***
Чувствуется, будто он тонет, уходит под воду, наблюдая как солнце все отдаляется и отдаляется. Он пытается собрать свою энергию, чтобы бороться с этим или хотя бы чувствовать свой страх, но энергии, кажется, в нем не осталось. Черт возьми, он истратил почти ее всю, пытаясь добраться до телефонной будки. Он слышит отдаленный возглас: »-айк? Майк!». Он пересиливает себя и напрягается, собираясь с духом и выговаривая более-менее связное предложение. — Да, Раф? — Даже не вздумай засыпать у меня, парень! Я серьезно! Я приду и надеру тебе панцирь, слышишь? Лео и Дон уже в пути. — Че-фон сломан, — невнятно бормочет Майки. — Да-да, мы знаем. Он все еще распространяет сигнал. Просто делай то, что тебе говорят, хорошо? Дон вылечит тебя в мгновение ока. Вздыхая, Майки отнимает руку от раны и съеживается, чтобы рассмотреть ее. Нечто серое просматривается в разрыве на пластроне. Он почему-то всегда думал, что его внутренности выглядят более красочно. Может быть, их цвет изменился, когда туда попал воздух? Он не знает. Но обязательно спросит у Донни, если ему предоставится такой шанс. Он истощен. Даже от тренировок, которые проводит мастер Сплинтер во время домашнего ареста, ему не хочется спать так сильно. Если бы он только мог закрыть глаза… Ненадолго… Может быть, на секунду… — МАЙКИ! Он вздрагивает и просыпается. — Что? Его грудь тяжелеет. Неужели Раф не видит, что ему всего лишь хочется спать? — Майки, продолжай говорить со мной, чувак. Скажи что-нибудь. В голосе брата столько настойчивости, что Майки не может сказать нет, и поэтому он делает все возможное, чтобы не заснуть. Он никогда не слышал, чтобы старший был столь охвачен страхом, и ему это не нравится. Особенно ему не нравится то, что он и есть та самая причина, по которой брат звучит таким напуганным. Когда дело касается его, все братья должны смеяться и улыбаться. Ухмылки, снисходительные кивки и непонятная ярость тоже, конечно же, принимались для выражения признательности. Пытаясь сказать первое, что приходит в голову, Майки выговаривает в трубку: — Мне кажется, я никогда не пройду третий уровень в той гоночной игре, которую мне дал Кейси, — он просто все еще овладевал управлением. Его слова встречаются вздохом облегчения. — Прекрасно, Майк. Мы пройдем его, когда ты вернешься. Улыбаясь, Майки кивает. Его братья редко соглашались играть с ним в видеоигры, больше. Улыбка выцветает, когда зрение мутнеет от черного. Он наблюдает, очарованный, и телефонная трубка исчезает в чем-то, похожем на бассейн с чернилами. Он все еще чувствует телефон в руке, уши все еще хорошо слышат, но потеря зрения явно не хороший знак. — Хей, Раф? — разве телефон может весить сто фунтов? — Да, Майки? — Как скоро Лео и Ди придут сюда, как думаешь? — Скоро. Они прибудут в один миг. — Ох, хорошо… Раф? — Да? — Я люблю тебя, братишка. Раф фыркает. — Не говори мне такие сопливые вещи. Ты же знаешь, у меня все зудит от них, — он ждет, что брат скажет что-нибудь в ответ, но единственным звуком, донесшимся до него, оказывается рев проезжающей машины. — Майк? Майки? Ну, давай же, скажи что-нибудь! Это не смешно! — секунды проходят, превращаясь в минуты, его дыхание ускоряется, практически сравнявшись с шумом крови в ушах. — Ты же слушаешь, правда? Небось, надрываешь панцирь от смеха, не так ли? Что же, я не хочу оказаться одураченным в этот раз, Майки. Я же знаю, что ты не… Я же знаю, что ты не умер. Дыхание слышится на другом конце, но оно затрудненное и медленное. И все замедляется. Останавливается. — Майки? Майк, не делай этого. Я умоляю тебя. Через несколько минут после того, как дыхание в трубке останавливается, Раф слышит, что Лео и Донни подбегают к будке, сопровождаемые собственными криками и ритмичным писком КПП. Он слышит, как Лео обнимает руками единственного младшего брата, которого они потеряли, и дает волю измученным рыданиям. Телефон щелкает, а затем разрывается длинными гудками. Внезапно количество огней в логове или во всем Нью-Йорке теряет смысл, потому что Раф знает, что никогда не увидит улыбку младшего брата снова, и без него в грядущем нет ничего, кроме темноты. «Нет…»***
