Сахар со льдом

Он — сущий дьявол.       Высокий, светловолосый, голубоглазый парень — просто эталон красоты и девичьих мечтаний — смолил прямо в доме, с царской грацией восседая на диване, обитом белой кожей и усыпанном симпатичными черными подушками. Я перетаскивал свои вещи в новую комнату, а он показательно игнорировал мои просьбы о помощи, со скучающим лицом рассматривая голых девиц в журнале.       Уже потом, после того, как прошел этот круг ада, разбирая вещи, я наткнулся на нашу семейную фотографию. Тут же вспомнился вчерашний разговор с отчимом… — Я с ним жить не буду! — громко и решительно заявил я, стоило мне переступить порог родительского дома. То, что по телефону сказала мама, просто не укладывалось у меня в голове! — Марк, ну что ты как маленький? Адам — взрослый, адекватный человек, — уговаривал меня отчим. — Он о тебе позаботится, и с учебой поможет, и по дому, и вообще! — Он — безответственный придурок и раздолбай! — кричал я, брызжа слюной. — В свои двадцать четыре года этот «раздолбай» столького добился, что тебе стоит брать с него пример. Мы с твоей матерью уже все решили, ты не можешь оставаться один дома целый месяц, тебе даже восемнадцати еще нет. А он за тобой присматривать будет… — Чего-чего добился? Ему просто повезло, вот и все. И вообще, я уже взрослый и самостоятельный, и могу пожить один, — я выпрямил спину и упер руки в боки, чтобы казаться еще выше и больше. Я уже не ребенок, что за глупость такая? — Зачем мне нянька? Тем более, такая… — Только не вздумай ляпнуть какую-нибудь гадость о моем сыне. Ты же знаешь, что я вас обоих очень люблю, но сейчас я близок к тому, чтобы хорошенько тебя выпороть. Ты настоящий упрямец, весь в мать! Живешь у своего брата Адама, и это не обсуждается.       Несмотря на всю категоричность мужчины, надежда на спасение в моей обреченной душе еще не погасла, и я попытался как можно скорее придумать убедительные аргументы. — Но ведь… — начал я, но заметив грозный взгляд отчима, прикусил язык.       Мне хотелось топать ногами, как капризному ребенку в магазине, и громко кричать от обиды. Да как они, вообще, могли?! Отдать меня… непонятно кому!       Об Адаме я знал очень, очень мало. Мы вообще виделись всего пару-тройку раз. Во время первой встречи, когда нас познакомили на уютном семейном ужине, он, не дождавшись десерта, пошел «по делам». А так как родителям хотелось побыть вдвоем, меня отправили вместе с ним. Короче, я попал на мерзкую, богатую алкоголем и доступными девушками, развратную вечеринку, организованную сводным братом. Там мне что-то подмешали в содовую, и я почти сразу же отрубился. Очнулся только утром, с неприличной надписью на лбу и порнографическим рисунком на щеке… Как вы думаете, что на это сказал мой брат? Оправдывался ли он, извинялся или что-то такое? Нифига. Он пожал плечами, а потом спросил, кто я такой и как попал к нему на вечеринку. Он даже не помнил, как меня зовут!       Понятия не имею, как ему удалось стать директором крупной финансовой фирмы, но я подозреваю, что он какой-нибудь бандит, потому что другого объяснения у меня нет. А главное — именно с ним мне придется жить целый месяц, потому что наши родители недавно поженились и, уладив все дела на работе, наконец-то отправляются в Венецию, проводить там свой медовый месяц.       Нельзя было зависать здесь надолго, нужно было все разузнать. Осмотреть территорию. Оценить врага. Разложив свои вещи, я отправился на кухню, где, судя по звуку льющейся воды, был Адам. Заметив какое-то движение боковым зрением, я резко обернулся и увидел старшего брата, стоящего в дверном проеме.       Я ему завидовал. Наверняка, у него от девушек отбоя не было. Рядом с ним на меня никто бы и не взглянул. Внешность у меня, в отличии от брата, была самая обыкновенная. — Твоя ванная на втором этаже, третья дверь слева по коридору, — лениво бросил он. — Но у меня уже есть ванная напротив моей комнаты, — напомнил я, непонимающе уставившись на собеседника. Что за дикие порядки вообще? — Это моя. Тебе туда заходить строго запрещено, — сказал он, буравя меня взглядом, полным какого-то страдания. Ага, что-то между «За что мне такая кара?» и «Почему мой брат такой идиот?». — Почему? — не унимался я. Обязательно надо туда заглянуть. — Много вопросов задаешь, малой. Тебе нельзя заходить в мою ванную и в мою комнату. Ах да, еще в кладовку. В кладовку нельзя, — предупредил он. — Ладно, — ответил я, замышляя прокрасться и туда, как только появится возможность.       От его пристального взгляда у меня резко пересохло в горле, и я оглянулся, чтобы найти что-нибудь, что могло утолить жажду. Неподалеку от меня, громко пикнув, автоматически отключился чайник. Я взял со стола упаковку «Greenfield», ну вы знаете, в такой обертке, в которой они хранятся поштучно, и покрутил в руках. — Это чай? — спросил я, надрывая упаковку. — Это презерватив, — успел сказать Адам, перед тем как вышеуказанный предмет полетел на пол.       Скрестив руки на груди, я гордо удалился из комнаты под громкое ржание своего старшего брата. Господи, отчего же у меня так горит лицо?       Чувствую, это будет долгий месяц…