Томас Дэвид Маклафлин.

Быть первым. Быть первым было естественной потребностью его организма - как сон или еда. Инстинкт первенства порой заставлял его проявлять чудеса работоспособности и добиваться своего, казалось бы при самых невыгодных обстоятельствах. Но сейчас от Маклафлина уже ничего не зависело - все что мог он уже сделал заранее, оставалось только ждать результата - победа или поражение? В зале бесновались его соратники, его жена не отрывала взгляда от телевизионных таблиц с текущими результатами голосования, а он стоял в ванной комнате, сосредоточенно поправляя перед зеркалом идеально повязанный галстук. Очень странное испытываешь ощущения, не зная еще, в какую сторону качнется маятник... Томасу Дэвиду Маклафлину уже пришлось пережить это ощущение дважды. Во второй раз, перед тем как он стал премьер-министром Канады, а в первый... в большом спортивном зале частной средней школы, где он учился. На финал школьного чемпионата по таэквондо пришло посмотреть много народу, в основном родственники и приятели учащихся. Как ни странно, отец Томаса в этот день выкроил пару свободных часов в своем загруженном рабочем графике и тоже был сегодня здесь. Противник Томаса, шестнадцатилетний Фрэнсис, был крупнее и занимался борьбой уже много лет, но он не понимал еще, что обречен на поражение. Не понимал этого и Томас. Он просто стоял, ожидая сигнала, сосредоточенный и спокойный, только где-то внутри, в унисон с сердцем бился маятник - победа или поражение? Первое было единственным, к чему стоило стремиться... Уже после боя, взмокший от напряжения, с разбитой губой, находясь в эйфории своей победы, Томас впервые четко осознал как это важно для него - быть первым. Пуля. В главном парке штата Техасс, на открытой трибуне стоял человек. Он обращался к людям, которые собрались здесь, и к тем, кто наблюдал за ним по телевизору. Его речь была уверенной, его слова – правильными, его взгляд – открытым, а голос сам по себе мог удержать внимание слушателей. Демосфен бы дважды подумал, прежде, чем вступить с этим человеком в ораторское соревнование. И ничего не значило, что эта речь была всего лишь прикрытием мыслей. Конечно, от всего можно было отказаться. Одно его слово. Один его знак. Его помощники вздохнули бы с облегчением – уж слишком рискованным было дело. Майлс и Рэндалл намекали на какие-то другие способы. Томас не вникал, какие, у него был свой собственный четкий план – беспроигрышный при удачном исходе дела. Вот только удачный исход дела никто не гарантировал. Можно продумать все что угодно, держать под контролем все свое окружение, можно даже подстраховаться, но когда в тебя летит пуля, ничто от тебя больше не зависит. Нельзя сказать, что Томасу Дэвиду Маклафлину был неведом страх. Только это был страх иного рода. Страх неудачи. Страх поражения. Единственное, чего по-настоящему следовало бояться, во избежание чего можно было рискнуть даже собственной жизнью. Перейти дорогу тому, кто сильнее тебя. Смеяться в лицо человеку, открывая тому глаза на то, как он зависим от союза с Маклафлином; человеку, чьи люди держат тебя под прицелом; быть хозяином положения с пистолетом у виска. Добровольно встать под пулю, тем самым начиная сложный путь по завоеванию народных сердец. И еще был риск... Пьянящий и будоражащий. Томас Дэвид Маклафлин без колебаний бы мог сыграть в русскую рулетку, принеси это пользу его планам. Собственно, его задумка и являлась чем-то вроде русской рулетки – в барабан была заряжена одна пуля, а на кону была мечта. Оставалось лишь нажать на курок и дальнейшее предоставить судьбе. А судьба любит тех, кто рискует. Впрочем, Томас не верил в судьбу, он верил в себя. Достаточно поднять руку и проверить насколько сильна его вера. Его речь была уверенной, его слова задевали за живое, находя отклик у тех, кто слушал его, на их лицах читалось явное одобрение и удивление тому, что вот все-таки бывают толковые политики. Все шло так, как задумал он – Томас Дэвид Маклафлин, будущий президент объединенной Северной Америки. И он поднял руку. Никто в парке не обратил внимания на негромкий хлопок, поэтому все удивились отчего вдруг вздрогнул этот уверенный человек на трибуне. И только, когда он упал вглубь открытой сцены, люди думали, что это конец. Но Маклафлин сквозь странную радость и боль, остатками сознания понимал, что это его начало. Мистер Президент. "С днем рожденья, Мистер Президент!" Было утро субботы, и Мэри встала пораньше, чтобы поздравить Томаса прежде, чем ему начнут присылать поздравительные телеграммы, и звонить с пожеланиями всяческих благ. Он, конечно, уже давно проснулся, и сейчас готовил кофе в столовой. Обращение "Мистер Президент" ласкало слух. Томас Дэвид Маклафлин улыбнулся жене и протянул ей горячую чашку. Он был синем спортивном костюме, как всегда довольный и бодрый после короткой утренней пробежки. Теперь, глядя на него по утрам, Мэри корила себя за прошлые сомнения. Страна сделала правильный выбор- такому огромному государству нужен человек волевой, здоровый и сильный, который сам принимает решения, а не ждет, пока их ему подскажут другие. Да и она, Мэри, тоже не ошиблась в своем выборе. Во всех смыслах... Супруги и политические соратники пили кофе в столовой, наслаждаясь недолгими минутами утреннего покоя. Что поделать, у главы государства и его заместителя не бывает выходных и праздников. Но с другой стороны, они сами, сознательно, это выбирают. И Томас ничуть не жалел о своем выборе. Это было целью. Цель была достигнута. Пожалуй, впервые в жизни он ощущал что-то вроде умиротворения. У него была власть, какой не было ни у одного живущего на этой беспокойной планете, у него были верные союзники, зависящие от него настолько, что никогда не решаться его предать, у него была жена, которой он доверял больше, чем другим, хотя и меньше, чем себе, а самое главное, у него были планы. Он, Томас Дэвид Маклафлин, твердо знал, чего хочет для своего (своего!) государства, и впереди у него были все возможности для реализации своих идей. И размышления обо всем этом наполняли его душу незнакомым ему ранее умиротворением. Таким был последний день рождения Томаса Дэвида Маклафлина.