Одержимость

— Почему ты следишь за мной? Зоник знал, что услышит этот вопрос, когда они останутся наедине. И это было вполне ожидаемо, ведь юному офицеру сейчас нужно находиться на границе и гасить атаки доктора Неги, а не наблюдать за тюрьмой из зала управления. Этот вопрос, по сути, был его меньшей проблемой из всех возможных, но именно на этот вопрос ему будет ответить сложнее всего. А что он вообще здесь забыл? Ну, помимо того, что он, один из лучших военных деятелей зоны, следит за одним единственным отбросом. Его же никогда не интересовала тюрьма. Тюрьма-то его не интересовала, а вот его собственные вариации разных вселенных даже очень. И так получилось, что Зоник оригиналом не был. Им был Соник. Офицер был лишь одной из возможностей, как и тот, за кем он наблюдал. Скордж. — С чего ты взял? Он ответил, не оборачиваясь, не останавливаясь, без эмоций, продолжая вести заключенного к надзирателю на воспитательный разговор. Но синий еж, будто имея третий глаз, увидел в своей голове, как лицо Скорджа искажается ядовитой улыбкой. К сожалению, он ответил незамедлительно. — Тогда какого черта ты торчишь здесь? Хороший вопрос, на который трудно ответить. Ему просто хотелось здесь остаться. Видимо, надоела межпространственная война. Или он был одержим. Зоник определенно был одержим. Но не меньше Скорджа, одержимого местью. Солдат Зоны был одержим немного по-другому, по-своему особенно. Ему была интересна злая версия Соника едва ли не сильнее самого Соника. Ведь оригинал был героем, офицер был служителем правосудия, неким героем армии, а зеленый еж был злодеем. До мозга костей. И это привлекало, манило, интриговало. Ему хотелось знать все, что только можно. Зоник последнее время часто задумывается над всем этим. Над тем, что еще никто не интересовал его так, как этот отброс общества, даже его старые напарники не интересовали его так, как Скордж. Еще ничто не заставляло его отлынивать от службы и сбегать от обязанностей в тюрьму, к этому мерзкому старикашке Зоботнику. — С чего ты взял, что за тобой? Да, он сделал паузу в разговоре и тем самым дал заключенному уверенность в себе. И да, он так и не смог ответить. — Я чувствую твой взгляд постоянно: за завтраком, обедом и ужином, когда меня бьют, когда я ложусь спать, когда отчитываюсь перед надзирателем. Да ты сопровождаешь меня во все концы этого концлагеря. О чем, спрашивается, я должен думать? О том, что ты сомневаешься в системе защиты, что тебя специально прислали следить за мной, что тебе нечем заняться? Чем я тебя так заинтересовал? Его голос звучал насмешливо, бесцеремонно, но тихо. Как только Зоник позволяет ему так неуважительно к себе обращаться? Был бы это кто-либо другой — получил бы коленом под ребра. Но это был именно Скордж. И во всем этом была какая-то магия, о которой эта самая груша для битья давно уже прознала и умело этим пользовалась. Бывший король Мебиуса знал ответы на все свои вопросы. Ему просто очень хотелось поиздеваться над тем, кто загнал его в угол. Скорджа также интересовал офицер, но не более того. Возможно, он даже не стал бы убивать его, когда сбежит. Зоник молчал, но не проявил никаких признаков отступления или неуверенности. Он просто не хотел продолжать этот бессмысленный разговор. — Можешь не отвечать, я все равно все уже знаю. Ведь это так очевидно. Его голос язвителен, но осторожен. Не хватало еще, чтоб их услышал кто-то из охраны и заподозрил в сговоре. Достанется обоим за такие светские беседы. — Ты намного интереснее Соника и намного опаснее этого синего недомерка, хоть у тебя и нет нашей скорости. И если ты позволяешь себе следить за мной и изучать меня, то и я не откажу себе в таком удовольствии. Они свернули и оказались в небольшом коридоре рядом с кабинетом Зоботника. Ни камер, ни