«После менингита либо умирают, либо становятся дураками. Мой брат умер, а мне повезло». Армейская байка.
Вывалившись из ресторана большой, пьяной и непотребной кучей, поддерживая прапорщика Козакова под белые армейские рученьки, мы медленно тащились в неопределенном направлении. Вдруг прапор пришел в себя и неровно задергал ноздрями: - Призывник! Чую его! Уклонист! Держи!.. Я вначале подумал, что допился бедолага, и что пора его сдавать докторам, а лучше – военному патрулю. Но обернувшись, понял, что не гнал чертила прапорская – сидел какой-то пацан, подпирая дерево, похожее на березу, предметом, похожим на спину. Впрочем, сказать наверняка, уклонялся он от несения доблестной воинской службы или нет, сразу не представлялось возможным. Козаков попытался вырваться из наших недружеских объятий, и мы, разумеется, не смогли ему отказать. С победным кличем «врагу не сдается наш гордый Варяг!» он шмякнулся мордой на грунтовое покрытие (хорошо все-таки иногда экономить на асфальте), и уверенными зигзагообразными движениями пополз в сторону потенциального призывника. Будущий солдат российской армии задумчиво глядел на сложные и нескоординированные действия прапорщика, не стремясь, однако, покинуть место сидения. Прапор подполз к нему ближе и попытался схватить за штанину. Штанина с первого раза не поддалась, и Козаков ловко вцепился в берёзий ствол. Равнодушию неизвестного пока еще не солдата можно было только позавидовать. Уж насколько я считал себя сдержанным человеком, но на фоне него выглядел эмоциональней бабки Люды, у которой кто-то нехороший спёр трех поросей. Уж как она голосила тогда! Не хуже утащенных хряков. Вкусные были хряки… - Служить… ик!.. Буш?! – косноязычно вопрошал Козаков, уверенно держась за березу. - Служить?.. – покусав губу, с каким-то акцентом переспросил пацан. – На кого я буду работать? Тогда я подивился такой формулировке вопроса, но потом, позже, ситуация прояснилась. - Будешь это… долг отдавать, - с пьяной торжественностью ответил Козаков. - Большой долг? – забеспокоился незнакомец, чуть отодвинувшись от опасного прапора. - Большой, - уверенно потряс пальцем прапорщик, для наглядности стукнувшись и без того отбитой башкой по березе. – Два года отдавать! Каширский и Пестемеев с любопытством наблюдали за бесплатным цирком. Я так вообще улегся на траву рядом с дорогой, пожалев, что под рукой нет какого-нибудь закусона. Свинина бы отлично подошла. - Буду, - наконец согласился боец. Как будто выбор у него был, ага. - Добро пожаловать в ряды великой армии России! – торжественно икнул Козаков и неторжественно сблевал на несчастную березу. *«Копать будете от забора и до обеда». Армейская поговорка.
Вот так Жека и попал в нестройные ряды армейской службы. То есть, и не Жека он вовсе. И даже не русский. На самом деле его Джеймс звали. Если еще точнее – Баки. Но вы же понимаете, для русского человека имя Джеймс – как гандон, натянутый на реактор. Оно-то, конечно, и натягивается, но кто бы всерьез стал этим заниматься? Впрочем, знавал я одного дельца, он любил подобным образом развлекаться… царство ему небесное. С прозвищем «Баки» дела обстояли совсем нехорошо – как бедолагу только не прикладывали: и «Собаки», и «Сраки», и не стоит, пожалуй, продолжать, он и так обидчивый немного. В общем, с легкой руки и тяжелой ноги Штыка стали мы новобранца Жекой звать. Он особо не протестовал, только все время повторял какое-то слово басурманское – то ли «бич», то ли «блич», не силен я в этом. По мне так хоть «фак», лишь бы не меня факать-то. Имелась у Жеки тайна, как вы уже могли догадаться. Бежал Жека из Штатов своих поганых американских. Говорил, что преследует его какая-то организация на букву «Г». Ну я и ответь, что у нас тоже много разных Г-организаций есть, ЖКХ, например. Жека не понял хумора, спросил, мол, как это – на «Г», если на «Ж». Я меланхолично ответил, что в русском языке это - синонимы, и если он не хочет, чтобы его раскрыли – придется синонимы эти подучить. Были у Жеки и документы нашенские, и говорил он почти гладко, но мне все равно было понятно, насколько он нездешний. Хорошо, что высшие армейские чины были не столь проницательны. Как, например, генерал-майор Талалаев, в армейских кругах известный как «Батя» (как тот, который Василий Филиппович Маргелов, Батя Десантный, только наш Батя десантником отродясь не был). Снизошел давеча Талалаев до нашей скромной братии, вышел во двор, говорит: - Баки. - Что? – подпрыгнул американский Жека, чуть было не спалив всю нашу и так палёную контору. -Где! – рявкнул Батя, махнув космато-волосатой ручищей в сторону забора. – Металлические. Унесли их нахрен отседова, ближе к столовой тащите. С генералом-майором Талалаевым не осмеливался спорить никто. Никогда. Нигде. Ни…хрена себе, Жека дает! А давал, собственно, Жека вот что: подняв на Батю свои до опиздюшения честные и одинаковые глаза, Евгений спросил: - Зачем? Тут Батю-то и перемкнуло. Спросить у генерал-майора «Зачем?», фактически – оспорить его приказ – такого в талалаевской практике не было давно. Или вообще не было. Кажется, нас ждал глобальный хрендец, потому что Батя открыл свою немаленькую пасть и приготовился орать. Приготовился – потому что внезапно появившийся прапор Козаков весьма неучтиво перебил Батю: - Товарищ генерал-майор, - выпучив глаза, прохрипел Козаков, - там это, того! - Козаков!!! – справедливый гнев Талалаева обрушился на лысую голову прапорщика. – Если ты прямо сейчас доступными словами не объяснишь, что происходит – отправишься нахрен пожизненно драить толчки в сибирском стройбате имени Залупогнутова! Про Жекин вопрос и про нас в целом он забыл. Мы – я, Штык, Бомба и Жека, - стали позорно дезертировать с поля боя. Не то что бы нам было совсем неинтересно, что так у Козакова произошло, но уже, отдалившись на безопасное расстояние от Бати, мы слышали, как он вопил: - БТР! Спиздили! Из части! Целиком! Убью! К чертям! *«А здесь ток идет, идет... и превращается в напряжение». Армейская мудрость.
