Праздник общей беды

Уж сердце напилось иной, Кровь отрезвляющею брагой.

Беда сближает. По правде говоря, Гарри и без общей беды с семейством Малфоев не враждовал. Давно уже. Послевоенная жизнь кружила голову радостями, отрезвляла рутиной, обжигала свежими обидами. Волдеморт, метки, пророчества... все это подернулось дымкой воспоминаний, ушло в прошлое. Не сказать, чтобы часто встречались в последнее время. Если быть точным – дважды. В прошлом году, на платформе, первого сентября, и в этом. И не виделись бы до следующей осени, как и с бывшей женой, но не прошло трех недель, и случилась беда. Гарри поклялся себе: «Когда вытащим их оттуда – заберу Ала домой на Гриммо и выпорю! И никаких разговоров: «А ты сам...» Меня отрядом аврората не спасали!» Вытащить бы побыстрее... ни опытные специалисты по чарам, ни прибывший эксперт из отдела выявления Темных заклинаний, не смогли открыть наглухо захлопнувшуюся каменную дверь в подземельях. Троица – Ал, Роза и сын Драко Скорпиус – сидели в комнате уже больше десяти часов. Отправились, понимаешь, шкуру василиска искать! Давно уже та шкура в хранилище конфискатов переехала. И не с этой стороны в подземелье спускаться надо, хоть бы у отца спросил! Гарри накручивал себя, отгоняя злостью дурные мысли. Тяготило бездействие. От боевых заклинаний толку не было, только вред: два раза в дверь ударили – комната сжиматься начала. Директриса Макгонагалл сначала ждала, пока специалисты и профессор Флитвик добьются результата, а час назад, когда приглушенные крики детей известили об очередном уменьшении каменного мешка, вызвала в Хогвартс Драко. Гарри думал, что Хорек начнет метаться по коридору, обвинять экспертов, аврорат, и его самого в бездействии, некомпетентности, обрушит на голову поток угроз, и... Да, Гарри опять ошибся. Как в тот миг, когда кинул в дверь слабенькую Бомбарду и услышал тройной крик ужаса – к детям придвинулись стены. Драко не паниковал, вполголоса переговаривался с Флитвиком, щупал камень и задавал какие-то – похоже, дельные – вопросы экспертам. «Джинни бы точно скандал закатила, и детей до истерики криками довела. Хорошо, что Минерва согласилась ей сову не посылать... пока... а Хорь молодец, держится!» Гарри хотел подойти ближе, поговорить, может быть, как-то ободрить. Сейчас, когда их объединяла общая беда, вспоминать прошлое – особенно глупо. Рон успел первым. Заспорили с Хорем вполголоса, не ссорились, что-то обсуждали. Гарри сделал пару шагов, прислушался. – Предложите мне другой выход! – Пойми, я боюсь, что лаз ни Ала, ни Розу не выпустит. – Ты можешь бояться сколько угодно, – надменности у Драко не убавилось. – Но никто не запретит мне использовать магию крови для спасения сына. Рон придвинулся вплотную, ухватил Хоря за мантию: – Ты уверен, что сделаешь лаз? Не надорвешься? А если ты надгрызешь камень и сдохнешь? После такого фокуса дверь ничем не взять. Драко едва заметно сник, но тут же расправил плечи: – А кто сказал, что лаз буду делать я? – Вот как? Гарри не любил, когда что-то решают за его спиной. – Минуточку! Что за лаз? Кто тут у нас собрался грызть дверь? Разбирались шепотом: заклинание локального Соноруса позволяло детям слышать разговоры в коридоре, а спасателям – отслеживать движение камня и повторять слова ободрения, когда за стеной начинали всхлипывать. Праздник общей беды взорвался фейерверком, расставившим родителей по разные стороны баррикад. Драко использовал свое право на спасение Скорпиуса. Дополнение к какому-то древнему постановлению Визенгамота разрешало Малфоям действовать законно. Фамильный ритуал. Кровь к крови путь отыщет. Сам Хорь ковырять дырку в стене не рискнул, уже вызвал Люциуса по переговорному зеркалу. И юлил, не отвечая прямо, смогут ли Роза с Алом выйти через кровный лаз. Гарри словно в школьные годы вернулся. Безнадежность – эксперты разводят руками, никчемность – столько лет изучать боевые заклинания и не суметь защитить своего ребенка, и высокомерие Малфоев, отодвинувших его с дороги, как незначительную помеху. – Рон, а мы не можем? – Ни я, ни Джинни, – глухо ответил тот. – Вы с Гермионой... ну, понимаешь, это ритуал только для чистокровных. Драко заговорил со Скорпиусом – ободрял, просил потерпеть еще немного: «Мы тебя вытащим, не сомневайся». Гарри трижды услышал слово «дед» и вдруг обеспокоился: «А хватит ли у Люциуса сил проковырять дырку?» Если Малфой-старший за последние годы сдал, кровная авантюра аукнется всем сразу: слабака начнет пожирать собственная магия, к ней присоединится восторжествовавший Хогвартс, и не только стены комнаты, весь коридор схлопнется. И не помогут ни Бомбарда, ни щитовые чары – к Алу уже точно будет не пробиться. Он отступил в боковой коридор – сейчас бы покурить, но ради сигареты не покинешь подземелья – услышал шаги и перегородил путь пришельцу. Что сказать? Люциус не сгорбился, не постарел, даже, кажется, похорошел. Или это полумрак подземелий зрение дурманит? Взгляды встретились. Гарри, собиравшийся надавить и пригрозить, осекся. В серых глазах таилась усталость и обреченность. – Я сделаю все, что смогу, мистер Поттер, – не приветствуя и не дожидаясь