Его единственная слабость.

Он лежал на крыше самого высокого небоскреба и смотрел на небо. Множество звезд танцевали на темно-синем фоне, играли маленькими лучиками и сплетались в созвездия, стараясь убежать от яркого строгого месяца, нависшего над ними. Эта крыша, пожалуй, единственное место в Токио, где видны звезды и вся чистота ночного неба. Эта крыша единственное место в большом шумном городе, где высота заглушает визги машин, постоянный гомон и разговоры, похожие на жужжание потревоженных пчел. Казалось, что эту тишину можно увидеть сквозь прозрачный холодный воздух. Шаман закрыл темно-карие глаза, чтобы полностью отдаться этой ночи и почувствовать эту высоту всем своим телом, и тут же нахмурился, пытаясь отогнать мысли о том, что он никак не мог признать. Люди знали его как наглого, самовлюбленного, бессердечного и чертовски красивого. Люди знали его как человека, который добьется своего всегда и везде, как человека, который никогда не проигрывает. У него никогда не было слабого места, никто не мог его обойти, и тут появилась она. Слишком милая и скромная, ничем не примечательная внешне, не обладающая силой или хотя бы смелостью. Просто взяла, и появилась, и теперь никак не может уйти из его головы. Он помнит, как встретил ее в первый раз, и он же последний. Они были в деревне Добби, и случайно столкнулись в одной и красивых аллей, состоявших из толстых, сплетенных ветвями, деревьев, обвитыми цветами. И она тут же бросилась извиняться, повторяя слово "прости" несколько раз в секунду, ее щеки сразу же покраснели и глаза наполнились слезами. Ее причитания оборвал одновременный писк оракулов. Он увидел ее фотографию. В голове промелькнули все его битвы, где он беспощадно убивал своих противником одним ударом, даже не запоминая их лиц. Вспомнил, улыбнулся и разбил свой оракул о дорожку аллеи, сложенную их крупных круглых булыжников. Она расплакалась еще больше и убежала. И с тех пор ни разу не попалась на глаза. Отказаться от звания Короля Шаманов на самом деле было очень просто. Выкинуть все свои тысячелетние старания на пути к самой, как казалось, важной цели в жизни оказалось еще проще, чем выкинуть в урну фантик. Сбросить постоянное напряжение фуриеку, которое давило на грудь и плечи не одну сотню лет. И просто лечь и посмотреть на звезды и, наконец-то, разобраться в себе. Что на самом деле может быть важнее, чем власть над всем миром? Ответ был очевиден. Он стоял около сейфовой двери на седьмом этаже двенадцатиэтажного дома и боялся нажать на белую кнопку звонка. Все-таки довольно поздно, и она может испугаться при виде прославленного не в лучшем свете шамана, или вовсе не услышать трели. Но, собравшись, нажал на кнопку. Либо сейчас, либо никогда. Он убивал тысячи людей, не оставляя от них даже пепла, не бояться же ему миниатюрную девушку. Она открыла сразу, удивленно распахнув фиалковые глаза. В этой плюшевой пижамке она была как-то особенно мила, казалось, что от нее пахнет печеньем, молоком, и она излучает совершенно домашний уют. Спутанные розовые волосы рассыпались по худеньким плечам, и она была похожа на куколку, с испугом смотревшую снизу вверх на нелепо улыбающегося "самого грозного и сильного" шамана. — Тамара? Тамара Тамамура, так ведь? — Зик немного замялся, и, посмотрев в пол, продолжил: — Я не могу забыть тебя с того дня. В общем... Короче... Прости, я не мастер, знаешь... Тамара улыбнулась, приподнялась на носочки и очень нежно и очень искренне поцеловала его, обхватив могучую шею тоненькими ручками, а затем обняла его так тепло, как никто и никогда его не обнимал. Он аккуратно положил крепкие руки ей на талию, будто держал фарфоровую куклу, которую очень боялся разбить. Вот оно, важнее силы, важнее власти, важнее всего на свете — эта искренность, которую излучает маленькая и добрая девушка. И кто бы мог подумать, что слабостью Величайшего станет впервые за тысячу лет открывшееся для него чувство — любовь.