Гажил
Запах крови плотно засел в когда-то чистом воздухе, что был пропитан свежестью хвои и еле заметного запаха сырости от вблизи находящегося озера, что блистало в лунном свете. Небольшие волны на глади были созданы прохладным ветром, который пытался унести как можно дальше невыносимый и тошнотворный запах металла, запах крови. Искалеченное человеческое тело лежало лицом вниз, утыкаясь в елочные иголки, осыпанные от старых хвойных деревьев, что стали свидетелями тяжелого и неравного боя между магами, боровшиеся не на жизнь, а насмерть. А ведь могло бы быть все иначе. Хруст палок и шишек, ставшими жертвами битвы, жалобно стонали под нелегкими ботинками, украшенными железными затупившимися шипами. Тяжелыми шагами победитель приближался к сопернику, что не показывал признаков жизни. А ведь могло бы быть все иначе. Шаги прекратились, как только достигли мертвого и искалеченного тела мага, который так рьяно боролся за жизнь. Но, видимо, у Судьбы были другие планы. Тень, отходившая от высокого мужчины, окатила в паутину мрака труп соперника, который закончил свою жизнь несколькими мгновениями назад. Широкая и шершавая на вид ладонь, обмотанная испачканными, когда-то белыми, бинтами, окрасились в серый цвет с оттенками красного, с оттенками засохшей крови, что подобно шпинели*, аккуратно перевернула тело мага. Застывшая еле заметная улыбка на лице поверженного означала одно — он радовался перед смертью, или же ей самой. Немигающим взором синих глаз неотрывно смотрели на черное небо, украшенным редеющими прозрачно-серыми облаками, иногда скрывали полную луну, что освещала поле боя. Разломленные в щепки деревья раскиданы по всей территории леса. Огромные вмятины от ударов на каждом шагу, испачканная в крови земля. Этот лес навсегда запомнит кровопролитное сражение, что стало концом одной жизни и спасением множества других. Высокий мужчина, стоявший у тела, тяжело вздохнул: еще одна жизнь на его руках, еще одна кровь на его ладонях. А ведь могло бы быть все иначе. Закинув мертвое тело соперника на плечо, он отправился к городу, что находился несколько месяцев под натиском, болтавшегося на плече, мужчины.***
Стук колес неприятно давил на мой чуткий слух, иной раз даже жалеешь, что у тебя обостренное обоняние. Вот не скажешь ведь человеку: «Иди, воняй в другое место, не видишь — нюх у меня хороший». Раньше эти слова я без труда мог сказать и даже набить морду, но не сейчас. Слишком много времени утекло, слишком хорошо я контролирую раздражительность, но все это благодаря ей, маленькому хрупкому ангелу, который дрожит, как осиновый лист, но вставит против тебя слово. Будет делать так, как она захочет, даже зная, что скандала, ссоры ей не избежать. Мелкая всегда добьется того, чего хочет. Может, именно из-за этого я ее и полюбил. Проведя перебинтованной ладонью по кусочку стали, висевшей на шее, в который раз удивляюсь долгодействующему заклинанию, что наложен на него. И сколько раз в порыве гнева я намеревался попросту сгрызть его, но каждый раз я вспоминал обо всей значимости и важности маленького кусочка металла, который хранит в себе напоминание о моем сокровище. Оголенные участки пальцев приятно покалывали при соприкосновении с холодным металлом. Маленькое незначительное движение успокаивало меня, сменяло с точки «гнева» на «спокойствие». Щелчок. И кусочек металла открылся, показывая мое сокровище, что так берегу от окружающего жестокого мира. Моим сокровищем за последние несколько лет стала та единственная, что уважает меня не за силу, а за мое израненное сердце, по ее словам. Хрупкий синеволосый ангел с большими карими очами, искрившимися любовью и нежностью, взирали на меня с округлого фото, что вставлено в маленький кусочек стали. Этот медальон я сделал сам, чтобы показать взаимность чувств. Я никогда не был романтиком и не стану. Розовые сопли, сюсюканье, цветы каждый божий день, шоколад, рестораны — все это не мое, и сразу сказал ей: «От меня этой хрени не жди!», но в ответ она только улыбнулась. От мысли о ней на лице расцвела улыбка, но окружающие посчитали ее оскалом. Краем глаза я заметил, как мужчина сильнее вжался в угол и прикрылся старенькой газетой многолетней давности. На развороте потрепанной бумаги с числом «шестое июня» было написано о возвращении «Хвоста Феи», который отсутствовал целых семь лет. Воспоминания о былых временах навеяли теплоту в сердце, и оно заполнило каждую клеточку моего тела и моей души. Проводница сообщила о прибытии в Магнолию, откуда я начал свой путь два месяца назад. Моё задание оказалось совсем нетрудным, и я мог закончить его еще очень давно, но когда я услышал, что в соседнем городе пропадают старики и дети, я