Тепло

Он смотрит в какую-то точку отсутствующим взглядом, не реагируя ни на что, и тепло улыбается – именно таким Джингуджи и запоминает Хирано впервые. Немного странный и местами совершенно несуразный, он просто не может не привлечь внимание, хотя сначала Джингуджи всё же не видит в нём ничего особенного. Обычный, довольно приятный в общении парень, с которым несложно работать, только и всего… И так продолжается довольно долго. С Хирано, который постепенно становится просто Шо, легко поболтать, с ним легко работать, но не более. Шо открытый и забавный, но всегда какой-то далёкий, а порой и вовсе кажется каким-то иностранцем, впервые оказавшимся в Токио. Он прелестно путается в словах, удивляется самым простым вещам, а ещё – почти не расстаётся с телефоном. Не то чтобы Джингуджи так уж стремится наблюдать за ним, просто это выходит как-то само собой. И как-то само собой же он осознаёт в один определённый момент, что, кажется, Шо уже некоторое время как особенный для него. Очень особенный. Настолько, что это даже чем-то похоже на любовь. Джингуджи это немного пугает. Хотя бы потому, что он не один. Потому, что уверен в своих чувствах к Генки и не хочет что-то менять в своей жизни. По крайней мере, не так и не сейчас. Но каждый раз, когда Шо улыбается, когда рассказывает какую-нибудь глупость, когда громко и открыто смеётся, когда дружески хлопает его по плечу, Джингуджи ощущает странное тепло внутри. И ему кажется, что он никогда не чувствовал такого с Генки. Конечно же, Джингуджи не говорит об этом ни с кем. И даже не потому, что Генки достаточно мнительный и ревнивый, и может подумать и решить невесть чего. Скорее уж, Джингуджи не может признаться кому-то потому, что сам не до конца понимает, не уверен в том, что его чувства к Шо действительно существуют. Наверное, ему впервые настолько сложно разобраться в самом себе, и это раздражает, беспокоит и смущает одновременно. Возможно, ему стоило ограничить общение с Шо на это время, но не выходит, да и Джингуджи не сильно-то стремится к этому. У них много совместной работы, а Шо, кажется, нуждается в друге, с которым можно просто подуреть и повеселиться в перерыве между съёмками. Рен слишком сдержанный для этого, Киши – слишком на своей волне, Генки – много стесняется, а Кайто… мягко сказать, странный. Поэтому они в некотором смысле обречены проводить много времени друг с другом, и Джингуджи наслаждается этим. Он беззлобно подкалывает Шо за его ошибки в словах, охотно улыбается и смеётся в ответ на его шутки, позволяет себе много прикосновений, может, даже чуточку больше, чем по отношению к другим людям. К тому же, их очевидная тяга друг к другу быстро начинает нравиться менеджменту, так что их ставят вместе, и Джингуджи с удовольствием обнимает Шо даже под прицелом камер, потому что это не менее приятно. Чувствовать то тепло, которым Шо как будто пропитан насквозь. И, видимо, в какой-то момент это становится слишком заметно. Как минимум для одного определённого человека. - Тебе нравится Хирано, - не вопросительно, а утвердительно заявляет Генки как-то раз, когда они готовятся к выступлению. Джингуджи завязывает шнурки на ботинках и удивлённо поднимает голову, а Генки даже и не думает прекращать наносить на губы блеск, словно и не он только что сказал это. Джингуджи привык к поведению своего партнёра, поэтому терпеливо ждёт, пока на него снова соизволят обратить внимание. Проходит минуты две прежде, чем Генки бросает на него хмурый взгляд, и только тогда Джингуджи спрашивает: - А разве он может кому-то не нравиться? Генки нервно пожимает плечами и едва заметно надувает подкрашенные губы, а потом отвечает, достаточно сухо: - Просто забудь о том, что я сказал. Он уходит, а Джингуджи, торопясь следом, внезапно чувствует вину. Но не знает, как оправдаться перед Генки, потому что до сих пор не может разобраться в себе. Не может отказать себе в том тепле, которое ощущает рядом с Шо. Даже если причиняет этим боль Генки – а увы, это действительно так, Джингуджи слишком хорошо знает это. Хотя в итоге Генки начинает вести себя несколько странно. Вместо того, чтобы постараться держать Джингуджи подальше от своего потенциального конкурента, Генки, кажется, делает всё, чтобы свести их. То и дело приглашает Шо составить им компанию в прогулке или походе по магазинам, достаточно мирно общается с ним и вообще, всячески старается не мешать. Порой он ещё и притаскивает с собой Киши или Миячику, только для того, чтобы вцепиться