окон, ни охраны, никакого толкового освещения. Какого черта это место так отвратительно обустроено? Здесь офицер позволил себе повернуться лицом к заключенному, а тот в свою очередь подойти в упор. И если бы руки Скорджа не были завязаны сзади, то он наверняка положил бы их на плечи Зонику. — А за это ты однажды поможешь мне сбежать. Бывший король ожидал если не дикого возмущения, то хотя бы хороший удар по голове. Но, к его удивлению, ничего из этого не произошло. — И как, интересно, я могу помочь тебе без вреда для своей карьеры? Военный готов был поклясться, что этот отброс уже не сможет отпустить этот невероятно хороший исход. И что он разыграет все так, как если бы его действительно сломила тюрьма. Ведь на самом деле все эти побои ему не причиняли особого дискомфорта. Зоник видел в Скордже ту манеру ведения боя, которую не мог увидеть никто, даже эта его девушка, Фиона. Он слышал об этой лисе, что считала ежа тем, кто принял ее такой, какая она есть на самом деле. А сам мерзавец обмолвился на одной из таких прогулок по коридорам, что она просто идеальная марионетка. Офицер сохранит эти слова, но никому и ни при каких обстоятельствах не скажет. Это откровение только для него. — Ничего серьезного. Тебе только нужно свалить на фронт в подходящий момент. Фиона обязательно придет сюда спасать меня. Если ты будешь здесь, мне будет сложнее разыграть перед ней и ее наемниками правильную сцену и при этом не вызвать лишних подозрений. Я должен заставить ее переживать за меня, должен заставить ее думать, что из-за нее я снова поверил в свои силы. И пока ты здесь, у меня плохо получается отказываться от доминирующей роли этого стада. Зоник давно понял, насколько продуман Скордж. И понял, что даже самые близкие ему люди, которые считали себя таковыми, ничего толком и не знали. Впервые за долгое время житель Зоны позволил себе улыбку и медленно прикрыл глаза. — И это все? Я могу сделать больше. Мебианцу нравилась эта власть над тем, кто стоял много выше него по статусу. Он скалился как собака, готовая броситься на свежий, оставленный без присмотра кусок мяса. — Ты можешь также отказать этому старому уроду в моем преследовании. — Приму к сведенью. Заключенный отошел на пару шагов от синего ежа, а тот в свою очередь снова натянул каменное выражение лица. — А сейчас нам надо придать твоему телу избитый вид. — Да, да. Только давай быстрее. И в этом не было ничего интересного. Так их разговор и должен закончиться. Они торчат здесь, в этом темном коридоре, уже с минуту и на камерах было прекрасно видно, как они свернули сюда и не зашли в кабинет. — Сколько понадобится времени, чтобы выследить беглецов? Спросил Зоботник нервно. Переворот в тюрьме дурно сказался на нем, но для Зоника это было к лучшему. — Выследить? В главной зоне творится черт знает что, из-за доктора Неги нам пришлось рассредоточить свои силы, а вы еще усугубляете положение. Скордж уже ушел. Мы считаем, что ему как-то удалось вернуться в свою зону. И все, что нам остается, это надеяться, что там он и останется. Надзиратель спорить не стал, просто спокойно отправился в свой кабинет терроризировать подчиненных. А офицер позволил себе расслабиться. Мебианец сбежал, и их общая проблема отложена в долгий ящик. Только одержимость никуда не делась. Лишь усилилась. Хотелось знать, чем он собирается заняться, какие планы строит для покорения мира, что готов сделать и чем пожертвовать ради этого. Оставалось только ждать, когда Скордж вернется в тюрьму, где Зоник будет ему молча подыгрывать. Не ради его блага, а ради своих собственных интересов. И этот отброс будет думать также. Какие-нибудь изощренные романтики назвали бы это любовью. Не серьезной, в самом слабом ее проявлении. Но это не так. Это просто их взаимная одержимость.