Антитеза

— Ты же понимаешь, что ты не самый желанный гость в этом доме? — спросил Чонин, отчаянно не желая понимать причину неожиданного прихода парня, сидевшего по другую сторону стола. Боже, и кого он обманывал сейчас? Всё он прекрасно понимал, но вот с желанием признавать были явные проблемы. Признавать, что допрыгался, доигрался, Ким Чонин. Сиди и пожимай плоды собственных трудов, придурок. — Ты же понимаешь, что плевать мне хотелось на степень твоего желания? — не прерывая зрительного контакта, ответил Сехун. Его взгляд был тяжелым и холодным, и Ким готов был поклясться, что уже видел подобное выражение эмоций в глазах. Это презрение в них было ему знакомо и било отчего-то очень сильно. Таким же был взгляд Кёнсу, когда он уходил. — И я здесь не для того, чтобы трепаться о твоей гостеприимности, — продолжил О, собираясь добавить что-то ещё, но был оборван Чонином на полуслове. — А для чего? Для чего ты здесь, О Сехун? — делая не самый приятный упор на имя парня, спросил Ким, в тайне надеясь не услышать тех самых слов. Увы, напрасно. — Официально заявить свои права на Кёнсу, — голос Сехуна даже не дрогнул, до очевидного презрения со стороны сидевшего напротив человека ему не было никакого дела. В отличие от Чонина, чье лицо буквально перекосило от неприязни. — Только не делай вид, что удивлен. Не делай вид, будто это не ты спровоцировал всё это. Причинял Кёнсу боль, ухлёстывая за каждым встречным, называл его последними словами, посмел усомниться в его верности... — он не сумел закончить, оказавшись прерванным полувскриком Кима. — Да что ты знаешь?! — Чонин не то чтобы был плох в обуздании своих эмоций, гнева — в частности, но это касалось Кёнсу. Его Кёнсу... — Очевидно побольше тебя! — неожиданно вторя тону собеседника, ответил обычно сдержанный Сехун. — Знаешь, сколько раз он плакал из-за тебя? Сколько раз хотел сдаться и бросить всё? Тем более ты не знаешь, сколько раз он надеялся, что после очередной течки, воспользовавшись им, ты попросишь его остаться...Ты и не в курсе, что он до последнего не сдавался на твой счёт, сколько бы раз я не пытался убедить его, что это бесполезно. Ты спросил, зачем я здесь?.. Кроме уже названной причины, есть кое-что ещё, Ким Чонин. Я пришёл сказать тебе спасибо, — сказал О, прибавляя к буре эмоции, что сейчас плескалась внутри Кима, ещё одну — недоумение. — Спасибо, Ким Чонин, за то, что угробил всё своими руками. За то, что ты преподнес мне его на блюдечке с голубой каемочкой. — Даже пальцем... Не смей прикасаться к нему, даже в мыслях не держи, — буквально прорычал Чонин, срываясь со своего места и подлетая к блондину. — Попробуешь остановить меня? — кивая на сжатые кулаки Кима, отозвался Сехун. — Так давай, чего ты ждешь? Давай! Посмотрим, оценит ли твой поступок Кёнсу. Кулаки Чонина разжались сами собой при упоминании имени омеги. Кёнсу действовал на альфу как чертов криптонит на блядского Супермена, и Ким ничего не мог с этим поделать. Вне зависимости от ситуации, его чувства к До... не изменились. Он плевался фразами о ненависти и презрении, об отвращении и безразличии к омеге уже второй год, но... Но так и не смог поверить в собственные слова. Как бы не пытался, как бы не убеждал себя в правильности своих действий. И вот сейчас он готов был признаться... Признаться, что любил Кёнсу. Всё ещё. Даже несмотря на то, что произошло. Любил и тешил глупые надежды на что-то. И это по какой-то причине не мешало ему портить всё своими же руками, как и сказал Сехун. — Он — моя омега... — на выдохе тихо произнес Чонин. — Очнись уже. Он был твоей омегой. Теперь — нет, — вновь абсолютно спокойной ответил О, поправляя воротник пальто и направляясь к выходу. — Ах да... — разворачиваясь у самого выхода, сказал Сехун. — Впредь