Пятьдесят два Герца

Помню, мама говорила мне, что, когда я вырасту, мне нужно будет найти пару. С мамой мы расстались, как только я подрос, и вот теперь уже несколько месяцев я безуспешно пытаюсь найти самочку. Пока безрезультатно. Я зову их, но в ответ молчанье. Вновь зову. И снова безответно. И плыву один, рассекая волны своим хвостом. Уже вечность. Плыву уже вечность. Сколько раз мимо меня проносились стайки рыб. Сколько раз проплывали резвые дельфины. И акулы на пути встречались. Но по-прежнему — ни одного кита. Ни самочек, ни самцов. И это так странно. Неужели они все оглохли и не слышат моего призыва? Или же острые гарпуны пронзили их, опутали сети, а охотники заволокли всех их на судна, а затем разделали на берегу? Такого просто не может быть, чтобы все до одного – все дети одного древнего рода – были истреблены, но если это так, то почему тогда мне суждено скитаться в одиночестве? Почему именно я был избран для того, чтобы день за днем бороздить бескрайний океан, и петь свою глубокую, печальную песню в тщетной надежде отыскать сородичей? Это настолько грустно и несправедливо, что я не могу отыскать ни одного подходящего слова, чтобы описать свое состояние. Я в отчаянии. Я в растерянности. — Эй, кит! Да, ты, гигант, плыви сюда! Сначала я даже не понял, что обращаются ко мне. На мгновение мне стало так сладко и отрадно: неужели меня, наконец, заметили? Я поплыл на этот чудесный голос, мелодичное звучание которого отзывалось в голове. На сером камне, окаймленном мхом, сидело странное существо. У нее был гибкий рыбий хвост и две лапы, напомнившее мне лапы тех существ, что вечно снуют на гигантских неповоротливых суднах. Когда я рассмотрел ее, то понял, что она очень похожа на них: та же голове, те же странные водоросли на голове, маленькие глазки. — Почему ты один, кит? — Почему я один? Хороший вопрос. Я и сам не знаю на него ответа. Она смотрит на меня с любопытством, затем подплывает ближе, рассматривает со всех сторон. — Ничего странного не вижу. Кит как кит, — подводит она итог. — Ну, спасибо. Я смотрю на нее и ничего не могу понять. — Кто ты такая? — Я? Ундина, — улыбается она в ответ. — Русалка. А ты? — Мама звала меня Солнышком… Спустя какое-то время мы плывем бок о бок. Она рассказывает мне о своем народе, о тех премудростях, которыми он владеет. Я в ответ объясняю, что еще до сих пор не встретил ни одного кита в своей жизни. — Ни одного? — изумленно переспросила она. — Только маму, — сконфуженно отвечаю. Плывем молча. Спустя какое-то время она подает голос. — Нам нужно узнать, что с тобой не так! — Зачем? Вряд ли можно что-либо исправить... Она прикасается лапой к моему плавнику. — Не отчаивайся. Мы узнаем правду и найдем твоих сородичей! Ее энтузиазм на миг вдохновляет. Упоенный и окрыленный, я плыву намного быстрее. Она едва поспевает за мной. — Стой! — внезапно предупреждает она и скрывается за камнем, но уже поздно. Навстречу мне движутся странные фигуры. Неуклюже гребя своими тяжелыми ластами, они приближаются. Я, кажется, видел таких уже несколько раз. Они часто проплывают мимо и наблюдают за рыбами и черепахами. Но в этот раз они плывут прямо ко мне. Зачем-то я пою. Нет, теперь я никого не зову, я пытаюсь успокоиться. Существо держится подальше от меня, у него что-то прикреплено к спине, а что-то поблескивает на лапе. — Пятьдесят два Герца, — внезапно слышу я, а из его странной трубке, прикрепленной к полупрозрачной пленке, закрывающей морду, вырываются пузыри. — Бедняга, — отзывается второй. — Этот кит обречен на вечное одиночество... Они кружат вокруг меня, щелкают чем-то, переговариваются, а я неторопливо плыву себе вперед, стараясь не обращать на них внимания. Они лишь исследуют океанические просторы, гарпунов у них нет. Незачем бояться. Но отчего-то мне страшно. Пятьдесят два Герца. Что это значит?..