть. – С каким-то новомодным соусом, – предполагает уже совсем робко. Повисшее в воздухе молчание становится красноречивее любых слов. – Может, гороховый или… Конец фразы он так и не договаривает. Побулькивающая зеленоватая субстанция в кастрюле выглядит угрожающе, а Мышьяк расстроено. В отчаянии Кислород все же осмеливается пойти на крайние меры. Несмело зачерпнув ложкой, подносит к лицу, тщательно вглядываясь в неизвестную жижу с периодически всплывающими к поверхности частицами. В последних с огромным трудом узнаются обрывки капусты и печально разваренная морковь. Другие ингредиенты опознать не удается, как ни старайся, из чего парень делает неутешительный вывод: – Все, я сдаюсь. – Уха из терпуга, – неожиданно громко произносит Мышьяк, опасливо сузив глаза. – С клецками. Как, как можно было не понять? Кислород пораженно моргает, делает глубокий вдох и все равно не выдерживает, задыхаясь от возмущения. С экзотической расцветкой блюда он еще мог смириться, списав веселый колор на приправы, а вот в съедобности содержимого сомневался. В крепости своего желудка тоже. Рано ему еще на покой, считай, что совсем не пожил. – Да где ты там рыбу увидела, я уж молчу о клецках! – Она там есть. – Где? – Там. – Докажи. Мышьяк зло сверкает глазами в сторону скептически настроенного Кислорода. Выуженный из кармашка передника половник яростно шерудит в вязкой гуще с причудливым болотным отливом. И шерудит долго, вспенивая и без того бурлящую жидкость. Получившийся своеобразный бульон действует почти гипнотически на парня, успевшего поблагодарить всех богов, каких знал, за то, что так и не удосужился пропихнуть в себя ту злосчастную ложку с псевдоухой, ограничившись простым созерцанием. – Ну и… – скрещивает руки на груди уверенный в победе Кислород. В ответ Мышьяк тычет вглубь кастрюли, задумчиво покусывая нижнюю губу. Кислород наклоняется над высокими железными бортиками и с минуту пялится в указанное место, пока не примечает крохотный шарик. Или не шарик. Потрясений за день было уже предостаточно, но любопытство все-таки берет верх. – Это клецка или терпуга? Девушке вопрос, видимо, не нравится, потому как сразу хмыкает и отворачивается. – Еще сомневаешься? – Значит, второе, – заключает Кислород, увлеченно следя за тем, как подозрительный «кругляшок», описывая дугу вдоль боков металлической тары, лениво ворочается и, наконец, останавливается, плавно покачиваясь. Густая мутная пленка стекает неохотно, открывая вид на темнеющую точку-хрусталик в центре. Рядом всплывает второй шарик, а дополняет картинку прилипшая к кромке кастрюли чешуйка, которую теперь невозможно не заметить. Даже более того – удивляет, как упустил такое из виду раньше. Но, так или иначе, море впечатлений делает свое дело. И по мере того, как приходит понимание, что это могло быть сейчас в нем, парень бледнеет, доходя до состояния подруги, у которой от природы кожа была нездорово-тусклой, с проглядывающими кое-где венками, что бы Мышьяк ни делала. Бурчание живота, два недвусмысленных позыва, сковывающий горло спазм – и Кислород резво подскакивает с насиженного места, бодро уносясь в ванную по очень важным делам, опрометчиво заявляя, что вернется через минуту-другую. Позже выясняется, что очень поспешно и недальновидно. Пережитое отпускает только к вечеру. Нервы, как и организм в целом, оказываются совсем плохи. И все это время Мышьяк сидит, прислонившись к стене и переговариваясь с парнем через дверь, стараясь отвлечь его хотя бы болтовней. Какая-то чепуха, скрадывающая неловко повисшее между ними напряжение. Немного односторонняя беседа, не требующая ответов: о сильном ливне позавчера, забавных случаях, работе, а потом малость о детстве с присущими ему наивностью и желаниями. – Я вот мечтала завести питомца. Такого забавного, милого, с мягкой шкуркой. Чтобы можно было прижимать. Но не сильно большого. Ах да, еще с топорщащимися усиками, розовым носом. И чтобы был сообразительным. До странного подробное описание заставляет усмехнуться. – И как? – хрипло интересуется Кислород, переводя дух, пока ощущение тошноты отступило на задний план. – Подарили? – Куда там. Говорю же, что мечтала. А разве люди хотят получить то, что уже имеют? – Логично, – скатываясь на усталый шепот. – Но потом-то сама чего не завела, неужто передумала? А по тебе и