избавь меня и Кёнсу от своих претензий на его существование. Мой тебе совет — забудь о предназначении. Для тебя его больше не существует. Чанёль проснулся от навязчивого шума из глубины квартиры. За окном было темно, и определить время представлялась если не невозможным, то, по меньшей мере, крайне затруднительным. Почувствовав, что на диване вдруг стало слишком просторно, Пак осознал, что под боком никто не посапывал, а это означало, что издаваемые звуки, скорее всего, принадлежали его омеге. Бэкхён... Если спросить у Чанёля, когда он понял, что влюбился — он не ответит. Долго будет перебирать все их совместные моменты, но ответа так и не даст. Было ли это в их первую встречу год назад на вечеринке или осознание пришло с первым пинком Бёна, когда тот отчаянно не хотел передвигаться на спине альфы? Чанёль не знал. Честно. Ему казалось, что он до последнего не понимал, что именно чувствует. Он не мог учуять запах Бэкхёна, из-за чего не был в состоянии распознать в нём свою истинную пару. Однако дело оказалось не в истинности. Он не определял свои эмоции и чувства как "влюблённость", но в какой-то момент ему просто не захотелось отпускать омегу из своих объятий. Возможно, это и стало его личной точкой невозврата. После их близости со старшим Чанёля всё же что-то беспокоило. Нет, он не жалел, ни в коем случае, но было что-то, что заставляло его сердце немного сжиматься от еле ощутимого страха. Он боялся, что поторопился. Бэкхён избегал общества альф именно из-за того, что они могли затащить его в койку, единожды воспользовавшись удачно выпавшей возможностью. И теперь Чанёль переживал, что мог стать в глазах омеги одним из подобных ублюдков. Поморщившись и помотав головой, Пак постарался избавиться от мыслей об этом. Они же поговорили (с большой натяжкой, но это всё-таки был разговор), и Бэкхён принял его. Он признал в нём истинного, а значит бояться нечего. Так ведь?.. Непрекращающийся шум выдернул альфу из мыслей. В потемках найдя где-то на полу недалеко от дивана свои боксеры, Чанёль соскреб себя с плоской поверхности и направился на свет, пробивающийся из глубины помещения. Квартира старшего была ему ещё не совсем знакома, а оттого совсем непривычна, но Пак продолжал свой путь, перебирая по полу ослабленными ногами. Дойдя, наконец, до источника света, альфе хватило нескольких секунд, чтобы приоткрыть ещё немного дверь и распознать в небольшом пространстве ванную комнату. А затем распознать в ней своего омегу, стоявшего напротив раковины и запивающего белые капсулки водой из стакана. Сердце Чанёля ухнуло в пятки. Он замер на несколько секунд, пытаясь осмыслить увиденное, но рассуждать трезво не получалось совершенно. В голове билась лишь одна мысль, режущей болью отдаваясь куда-то в область груди. Никогда в глаза не видев препараты от скрытия течки, он почему-то был уверен, что исчезнувшие только что во рту омеги капсулы были именно те самыми таблетками. Кулаки сжались до побеления бессознательно. Чанёль был зол. Чанёль был в ярости. Чанёль сейчас как никогда понимал вспылившего Чонина. — Приятного аппетита, что ли, — сквозь зубы произнес Пак, заставляя стоявшего недалеко от него парня подавиться. — Чанёр-а... — начал неуверенно Бэкхён, чем подтвердил все самые ужасные догадки альфы, но его прервал громкий гортанный не то вздох, не то вскрик младшего. — Ты же признал меня! — на грани отчаяния, произнес Чанёль. Ему хотелось хлопнуть дверью и уйти, но остатки разума не давали сделать этого. Они подсказывали остаться и выслушать. Только вот где было найти столько терпения и самоконтроля, чтобы выслушать, когда так сильно хотелось выть и лезть на стенку. Не сдержавшись, он всё же ударил кулаком о стену, оставляя на плитке несколько успевших проступить