в них и за весь день сказать Джингуджи от силы слова два. И подобное поведение слишком благородно для эгоистичного Генки, чтобы Джингуджи мог спокойно это воспринимать. Возможно, Генки поступает так в надежде на то, что его компанию будут предпочитать сознательно, вот только… Джингуджи не может. Правда не может. Особенно когда замечает, что у Шо, кажется, что-то происходит, потому что тот улыбается всё чаще вымученно, почти совсем не шутит, а потом и вовсе становится каким-то мрачным и непривычно серьёзным. Словно ему вдруг пришлось резко повзрослеть. И Джингуджи видит, как долго приходится работать стилистам с Шо перед съёмкой, потому что приходится прятать следы от слёз и бессонных ночей. Он очень хотел бы спросить, в чём дело. А может даже, и попытаться как-то помочь. Только вот Шо, видимо, его помощь не нужна. - Всё в порядке, - заявляет он своим вроде бы обычным голосом. – Я просто немного устал, только и всего. Только вот Джингуджи всё равно видит печаль в его взгляде и то, как всё чаще Шо прячется по углам с телефоном. Возможно ли, что он ищет поддержки у кого-то другого? Кого-то, намного более близкого, чем все остальные. Джингуджи не знает, как к этому относиться, но где-то в глубине души всё равно чувствует крошечный острый укол того, что наверняка называется ревностью. Так что, в конце концов, нет, наверное, ничего удивительного в том, что он интересуется наконец одним фактом, который не волновал его прежде. - Есть ли у Шо кто-нибудь? – переспрашивает Рен, и Джингуджи, наверное, ещё никогда не видел его таким изумлённым. – Странно, что ты спрашиваешь. Хотя нет… может и не странно. В любом случае, кажется, это не такой уж секрет, странно, что он сам тебе не разболтал. - Мы не говорим о личном, - неловко поясняет Джингуджи. Это было абсолютно логично – прийти именно к Рену, с которым Шо общался давнее и чаще, чем с остальными. – И это простое любопытство. Рен едва заметно усмехается, а потом достаёт телефон и роется в нём, разыскивая что-то. - Вот. Рядом с Шо. Канеучи Тома, может, ты даже слышал о нём. Он… на днях ушёл из агентства. Джингуджи невольно хмурится, разглядывая фотографию. Очень светлая кожа, какие-то девчоночьи черты лица и слегка застенчивая улыбка вкупе со взглядом уверенного в себе человека – значит, Шо нравятся такие? Шо тоже есть на фото – обнимает Канеучи за шею обеими руками и улыбается так ярко, как ещё никогда прежде. Совсем ребёнок… значит, вот такой он в Осаке? Джингуджи не может выбросить это из головы и снова ощущает странную, необъяснимую ревность к человеку, с которым не знаком лично. И, судя по словам Рена, уже и не познакомится. Возможно ли, что вот она – причина «взросления» Шо и его состояния? - То есть, получается, они расстались? – снова спрашивает Джингуджи у Рена, и тот смотрит на него с ещё большим удивлением. - С чего ты взял? Я вообще не думаю, что подобное может случиться. «Всё когда-либо заканчивается», - хочется сказать Джингуджи, но он решает промолчать и вместо этого почему-то думает о них с Генки. Может ли быть так, что теми, у кого всё закончилось, были как раз они двое? А Шо, кажется, становится легче. Только вот он тоже начинает вести себя странно, потому что иногда, когда думает, что никто этого не видит, прикасается к волосам Джингуджи самыми кончиками пальцев. И однажды, когда тот случайно ловит его на этом, то успевает заметить, насколько нежно Шо улыбается. Будто рядом с самым близким и дорогим человеком. И Джингуджи не может удержаться, потому что хочет знать. Хочет понять, почему ему настолько хочется просто обнять Шо в этот момент и смотреть на эту улыбку так долго, пока не надоест. - С моими волосами что-то не так? – спрашивает он нарочито небрежно и сразу же замечает, как розовеют щёки Шо. - Вовсе нет. Просто мне нравится твоя причёска. И цвет тоже, - бормочет тот, прикусывая губу, а потом вдруг извиняется и поспешно убегает, чтобы с наигранным оживлением пристать с чем-то к Кайто. А Джингуджи, невольно заглядевшийся ему вслед, вздрагивает от тихого знакомого голоса совсем рядом: - Ну вот, кажется, у тебя есть шанс на взаимность. Генки стоит позади, сложив руки на груди, и на его лице сейчас всё, что угодно, только не радость за ближнего. Джингуджи опускает глаза, не зная, что сказать и должен ли он вообще говорить что-то. В конце концов, Генки проходит мимо него, и разговора не получается снова. Также, как не получается и сделать окончательный выбор. На Куриэ они становятся центром, оба. Генки