- Жека, - спрашиваю я его как-то, - знаешь, чего категорически нельзя делать, если тебя током хуякнуло? Жека вопросительно посмотрел на меня, сосредоточенно отколупывая лопатой бетон с крыльца. - В землю закапываться нельзя, - серьезно ответил я. – Ты осознаешь, кстати, что крыльцу пришел хундец? Лед-то давно кончился. Американец только сейчас догадался посмотреть вниз. - Почему раньше не сказал? - А зачем? – пожал плечами я. - Не наше крыльцо же, скажем, так и было, кто докажет? - Ты на моего друга похож, - внезапно и грустно сказал Жека. – Очень. Я аж лопату отложил. Столько в его голосе тоски непроходимой было, что я невольно задумался: есть ли у меня такие друзья, чтобы так, как этот американец, обо мне отзывались? - Как его звали? – для поддержания разговора все-таки спросил я, вновь взяв лопату. - Зовут, - резко поправил он, - Стив… Стивен. Помолчал и зачем-то добавил: - Он капитан. - А ты пока нет. Но обязательно станешь, - я хмыкнул и похлопал его по плечу. – Не переживай. Джеймс как-то странно посмотрел на меня. Кажется, он ждал совсем не этих слов. Но откуда мне знать, чего там ждут эти американцы? *«Особо секретные документы перед прочтением сжечь!» Армейская мудрость.
Ушел однажды Пыса в самоволку. И поймали Пысу на гражданке какие-то типы суровой наружности, похожие на моих «друзей» Алиевых. Вопросы разные задавать стали, про друга нашего Жеку. Пыса прикинулся идиотом (по правде говоря, он не очень старался), говорит, не знаю такого. Типы показали Пысе много денег и обещали их отдать, если Пыса сдаст им американца. Но Пыса только с виду дебил, ну и в штаны иногда ссыться, просто по привычке. «Приходите,- говорит, - к части, я вам его вытащу». Обрадовались морды, думают, продался этот русский за доллары, товарища готов отдать врагам. Только недооценили они братства армейского. Тут не деньгами – продуктами подкупать надо. Но откуда же об этом было знать басурманским харям? Жека с перепугу не понял, куда его тащат доблестные дембеля во главе с сержантом Лавровым и каптером Геной Либерманом. Пыса тащился сзади с куском арматуры. - Этот? – хмуро кивнул на Жеку Либерман, ткнув его в бок. - Этот! – радостно оскалились типы, уже протягивая свои американские ручонки к нашему товарищу. Сержант Лавров, видя все это дело, пару секунд подумал, и со всей дури вломил одной из харь башкой. Прямо в лобешник вломил. Башка Сержанта Лаврова, говорят, ломала и не такие хреновины. По легенде, Лавров как-то пробил головой арбуз. По другой легенде, сержанта Лаврова выгнали из Рязанского десантного училища, сказав, что для десантника он слишком отмороженный. Видя такое дело, каптер Гена Либерман схватил Пысу за ту руку, в которой была арматурина, и херакнул ей в челюсть другого америкоса. Не ожидали гости дорогие такого отпора. Лавров, раскидав оставшихся, стал сосредоточенно вытаскивать у поверженных гостей из карманов все ценное. Каптер Либерман даже не побрезговал вытащить золотые коронки с зубов. - Ибо нехуй, - философски ответил он на охреневшее выражение на Жекином лице. – Кстати, у тебя еще много таких друзей? Жека потрясенно кивнул. - Ну передай, что мы их ждем. А Пыса вот снова обгадился. Привычка…