капель крови. — Ты действительно... ничего ко мне не чувствуешь? На лице Бэкхёна заиграло целое множество эмоции, начиная от недоумения, заканчивая сковывающим движения страхом. Страхом, что он может потерять только приобретенное счастье. Вот так. Просто. За несколько мгновений. Слезы подступали к глазам самовольно, так же, как и комок к горлу. — Нет, я не могу поверить... — продолжил Чанёль, облокотившись на стену, куда только что ударил, и говоря скорее с самим собой. — Только не ты, Бён Бэкхён. Ты не мог меня обмануть, нет. Я же чувствовал тебя как самого себя, чувствовал, что тоже небезразличен тебе. Ты не можешь так просто отказаться от своих... — Я люблю тебя, — прошептал омега почти про себя, но этого было достаточно, чтобы обратить внимание Пака на себя и прервать его прогрессирующую шизофрению, проявляющуюся в разговорах с самим собой. — Я люблю тебя, — повторил Бэкхён громче. Его взгляд был расфокусирован и направлен в никуда, но вмиг оказавшийся рядом альфа приподнял его голову за подбородок и заставил посмотреть прямо в глаза напротив. — Тогда почему?.. — тихо спросил Чанёль, чувствуя, как дыхание понемногу восстанавливается. — Я хотел... Хотел пойти завтра в университет, вам же проект сдавать через неделю, нужно поторопиться, чтобы успеть в срок... — Господи, Бён Бэкхён! — вновь всполошился Пак. Однако в этот раз это было совершенно иное чувство — беспокойство за свою пару, которое в какой-то степени было даже приятно. Его больше не сжигали изнутри сомнения и страх, что придавало уверенности. Его омега была здесь, с ним, и — самое главное — никуда не собиралась от него уходить. — Перестань думать об учебе, я умоляю тебя. Ты ведь у меня не глупый парень и знаешь, насколько вредны эти таблетки. Пожалуйста, поставь уже самого себя на первое место. Я прошу тебя, Бэкхён-а, пойми, что нет вещей важнее твоего здоровья. Тем более какой-то там проект, — Чанёль зарылся носом в волосы омеги, попутно целуя чужую макушку. — Прости меня, я не должен был поступать так, даже не посоветовавшись с тобой, — в ответ прижимаясь к крепкой груди младшего, сказал Бэкхён. — Нет, это ты меня прости. Это я продолжаю делать ошибки. Сначала не сдерживаюсь и поддаюсь инстинктам, не до конца обговорив с тобой всё, а теперь вновь не сдерживаюсь и злюсь, потому тогда, в начале, сам не поставил все точки над i. Это из-за меня и моей несдержанности между нами остались недомолвки, и за это прости меня, обезьянка, — тихо, чтобы не нарушать вновь созданную идиллию, сказал Чанёль, на ощупь находя ладонь омеги и переплетая пальцы. — Я просто... Просто в жизни никогда больше не хочу видеть эту дрянь в твоей руке, — кивая на бутыль с таблетками, стоящий на краю раковины, вновь подал голос Пак. — Давай пообещаем больше не иметь друг от друга секретов и недосказанностей? Бэкхён на это уверенно кивает. — Нет, давай на мизинцах, иначе это ничего не будет значить, — сказал альфа, протягивая старшему палец, вызывая у последнего тихий смех. — Очень по-взрослому, Пак Чанёль, — ответил Бён, но мизинец в ответ всё же протянул. Когда их пальцы скрестились, его будто пробило током. Как бы по-детски это не выглядело, само обещание было осмысленным и взрослым. И Бэкхён так бы и продолжал заворожено стоять, если бы не заметил на чужих костяшках алую кровь. — Боже, Чанёр-а, это нужно срочно обработать. — А, это... — пряча взгляд, ответил младший. Эта рана была напоминанием о его глупой несдержанности, из-за чего ему было крайне стыдно. — Да ладно, так, небольшая царапина... — Лучше не спорь со мной, Пак Чанёль. Сиди здесь, я сейчас схожу за аптечкой, — сказал Бэкхён, скрываясь за дверью. Чанёль не смог сдержать улыбки. Неизвестно, за какие такие достижения, но ему досталась лучшая в мире омега.