Время.

И только время имеет приятный привкус остроты пространства, что доселе было названо пустотой. Её резкий привкус горечи отдавался на языке, как бушующее пламя последнего из кругов ада. Это было временем, что названо прошлым. Черный пепел мрака резал взгляд не хуже заточенного клинка из Дамаска - время прозванное будущим. И только лишь одно мгновение, секунда сладостного отравления, как духи императрицы из Истории всемирного яда, пронзает ледяной осколок сердца, страшнее любого копья пропитанного желчью – таково настоящее. И не одна судьба, не одна жизнь не смеет изменить, сей поворот судьбы. Никто не в силах разорвать полотно Судеб, что с любовью вышито Парками. Неумолима Лахексис, что одним своим стеклянным глазом, выберет длину той нити, что предназначена тебе. Никто не в силах сломить её и уговорить оттянуть столь тонкую красную нить еще, дать шанс хотя бы лишний год не встретится с их Богиней – Смертью. И нет, не единого шанса, ухватится за костлявую руку Атропы, когда ржавые ножницы перерезают крохотную нить, что с упорством и нежностью вплетала Клото в пестрое полотно. И стоя на коленях ты лишь услышишь её старческий голос над ухом «как жаль что не пестрая лента обвила твою шею, о юный господин» и ты понимаешь, что все это грузное время хранил черную нить, что и была твоей никчемной жизнью, перед тем как отправится в царство Аида, готовясь ко встрече с Цербером. - Кто владеет мгновеньем, тот избран вечностью – проносится в голове, прежде чем вновь возникло ощущение пустоты в отголосках сознания. Понятия и суждения что ранее были внедрены отцом в небольшую и не понимающую ничего кроме боли, голову сына, сейчас являлись пустым звуком. Хотя все еще где то в глубине души молодой маг продолжал безоговорочно следовать за призраком прошлого, боясь заглянуть в ненавистное будущее. И черный пепел обжигал горло, и застилал глаза, и руки начинали дрожать при внезапных мыслях о никчемном будущем. Ничего нет. И только время стягивает свой узел покрепче на шее, и только ноющая боль в груди напоминает о прошлом и старческий голос шепчет «одно мгновение. Нет ничего… только одно мгновение, о, мой господин» и он готов склонить колени пред Парками и он готов упасть в пропасть к Аиду. – весь мир, вся сущность… все во мне. Не важно, когда кончится это мгновение. Я вечен пока земля принимает мои кости, а трава шепчет моим голосом, моля о мести за меня, будущее поколение. И голос в голове становится холодным, как сталь и тверже граненого алмаза. Зачем склонять свою голову пред дряхлой паркой? Зачем боятся перерезанной нити, когда в твоих руках все еще теплится жизнь, а где то глубоко в сердце ты слышишь голос Брейна «ты сильный… ты сильнейший из нас, Миднайт» . и он вновь скидывает себя оковы страха пред неизбежностью, и вновь с высока взирает на богов. Таков он. Такова его судьба: лелеять мечту о побеге, стоять на краю пропасти и смотреть в огненную пасть Церберу, псу готовому растерзать тебя на малейшие кусочки, с жадностью обгладывая белесые косточки. Но даже сейчас, сидя на холодном полу тюремной камеры, он смотрит на охранника с той пустующей ясностью, аж кровь в жилах замирает, и кажется что уставший взор рубиновых очей, обжигает похлеще седьмого круга ада. Веки вздрагивают и прикрываются, будто юноша медленно погружается в свои яркие сны. Но нет, из-под вороха пушистых ресниц, он смотрит на аппетитный, сырный бок луны и отсчитывает по привычке бесчувственные минуты. Тик. Так. Тик. Так. Ресницы вздымаются вверх, а губы безмолвно шепчут - молитву спасения. Скоро наступит Полночь. Бушующая и беспощадная. Мать всего сущего на земле. Она медленно протянет свои руки к бедному дитя и, обжигая ледяным поцелуем, снимет оковы с тонких кистей. Тик. Так. Тик. Так. Тонкие пальцы тянутся к решетчатым окнам, в попытке ухватится за «волосы Вероники», но только совершенно случайно задевают кончиками черный, усыпанный миллиардами звезд, плащ Цефея. А Полночь лишь улыбается и проводит по спутанным черным волосам, зарываясь лучами небесного светила в белесых прядях, что, как серое покрывало седой чаровницы – Зимы, прячутся под крылом ворона. Тик. Так. Тик. Так. Платина усыпанная обсидианом, мелькает в углу тюремной камеры. Тихий шелестящий смех, вырывается из мглы, в то время как Полночь, шепчет над ухом, напоминая о последних минутах. Тик. Так. Тик…. Губы растягиваются в ухмылке и ржавые ножницы Парки с глухим стоном перерезают парчовую нить. …Так. Дверь камеры противно скрипнула, и бережливо хранящий на своих руках лепестки полночного сияния, парень, бесшумно выскользнул из своей темницы, и только охранник задушенный цепями лежит рядом с дверью, а рука все еще тянется к белесому сиянию, укрытому обсидиановой ночью… к уставшему взору, рубиновых очей. Тик. Так. Тик. Так.. Часы пробили ровно двенадцать, когда охранники подняли тревогу, увидев искореженный труп в лунном сиянии. Цербер ухватил свой лакомый кусочек, в то время как Полночь продолжает укрывать свое дитя во мгле, гонимого вендеттой, во мраке ночи. Бом. И только темные губы растянуты в кровожадной ухмылке.