насторожился, но стоило мне услышать, что их находят мертвыми с искалеченными телами, я впервые вышел из точки «спокойствия» и на радостях снес целое здание. Выйдя на перрон и глубоко вдохнув родной запах города, я уловил аромат свежеиспеченной выпечки из пекарни, где делают лучшие во всем Фиоре клубничные торты. Благоухание цветущей сакуры легонько, но приятно щекотало мой нос. Что ни говори, но Магнолия стала мне домом, которого у меня не было. Ведь после вступления в «Хвост Феи» мой жизненный взгляд изменился, как и я сам. Сейчас перрон больше похож на муравейник: все толкаются, пихаются, пытаются целыми и невредимыми выбраться из всей этой массы. Беглым взглядом я осматривал всех свысока, ведь за последние годы я заметно подрос. Ги-хи-хи. Найдя знакомую синеволосую макушку, я быстро направился туда. С каждым шагом стук сердца отдавался эхом в ушах, заставляя меня идти и расталкивать всех. Я боялся потерять ее из виду, ведь этого маленького ангела нужно оберегать круглые сутки: ночью и днем. Но мой самый большой и единственный страх — это потерять ее навсегда. Как говорят: «Прошлое — неотъемлемая часть нас самих».***
Темнота. Непроглядная тьма вокруг меня, и ни намека на лучик света. Холодный воздух неимоверно жег легкие. Неизвестно, сколько я блуждал в темноте, я пытался позвать хоть кого-то, но голоса не было, будто вкололи сильнодействующее обезболивающее в язык. — Гажил! — неожиданно для меня донесся откуда-то сзади голос Леви. Такой родной, такой знакомый голосок. Повернувшись, я каким-то образом очутился в нашей с ней гостиной. Леви стояла в окружении осколков от любимого ею сервиза, ведь он был подарен мной на нашу годовщину свадьбы. Целых десять лет вместе. — Сколько можно?! — кричала она. — Ты же обещал сдерживаться, а что в итоге?! — развела руками, показывая на только что образовавшийся разгром. Фотографии, что были сделаны в день нашей свадьбы, были разбиты вдребезги. Желтоватого оттенка обои разорваны, а в некоторых местах стена была пробита. Диван, который мне так нравился, раздроблен на мелкие кусочки, будто его пинали с огромной ненавистью и гневом. Все украшения, статуэтки, книги, торшеры — все было разбито, уничтожено. — Мне это надоело, — прошептала она внезапно. Пропуск удара сердца, и тишина. Я испуганно взглянул в любимые карие очи жены, но, кроме неприязни и омерзения, я ничего не увидел: ни намека на нежность, ни намека на любовь. Хлопок дверью, и все. Я стоял посередине всего этого разгрома с разбитыми в кровь кулаками. Опустив взгляд на ладони, я увидел кровоточащие свежие раны. Не успев издать и звука, — хотя я и не мог — звенящую и давящую тишину на слух разрезал душераздирающий вопль Леви. Сорвавшись с места, я выбежал за дверь, куда вышла моя жена, но кроме темноты я ничего не увидел. Пытался позвать ее — но, черт, ни черта ничего не выходило! Я стал судорожно сжимать челюсть, что даже металлический привкус крови заполнял полость рта, но мне было плевать, самое главное — это найти Леви. Я ее нашел и был рад… но мое сердце замерло от боли. На холодном полу лежала хрупкая фигура моей Леви, и, словно Орионом, вокруг нее — лужа, подобно рубину, крови. Ее кровь. На негнущихся ногах я бежал к ней. В нос ударил сильный запах металла, а слух уловил еле слышное сердцебиение. Фарфоровая кожа стала белесой, будто поверхность глади кристально чистого озера. Большие и любимые карие глаза, украшенные густыми ресницами, со страхом смотрели на тебя. Пухлые коралловые губы повторяли, как мантру, слова: «Это ты во всем виноват».***
Приблизившись, я увидел в нескольких метрах от меня Мелкую, стоящую на носочках, дабы увидеть меня. — Папа! — детский голосок отвлек от созерцания Мелкой. Ко мне на всех порах бежала моя маленькая копия, Ронг Редфокс. Этот пятилетний сорванец был уникальным. Унаследовав мою внешность и ум моей жены, он уже забил авторитет в гильдии, где Ронга начинают уважать, ведь для своих пяти он был умен. От крика сына Мелкая вздрогнула и перевела взгляд своих карих очей на меня. Улыбка расцвела на ее устах. Сколько лет бы не прошло, я буду любить ее вечно. Ведь, как говорила Металликана: «Встретишь — влюбишься и не отвертишься! Ты меня вообще слушаешь, несносный мальчишка?!». Сколько лет прошло с нашей предпоследней встречи, но отчетливо помню каждое ее слово, каждый ее урок. Благодаря этим знаниям, я смогу, как следует, выучить Ронга, и, может быть, он когда-то уделает меня. Но это еще под большим и жирным вопросом. Смотря на несущегося на меня сына и не менее радостную Леви, я давным-давно понял, что семья — это не просто слово. Это означает «сила». Оскалившись, я развел руками и пробасил: — Ну что, мелкие, встречайте!