Желание

      — И всё-таки, зачем ты меня сюда вытащил?       Лойсо невозмутимо пожимает плечами, не отрывая взгляда от карт.       — Я, в общем-то, не против, мне твоя компания по-прежнему приятна. Но как-то не верится, что ты добровольно снова заглянул в этот жаркий мирок только для того, чтобы притащить меня сюда своим ритуалом Призыва, а после проиграть мне подряд дюжину партий в крак.       — Не дюжину, — невозмутимо возражает Магистр, — только одиннадцать.       — Нет, дорогой, уже дюжину, — усмехается Охотник, выкладывая карты. — И всё-таки?       — Знаешь, все годы, что я сидел здесь, я думал, что твоё умение играть в крак — лишь результат твоей ворожбы, какое-нибудь древнее кеттарийское средство, не разгаданное столичными бездельниками, коих ты безжалостно разорял в Смутные Времена, — задумчиво произносит Лойсо, тасуя карты. — Вот и дал себе зарок выяснить это. Раньше-то у нас особо не было времени на такие игры.       — Раньше у нас были игры поинтересней, — смеётся Джуффин, — не до партий в крак нам было точно. Ты, часом, не в старые ли игры поиграть решил?       — А тебе бы хотелось? — развеселился Лойсо. — Нет, Чиффа. Другие времена, другие игры. Впрочем, игры всё те же, меняются лишь игроки... Частично.       Взгляд Джуффина на миг становится острым и внимательным, но Магистр делает вид, что не замечает этого, и с подчёркнуто небрежным видом продолжает тасовать карты.       — Вот что, — наконец говорит он. — Тебе же так играть неинтересно, я знаю. Так что давай сыграем на желание.       — Ты же помнишь, чем закончился тот единственный раз, когда мы с тобой играли в крак, и тоже на желание? — от неожиданности рассмеялся сэр Халли.       — Такое забудешь. Кстати, твой Рыбник действительно до сих пор думает, что в Смутные Времена ты не ловил меня, потому что не мог?       — А Магистры его знают, — отмахивается Джуффин, — он же сейчас командует Семилистником, и вряд ли вспоминает об этом. А раньше... Ему, не смотря на его эльфийское происхождение, почему-то казалось, что те, кто сражаются за совершенно противоположные вещи, обязательно должны друг друга ненавидеть. Никакая другая концепция ему просто не приходила в голову, - ухмыляется Кеттариец.       — Пожалуй, — соглашается Лойсо, явно думая о другом. — Так что насчёт игры?       — Нет, Лойсо. На желание с тобой я играть не буду. Знаю я твою больную фантазию.       — Ты уже не так веришь в собственные силы? — фыркает Магистр. — Не хочешь рискнуть даже из любопытства? На тебя не похоже. Всегда знал, что дружба с Нуфлином до добра не доводит. Ну, хорошо. Раз ты теперь такой старый, мудрый и осторожный, обещаю, что если я выиграю, то тебе не придётся разрушать мир, убивать, да и тебе никакого вреда не будет.       — Идёт, — в Кеттарийском Охотнике уже проснулась маленькая любопытная лисичка, которая ни за что не утихнет, пока не получит разгадку. — Что касается дружбы с Нуфлином... Некоторые ухитряются извлечь пользу и из неё. Я, например, выудил кресло Великого Магистра для Шурфа.       — А мне предложить не подумал, — обиженным тоном тянет Лойсо. — Зря. Было бы весело.       — Не сомневаюсь, — хохочет Джуффин, раздавая карты. — По правде говоря, это приходило мне в голову. Это была бы прекрасная шутка, даже лучше той, что провернул я, отдав этот пост бывшему Безумному Рыбнику. Но я всё-таки решил, что это будет слишком — надо же иметь чувство меры!       — Раньше тебе это «чувство меры» свойственно не было. А сейчас ты боишься того, чего бояться просто глупо и невыгодно тебе же.       Снова пронзительный взгляд раскосых глаз.       — А что касается кресла Великого Магистра, то его у Нуфлина заполучил Макс, а не ты, — невозмутимо продолжает Лойсо, вновь не замечая странного выражения на лице Охотника, возникшего при упоминании Макса. — Вечно дуришь бедного ребёнка. Как там он, кстати?       — Неплохо. Сидит в собственноручно сотворённом мире и усиленно убеждает себя, что не хочет возвращаться в Ехо, — очень спокойно произносит Джуффин. — Почему ты вдруг про него вспомнил?       — Потому что партия за мной, и мне не терпится изложить тебе своё желание.       Охотник недоверчиво смотрит на выигрышную комбинацию в руках Магистра. Спустя секунду, как всегда, выбирает смех, а не проклятья.       — Браво! Провёл меня. Надо полагать, это и есть твоя страшная месть за годы заточения. Но при чём тут Макс, хотел бы я знать? Если ты решил заняться благотворительностью, то вынужден тебя огорчить — силой тащить его в Ехо я не собираюсь. Насильно делать кого-то счастливым я не намерен. Сам вернётся, когда, наконец, совладает с собственными страхами.       Лойсо близко наклоняется к лицу Чиффы и произносит, обжигая лицо собеседника горячим дыханием:       — Ехо — не единственный способ сделать Макса счастливым. И будь добр, не делай вид, что не понимаешь.       Охотник в упор смотрит на Магистра, и тот отвечает ему таким же взглядом. В воздухе повисает напряжение, от которого почти перестает ощущаться жара.       — Ты же не надеялся провести меня, верно? — продолжает Лойсо, видя, что собеседник молчит. — Я не ясновидец, конечно, но не худшее зеркало. Поэтому и знаю, что подобная перспектива не внушает тебе отвращения. Совсем не внушает, скорее уж наоборот. Сколько ты подавлял свои желания, Чиффа? Год, два? Подозреваю, что с момента появления Макса в Ехо. Я никогда никого не выдумывал, но подозреваю, что это скорее работа воображения и желаний, чем магия. По-настоящему захотеть появления смешного, лохматого, привязанного к Миру Вершителя — это от тебя требовалось, так?       Упорное молчание Охотника не смущает Магистра, и он продолжает, будучи уверенным в своей правоте:       — А чтобы захотеть появления чего-то, нужно, чтобы это «что-то», ну, или «кто-то» тебе нравился. Очень нравился. И даже больше, нужно заранее бесконечно восхищаться своим будущим творением, выдумывая его согласно всем своим представлениям о самом лучшем, что только может быть. Причём, речь не только о характере, привычках, наклонностях, но даже и о внешности. Ты сваял собственный идеал, Джуффин, к тому же идеал, необычайно на тебя похожий. «По образу и подобию», да? Я ещё помню тебя другим, до того, как тебя изменила Истинная магия, и ваше сходство поразительно, поверь мне. Ах, да, чуть не забыл. Ещё ты наделил его свойством нравиться всем подряд — под обаяние твоего Вершителя попал даже я. Неплохое сочетание, м?       Ты и сам это понял, а потому, недолго думая, вложил в его голову предрассудки Мира Паука. Для перестраховки, так сказать. А когда Макс всё-таки появился в Ехо, ты понял, насколько сильно влип, особенно учитывая его обожание и привязанность к тебе, которые ты неосознанно вложил в него, и принялся срочно искать ему девушку. Меламори ему неплохо подходила, но — вот незадача! — когда сила желаний Макса притащила её к нему в постель, ты не выдержал и сначала с помощью простенького заклятья поссорил их, а потом устроил им встречу в Квартале Свиданий. Первый раз на моей памяти ты не смог проконтролировать себя и свою ревность. Потом, правда, быстро одумался и всё-таки подыскал ему девушку — мою дочку, кстати. Однако её отъезду из Ехо во время эпидемии ты не помешал, хотя мог. Впрочем, это можно списать на предоставление ей свободы выбора. Для того, кто знает тебя, это полная чушь. Но за оправдание сойдёт.       Я понимаю, почему ты не позволял себе большего, чем дружба и покровительство. Да ещё и стремился отдалить от себя Макса. Вспомнить хотя бы твой «жест отчаяния» — Книгу Огненных Страниц. Вижу, мысль о ней и сейчас не внушает тебе оптимизма. Думаю, ты долго сомневался, прежде чем подсунуть её Вершителю. И решился на это, только когда понял, что Макс уже близок к разрушению барьера между вами, который ты так старательно воздвигал все эти годы. Что ж, правдоподобное наваждение с кратким содержанием «какая Джуффин сволочь» действительно отбило у него охоту тебе верить. На время.       Все эти годы ты держал Макса на коротком поводке, не в силах ни отпустить, ни позволить приблизиться. Ты думал, что так ему будет проще пережить свою ссылку. А ещё ты боялся. Боялся за свою безупречную маску, боялся потерять хвалёную «дистанцию между "я" и "я"», боялся дать слабину и не суметь в решительный момент принести его в жертву своему обожаемому Миру. Только не очень-то это помогло. В Тихий Город, против всех законов логики, отправился ты сам. И, как всегда, недооценил собственное творение. Макс остался бы там вместо тебя и не ради спасения Мира, Чиффа. И ты это знаешь.       Тебе больше не нужен инструмент для спасения Мира, а ему больше не нужна нянька. Ему нужен ты, Джуффин. Равно как и он нужен тебе. И что бы с вами ни случилось, это не изменится.       Я же пообещал, что от моего желания тебе плохо не будет. Просто перестань обманывать его и себя заодно.       — Сразу видно, что годы вынужденного одиночества наложили на тебя свой отпечаток: раньше ты был менее разговорчив, — наконец сказал Джуффин. — Такую лекцию мне прочёл, будто бы мне неизвестно что-то из сказанного тобой. Откуда, кстати, столь обширные познания? После того, как Макс тебя освободил, понятно — ты за ним наблюдал. Ну, а до этого? Про Меламори, например?       — Я тоже, между прочим, владею простейшими приёмами Истинной магии, — пожал плечами Лойсо. — Я подсмотрел это в памяти Макса и сделал выводы, когда он промёрз до костей и, по собственному его выражению, «просто зашёл погреться». Причём, без сознания, просто свалившись мне на голову. Умеет твоё творение удивлять, ничего не скажешь.       — Умеет, — невольно улыбнулся Почтеннейший. — Но только я никак не возьму в толк: тебе-то это зачем? Решил пристроить меня в хорошие руки?       — Ха, можно и так сказать. Но вообще-то я Максу крупно должен за своё освобождение, если ты помнишь.       — И в качестве благодарности ты решил испортить ему личную жизнь навеки, — ухмыляется Охотник, но это уже пустое ехидство: Кеттариец чувствует колоссальное облегчение. Как будто отповедь, прочтённая Магистром, наконец заставила замолчать все сомнения и страхи, существующие уже не один год. И зеркало это чувствует.       — Ладно, я подумаю, — хмыкает Джуффин, видя собеседника слишком довольным. И начинает растворяться.       — Мог бы и поблагодарить, — ехидно отвечает Магистр, - о тебе забочусь между прочим.       — Считай благодарностью то, что я тебя не убил за проигранную партию, заботливый мой, — фыркает Охотник и, наконец, полностью исчезает.