не скажешь… Ну, что можешь отступить. Мышьяк едва не роняет блистеры с таблетками, приготовленными на тот случай, если друг удосужится выползти из своего укрытия. Но, кажется, случится это нескоро. Поэтому она просто пропихивает упаковку в щель под дверью. – А кто сказал, что не пыталась? Было разок, вот только потерялся Пуся. – Пуся, – повторяет Кислород, хмурясь чему-то своему. – Ага, а дальше как-то не срослось, – жалуется Мышьяк, припоминая, как долго искала пропажу, заглядывая в каждый укромный уголок, даже в вентиляцию не поленилась сунуться, просветив фонариком темный лаз, заросший паутиной и больше похожий на жуткую пещеру, чем на вытяжное отверстие в кухне современной городской квартиры. – Жалко. А ведь глазки какие задорные были, блестящие-блестящие. На последнем воспоминании парень, почти доползший до упаковки «Аэрон»*, чувствует вновь поднимающееся бурление и нарастающую круговерть. А еще ему почему-то кажется, что пушистый зверек с топорщащимися усами и розовым носом куда-то запропастился отнюдь не случайно, а очень даже намеренно. – Больше не надо, – из последних сил просит Кислород, прислоняясь горячим лбом к раковине, и тут же прибавляет, – ничего не надо. Отпусти домой, а? Мне уже хорошо, честно. И брат, наверное, волнуется. Мышьяк не верит. И сбитая наспех холодной водой температура едва ли ее обманывает. Но то ли приятель выглядит слишком жалким и растроганным, то ли пылкое обещание наведаться к врачу по приезде в родные пенаты заставляют ее согласиться, девушка уступает. Правда, с маленькой оговоркой, что Кислород позволит ей приехать к нему в гости, чтобы удостовериться в процессе выздоровления. Дозвонившись до Оксигениума, мягко, но настойчиво тот требует родственника забрать его немедля, потому что Мышьяк отказывается отпускать больного одного, мало ли что. Но парень счастлив неимоверно и обещание свое держит. Лечится старательно: соблюдает прописанный режим, принимает горькие пилюли и заваривает отвратные порошки, уговаривая себя, что это всяко лучше стряпни «с любовью». Мотивация что надо – организм быстро идет на поправку, а блаженная тишина – услада для ушей, даже если этот перерыв на чуть-чуть. А то, что чуть-чуть, становится понятно уже через два дня, когда Мышьяк с завидным упорством начинает обивать порог. Приходится впустить, да и как-то некрасиво держать девушку на лестничной площадке. Но вдоль позвоночника все равно волной пробегают мурашки, когда Мышьяк начинает в знакомой манере щелкать ноготками, выкрашенными на сей раз в нежно-салатовый, придумывая, чем бы заняться. – А у меня для тебя сюрприз, – оживленно начинает она, пряча за спиной пакет, который скрывать за ее хрупкой фигуркой не имеет смысла. Через тонкий полиэтилен просвечивают оранжевые вперемешку с желтым плоды, поэтому гадать о гостинце совершенно не приходится. – Витамины, так сказать, для настроения. Всевозрастающую панику Кислород старательно подавляет, любезно улыбаясь и незаметно сглатывая сделавшуюся отчего-то кислой слюну. – О, мои любимые фрукты, – дрогнувший голос к концу выправляется. – А ответный подарок хочешь? Исчезнувший на мгновение Кислород возвращается уже с коробкой, при ближайшем рассмотрении оказавшейся небольшой новенькой клеткой, и без колебаний вручает подруге. – Крыса! – восхищенно ахает Мышьяк. – Какая прелесть! Спасибо. Почти как у меня была. Испуганный грызун забивается в самую глубь, вжимаясь в прутья решетки и пряча под себя хвост. Кислороду даже становится не по себе, что так подставляет животинку. Но лучше уж этот зверек, чем он. Однако, не вовремя проснувшаяся совесть неприятно скрежещет внутри. – А как назовешь? – участливо интересуется, чтобы отдать позже хвостатому герою почести. Мышьяк всерьез задумывается, пытливо вертя клетку, а потом резко поворачивается к другу. – Кислород. – Чего? – начинает нервничать парень, подмечая лучистый взгляд Мышьяк и загадочную ухмылку, от которой начинает посасывать под ложечкой. – Глупенький. Его имя теперь,– побарабанив пальцами по задвижке, продолжает, – Кислород. ___________________________ *Аэрон – лекарственный препарат с выраженным противорвотным действием, состав которого включает два основных компонента – камфорнокислые соли скополамина и гиосциамина. Выпускается в виде таблеток белого цвета по 10 штук в упаковке.