это не по душе, и он, как всегда, не может скрыть своих эмоций и дуется больше обычного. Шо даже пытается как-то извиниться перед ним, но в ответ получает лишь недоумённый взгляд. Генки просто пожимает плечами и отходит к Рену, с которым внезапно много общается в последнее время, и не сказать, что Джингуджи так уж сильно рад этому. - Ревнуешь? – заговорщически улыбаясь, спрашивает Киши, дружески хлопая его по плечу, и Джингуджи машинально кивает, про себя, однако, думая, что ещё неизвестно кого больше: Генки, улыбающегося Рену, или Шо, который в данный момент пытается отцепить от себя Кайто. Стоять с Шо спиной к спине – слишком приятно, ещё приятнее – держать его за руку. Джингуджи снова чувствует то самое тепло и странную уверенность в себе. Шо выглядит так, будто действительно доверяет ему, и это удивительным образом успокаивает. Джингуджи кажется, что он совсем не волнуется, выходя на сцену, а ещё ему почему-то кажется, что именно сегодня он сможет, наконец, всё как следует осознать. …и, в принципе, предчувствия его не обманывают. Потому, что после концерта, за кулисами, Джингуджи видит, наконец, то, что есть на самом деле. Человек, которого Шо сейчас обнимает, хорошо позаботился о конспирации, потому что благодаря капюшону, кепке с низко надвинутым козырьком, тёмным очкам и марлевой повязке его может узнать только кто-то очень близкий. Но, если подумать, Джингуджи всё равно, как выглядит этот человек, потому что он видит только Шо. Который снова улыбается той самой потрясающе счастливой, детской улыбкой и смотрит совершенно влюблено, явно не замечая ничего вокруг. - Я так рад, что ты пришёл! – почти бессвязно бормочет он, чуть ли не подпрыгивая на месте. – А ты видел, как я… - Я всё видел. Ты молодец, Шо, - в голосе человека достаточно нежности и теплоты. Он касается щеки Шо пальцами, на одно-единственное мгновение, но этого достаточно, чтобы то сияние, что всегда исходит от Шо, стало ещё сильнее. И Джингуджи, не желая мешать, тихо уходит в гримёрку, впервые чувствуя себя до странности опустошённым и неспособным думать вообще. Шо заваливается туда минут десять спустя, немного растрёпанный и раскрасневшийся, но всё ещё счастливый. Он шумно плюхается рядом с Джингуджи на диван и, помолчав пару секунд, внезапно начинает говорить. Быстро-быстро, словно боится, что его перебьют или остановят. Сначала Джингуджи немного удивлён подобным поведением, но потом понимает, что вот таким Шо бывает, когда его отпускает волнение. Что вот теперь его, Джингуджи, точно допустили на ещё одну ступень доверия, и почему так вышло, не имеет, пожалуй, никакого значения. Шо рассказывает много – упоминает о своих недавних переживаниях, о каком-то таинственном переезде, о куче всего ещё. И много-много – о своём «Томе-чане». Джингуджи слушает внимательно, хоть и понимает, что ему надо бы поторопиться домой, как и всем остальным, но останавливать Шо он не хочет и не может. В конце концов, теперь Джингуджи действительно всё понимает. И то, насколько Шо одиноко в Токио, и то, что Шо действительно безумно влюблён в своего партнёра. И то, что его причёски напоминали Шо о том самом партнёре. Это всё так трогательно и мило, что злиться на Шо просто невозможно. Джингуджи даже помогает ему найти вещи, которые Шо в спешке разбросал по всей гримёрной, и они уходят вместе, хоть и быстро расходятся каждый в свою сторону. И, как ни странно, Джингуджи легче. Намного легче. У Шо есть любимый человек, но от этого рядом с ним не станет холоднее. Тем более, потому, что сам Джингуджи не одинок. - Что ты творишь? – шипит Генки, когда Джингуджи внезапно обнимает его перед выходом на сцену. Генки пытается вырваться, и на его лице написано возмущение, но Джингуджи и не думает разжимать объятий, потому что прекрасно знает, что в данном случае «нет» означает «да». Как и всегда в отношении Генки. - Я не умею извиняться, - отвечает Джингуджи с улыбкой, и Генки заглядывает ему в глаза только для того, чтобы отвернуться спустя мгновение. И тут же расслабиться. – Просто смотри на меня, когда мы будем на сцене, хорошо? - Очень надо, - бормочет Генки и поправляет на себе одежду, наконец-то оказавшись на свободе. – Сам на меня смотри. - Идёт, - с усмешкой соглашается Джингуджи и только тогда позволяет себе посмотреть в сторону Шо. Тот стоит рядом с Реном и украдкой показывает ему большой палец, так что Джингуджи просто улыбается в ответ. Ему снова тепло. И он надеется, что сможет поделиться с Генки этим теплом.