***
Сегодня тридцать первое января. Значит, завтра день рождения Руки. Именно первого февраля я никогда не могу сдерживать слез и видеть хоть что-то вокруг. И поэтому за мной всегда заезжает Аой, чтобы отвезти к Руки. И даже нестранно, что Широяма приехал сегодня проведать меня. Он привел и свою дочурку. Милая девочка, копия своего отца. Хотя мне и не легче от этого… Может он думал, что она поможет мне улыбнуться? Девочка и в правду энергичная и веселая. А может он хотел сбежать от места, где все напоминало о той привычной жизни? Пока Хикари играла с моим котом, Аой отвел меня в комнату. Его истерзанное выражение лица давало понять, что речь зайдет о Руки. А когда он зашел в мою комнату, где весели портреты, которые я не переставал рисовать еще с подросткового возраста, я увидел, что он чуть не расплакался. Вокруг были портреты его, Руки, всей группы, а на столе куча листков с нотами, текстами и фотографии, когда мы все вместе веселились на фестивале и фото с юбилейного концерта. Я точно видел, что по его щеке скатилось несколько слезинок, но сам он не дрогнул. Он так и стоял, смотря на все это и прокручивая в голове кадры из прошлого. Веселого прошлого. Я взял свою гитару, которую брал в руки каждый день и пытался играть, но ничего хорошего не получалось, и протянул ему с просьбой что-нибудь сыграть. Он с минуту смотрел в мои глаза, ища что-то, может поддержку, но я и сам был почти сломлен. Когда гитара оказалась в его руках, детский голосок раздался у входа: — Папа, дядя Руки такой красивый и такой счастливый! — она смотрела на мои рисунки. — Почему я не могу увидеть его? Мы оба склонили головы, чтобы не разрыдаться на глазах у ребенка. Мы — взрослые — должны быть сильными, даже если сил больше нет. — Руки очень занят, Хикари, и мы пока не знаем, когда он освободится и сможет с тобой увидеться, — с натянутой доброй улыбкой сказал Аой. Хотя сейчас уже не было того Аоя, его теперь принято звать Юу. Ведь время, когда он мог использовать свой псевдоним, прошло пять лет назад…***
Завтра наступило, так быстро и так нещадно. Именно в этот день я все утро слушаю все их песни. Не важно, какой порядок, важно то, что я могу слышать этот голос, что не произносится в стенах студии уже больше пяти лет. Голос Руки… Я просто мазохист. Именно тогда, когда мне хуже всего, я заставляю себя страдать еще больше. Даже мой кот сидел на моей кровати и так смотрел мне в глаза, что я думал, что сойду с ума, ведь я видел в нем Руки. Того Руки, счастливого, милого и странноватого Руки, что подарил мне этого кота на день рождения. Аой заехал за мной. Все время в машине никто не мог сказать ни слова. Я плакал, тихо рыдал, слушая Guren, ведь именно то, что написано в этой песне, я сейчас и чувствовал, я молил о том же. Но была лишь одна разница, твое сердце все еще билось, я надеялся на чудо, и от этого мне становилось еще хуже… Ты ведь знал, что я буду это делать. Ты знал, что я буду молить Бога, чтобы ты очнулся, чтобы ты сказал хоть слово, чтобы ты улыбнулся. Ты ведь все знаешь наперед, Таканори. Больница, которая стала твоим вторым местом обитания, почти твоим гробом… Все вновь собрались в твоей палате, держа цветы, которые затем наполнят вазу у кровати, а Рейта — «Оранжину». Он, шутя, надеялся, что, когда ты проснешься, ты первым делом прильнешь именно к этой бутылке. Но этого никогда не происходило, а ведь он приходил к тебе каждый день. Я сидел рядом, держа твою руку в своих ладонях. Я начинал рыдать с новой силой и беззвучно, едва шевеля губами, потому что не мог произнести ни слова, просил тебя очнуться, хотя бы в этот раз. Руки, прошу, очнись, пожалуйста. Я не могу больше смотреть на тебя такого. Я устал слушать твой голос только в записи и смутно вспоминать, как ты хвалил меня за прекрасную мелодию. Я хочу обнять тебя и чувствовать, как ты гладишь меня по голове. Хочу, чтобы вы вновь были счастливы, все вместе. Хочу, чтобы вместе с вами были счастливы и фанаты, что так же, как и я, страдаю сейчас…. Страдают без тебя, без группы… Руки!.. Пожалуйста…