Пока Лео и Дон не вваливаются в логово, неся на плечах Микеланджело, Раф не кладет трубку. Они укладывают тело на диван и ждут, ждут, не зная чего. Может быть, они ждут того, кто возьмет на себя ответственность сказать им, что этой ночью они уйдут спать, зная, что похоронят младшего брата утром. Но мастер Сплинтер в Японии. Здесь только они. Здесь нет никого, кто смог бы облегчить их бремя, делающее их сломанными и брошенными до конца жизни. Как и обычно, Лео выходит вперед. Он приказывает Дону накрыть Майки. «Будет казаться, что он спит, Дон.» И Донателло подчиняется. Более того, он переносит сюда простыни и подушки из своей комнаты, чтобы поспать с Майки в последний раз. Раф и Лео не говорят ничего и делают то же самое. На следующее утро братья оборачивают Майки в простыню и хоронят его в землю под широченным открытым небом. Они рискуют, выйдя наружу и выкапывая шестиметровую яму, но это того стоит. Мертвый или живой, их брат заслуживает безмятежности под солнцем. После этого Дон скрывается в лаборатории, пытаясь понять, где допустил ошибку, — какое изобретение, что было способно спасти жизнь брата, он еще не создал? —, а Лео погружается в медитацию. Раф в свою очередь собрал все кусочки сломанного телефона в руках и заперся в комнате после импровизированных похорон. Это продолжается до тех пор, пока Лео не просыпается посреди ночи. До него доносится голос, и он понимает, что именно делает его брат. Ослабевший и раздраженный, Лео сбрасывает одеяло, распахивает дверь, направляясь прямо в комнату Рафа, и… замирает. — Тебе бы понравилась сегодняшняя погода. Я имею в виду, — стон. — Боже, не могу поверить, что пытаюсь рассказать тебе о погоде. Неубедительно, правда? — Лео прижимается ухом к двери, не веря тому, что слышит. — Дон ломает голову, пытаясь понять, как мы могли бы спасти тебя, но если бы я тогда пошел с тобой, ничего бы не произошло. Ты бы спал сейчас в своей постели и я бы не вел себя, как полоумный, — слышится тяжелое дыхание. - Хей, Майки? Ты… знаешь, что я люблю тебя, правда? Я не говорил этого, когда должен был, но я говорю это сейчас, потому что это правда, и я хочу, чтобы ты это услышал. Я и вправду надеюсь, что ты меня слышишь, — после долгой паузы Лео слышит звук удара пластика о пластик и отползает, возвращаясь в свою комнату, чтобы не выдать брату свое присутствие. На следующую ночь он просыпается и слышит то же самое. «Погода прекрасна», «Дон все еще отказывается покидать комнату» и еще что-то о нем. Некоторые слова даже оскорбительны, но иногда Раф говорит что-то наподобие «Я просто хочу, чтобы он перестал пытаться вести себя так, будто все хорошо, но на самом деле это не так. Ничего уже не будет хорошо.» Когда Раф на следующее утро выбирается из постели на завтрак, он видит Бесстрашного, сидящего за столом и ожидающего утренней семейной трапезы. Наступает еще одна ночь, и Лео замечает, что кто-то другой уже слушает возле двери. — Дон, — шепчет Лео, — что ты здесь делаешь? Донни хмурится. — То же самое, что и ты. Я хочу послушать, как Раф говорит с Майки. Взгляд Лео останавливается на нем на мгновение, лидер принимает ответ и после кивает, а затем они оба слушают, как Раф рассказывает Майки, что Лео удалось-таки вытащить из лаборатории Дона на завтрак. Когда у Рафа заканчиваются слова, он говорит то же самое, что и всегда, перед тем как положить телефон и выключить свет: «Я люблю тебя, Майки.»