hymn for the missing

Тяжелые ночные берега вновь сковывают весь город, плавным движением зажигая десятки ярких фонарей и ламп, окрашивают темные улицы и переулки в непроглядную пустоту голубой дымки тумана, среди которой дышится невероятно легко. Все взрывные всплески людского гула медленно растворяются в темноте, исчезают, словно их никогда и не было; бесконечные ночные часы дают возможность остаться наедине с собой, понять и распутать все узлы непрерывающейся нити мыслей, чтобы утром проснуться с не убиваемым желанием покинуть свой родной дом, город, страну и, возможно, жизнь. Постепенно наступает новый день, с новыми проблемами, падениями и взлетами, проносящимися мимо меня; мне уже давно не пятнадцать, но я до сих пор нахожусь одна, живу со страхом перед чем-то новым; тем, о чем я совершенно ничего не знаю. Лето — очередной способ отдохнуть и попытаться расставить все по своим полочкам, понять, насколько длинен этот путь, часть которого я уже проделала без нее. В эти ночные часы, наполненные тихим смыслом всего существования, где-то внутри зажигается тлеющая до этого искорка и освещает черную темноту, дарит небольшой глоток надежды и исцеление от этого недуга. Свежий ветер развивает легкие пряди ярко-красных волос, за которые она обычно ругала меня, но не скрывала того факта, что они ей безумно нравятся. На автобусной остановке нет никого, кроме меня; вряд ли кто-то в такое время суток, когда сквозь ночь видны только тусклые огни в больших окнах домов, соберется ехать куда-то или просто на небольшую прогулку, дабы проветрить свой разум. Странное чувство, заставляющее трепетать все внутри и извиваться, словно змея, подсказывало, что сегодня произойдет что-то невероятное; то, о чем мое больное воображение даже боялось вспомнить. Вряд ли тогда, несколько лет назад, я могла сказать, что даже спустя такой, казалось бы, большой промежуток времени, я буду вспоминать ее как один из самых лучших и невероятных моментов в моей жизни, наполненной бесконечными дождями Лондона и волшебными королевскими садами, в которых цветут необъяснимые природе цветы. Ее образ сохранился в моей памяти легким, но в то же время приторным ароматом стойких духов — наверное, французских, — с клубникой и сливками. Я до сих пор не до конца уверена, была ли это клубника, но в одну из таких же бессонных ночей, как эта, мне пришла мысль, что будет логично, если привкус ее любимой ягоды окажется в этих духах. Этот невероятный шлейф, что сопровождал ее всегда, заставлял меня чувствовать себя совершенно ничтожным, но в то же время самым счастливым человеком на всей земле; он дурманил разум, застилал плотной пеленой глаза, заставлял мое и без того больное сердце извиваться и биться, словно мотылек о стеклянные стены банки, желая освободиться от прочных оков. Думаю, что если встречу этот запах вновь, то просто не выдержу натиска и упаду, хватаясь за все видимые и невидимые преграды и пытаясь вновь найти тот самый взгляд, который убивал меня и одновременно давал понять, что я не безнадежна и не одна в этом запутанном мире. Все осознание того, что я вижу ее в последний раз, призывало нестерпимое тошнотворное состояние, спазмы желудка и желание ухватиться за последние секунды невероятно горького расставания, словно за спасительную ладонь, которая сможет вытащить меня из этой непроглядной пустоты и мрака, поглощающего все звуки и чувства, кроме дикого звериного рыка, полного ненависти и безумства, и невыносимой тоски; запомнить и пронести с собой этот прощальный взгляд, который всегда значит намного больше, чем любой другой, Эта ладонь непременно смогла бы развеять весь сумрак и превратить те самые дожди Лондона в безмятежный солнечный день; именно в такой, когда кажется, что все вокруг на твоей стороне, а ничего плохого и в помине не может произойти. Ее большие голубые глаза, похожие на глубокие чаши с кристально прозрачной водой, заставляли меня видеть в себе только самое лучшее; то, что, возможно, спрятано в самой глубине моего разума, но ждет скорейшего вызволения, дабы показать всему миру, что я не просто груша для битья. Мои внутренние праздники взрывались тысячами фейерверков и переливались миллионами разноцветных конфетти, когда я могла насладиться ее присутствием и тем самым дурманящим букетом ароматов, сливавшихся в одно неповторимое целое. В той глубине, которую никто, кроме нее, не смог отыскать, хранились все мои пожитки и чувства, переплетенные и спутанные, словно клубки шерсти, небрежно разбросанные по старому паркету. Они были там десять, пять лет, год назад и находятся там по сей день, ожидая того самого часа, когда раздастся спасительный звонок в дверь, а на пороге окажется та худенькая фигура, навсегда облаченная в белоснежное платье и легкую джинсовую курточку, что никогда не сможет согреть хрупкие плечи. Где-то близко слышен свист колес тяжелого потрепанного автобуса с, очевидно, пустым салоном. И без того резкое дыхание сбивается, а ладонь медленно сжимается так сильно, что ногти до крови впиваются в нежную кожу; моя уверенность в том, что она сейчас сидит на одном из этих старых сидений, пересиливает здравый смысл, пытается вспомнить мои всевозможные мечты и представления об этой встрече, дабы сравнить их с такой неизбежной реальностью. Пройти тест на выносливость — это значит наконец достичь своей цели, мечты и надежды; всего того, что мучает тебя по ночам уже несколько лет, из-за чего ты засыпаешь с широкой глупой улыбкой, зная, что во сне все, чего ты так желаешь, упадет к твоим ногам без каких-либо усилий. Пройти тест на выносливость — это добраться до заветной вершины и стать самым счастливым человеком. И что-то мне подсказывало, что этот тест для меня закончится именно в эту минуту. Машина наконец останавливается, слышится спуск тормозов и тихая музыка, разливающаяся из радиоприемника; водитель, как и каждую ночь, обводит меня сочувствующим взглядом, тем самым сообщая, что мои напрасные надежды вновь рушатся и превращаются в пыль, что в скором времени развеет такой же легкий ветер. Я благодарно киваю, поднимаюсь с холодной скамейки и, дождавшись, когда появившийся из неоткуда мужчина наконец залезет в салон, улыбаюсь и медленно иду в сторону ее дома. В нем горит свет, словно с ее ухода прошло несколько минут, и вот-вот она вернется. За моей спиной хрипит автобус, словно старик, увозя с собой все последние надежды и веру в то, что чудеса и справедливость существуют в этом мире. В моем очередном глубоком сне все вновь взорвется яркими красками, все руины моей жизни приобретут цвета, слова, произнесенные в липком ночном бреду, станут ощутимы на вкус, как и музыка гнетущей тишины. На какие-то несколько беспокойных часов я обрету счастливую жизнь; именно ту, о которой мечтала все это время.