угроз, пообещал Люциус. И, оттеснив Гарри, размашисто двинулся к каменному мешку. Засуетились все: Флитвик, эксперты, колдомедики. Люциусу наперебой предлагали какие-то зелья, отстали после третьего: «Нельзя». Гарри от фамильного ритуала ожидал... да непонятно, чего ожидал, но не того, что Люциус просто снимет мантию, кинет ее на пол, придавит небольшой каменной чашей и закатает рукава ослепительно-белой рубашки. Ни пентаграмм, ни свечей, ни черного петуха... Кинжал принесла Нарцисса. С ней Гарри успел поздороваться, когда услышал шорох очередной мантии – обернулся, подал руку, помогая подняться по двум ступенькам. Флитвик отступил назад, замахал аврорам, призывая освободить пространство у двери. Люциус протянул открытую ладонь. Нарцисса вложила кинжал, обняла мужа за шею, одновременно с ним опустилась на колени. Гарри замер – пальцы Нарциссы перебирали волосы Люциуса, нежно разделяли пряди, ласкали целомудренно и до боли откровенно. Сердце сжалось от тоски. Нарцисса прощалась с мужем на глазах у зрителей, поторапливавших его смерть. От короткого поцелуя бросило в жар – Люциус ответил, удерживая Нарциссу за подбородок, напоследок быстро очертил языком верхнюю губу. – Иди. Она ушла без пререканий: кивнула Драко, проплыла сквозь расступившуюся толпу, гордо выпрямив спину. А Гарри прилип взглядом к Люциусу, краснея, ругая себя, вороша пласты памяти и пересматривая мотивы некоторых поступков. Чирк... кап-кап-кап... Кровь казалась черной – светильники потускнели, подземелья насторожились. «Тот маггл, в клубе... и я все время прогонял мысль, что он мне кого-то напоминает». Чаша наполнялась неохотно, кровь стекала по предплечью, размывала контуры потускневшей Метки. Люциус перебросил кинжал в другую руку, взрезал вены на сгибе правого локтя. Кап-кап-кап... «У него были слишком короткие волосы. Светлые, выжженные маггловской краской. Ладонь скользила по затылку, ловила щекотку, губы сминали губы. Он выдохнул: «А ты горяч. Я сам жеребец еще тот, но иногда приятно взять наездника». Потому ничего и не вышло во второй раз... или потому что не тот цвет, не пропустишь пряди между пальцами? И глаза в глаза невозможно – снова не тот цвет, нет осенней усталости, только похоть». Люциус откинул голову. Потряс волосами, ловким движением смотал хвост в узел, полоснул кинжалом, вызывая общий вздох. Гарри еле удержал крик – беззащитность обнажившейся шеи, скольжение обрезанных прядей били больнее Круциатуса. Волосы коснулись мантии и грязного пола, засеребрились туманной дымкой, поползли к чаше десятком юрких змеек. Вдоволь напились и слились в опасную полупрозрачную кобру, которую хотелось отослать прочь на парселтанге. Стены задрожали. Дети отозвались дружным визгом. Змея подползла к запечатанной двери, Драко громко и отчетливо проговорил: – Скорпиус, на твоем месте я бы срочно начал придумывать извинения и объяснения. Короткое объяснение, которое спасет тебя от розги. Хорь знал толк в воспитании. Гарри одобрительно кивнул. Кобра обнюхала дверь, раздула капюшон и начала лизать камень раздвоенным языком. Как горячий нож в масло: появились контуры лаза, немногим больше собачьей дверки, подтаяла казавшаяся несокрушимой преграда. Люциус чуть сгорбился – поникли плечи, склонилась голова, короткие, неровно обрезанные прядки платины прикрыли виски и уши. Кобра отползла от стены, жадно отпила крови из чаши, вернулась, с удвоенной силой напала на камень. Когда проход открылся, Люциус еще стоял на коленях. Голос звучал глухо, но твердо: – Первой идет мисс Уизли. Скорпи, помоги даме выйти. Перепачканная, заплаканная Роза пролезла в узкую дыру, поспешно отползла от кобры, попала в объятия отца. – Следующим идет мистер Поттер. Гарри машинально сделал шаг вперед, выругал себя за глупость, влез в переговоры, когда Ал затеял перебранку, уступая право выхода Скорпиусу: – А ну, живо делай, как сказали! Он передал Ала напарнику, махнул: «Уводи!», а сам подвинулся к лазу, сжимая палочку. Люциус склонился над чашей, опираясь на локти. Кобра почти растаяла. Скорпиус выбрался на свободу, камень чавкнул, прихватывая край мантии. Драко обнял сына и потащил прочь из подземелий, укрывая переливающимся щитом. Коридор содрогнулся. Все ринулись к лестнице – подальше от разгневанного камня, от древней ловушки, оскорбленной родовыми чарами. Все ринулись к лестнице, а Гарри – к Люциусу. Сотворил щит и накрыл обмякшее тело – чарами и собой. ...Хорошо, что они лежали в соседних палатах. Останься Гарри цел, ни за что бы не решился навестить Люциуса. С пустыми руками не пойдешь, нести цветы или апельсины – глупо. Не нужны Малфою его апельсины, своих навалом. На столике каждый день появлялась корзина с фруктами от Нарциссы: то персики, то какие-то тропические изыски, то сочная клубника. Дети тоже приходили каждый день – все трое, спелись, голубчики – и съедали угощение подчистую. Потом перебирались в палату к Люциусу, и, похоже, и там уничтожали все запасы. Точно Гарри не знал – один раз нарушил запрет, поднялся с кровати, да так и осел на пол у порога. И не подслушал, что рассказывал Люциус, а был шанс – сквозняк открыл две двери. Сегодня Гарри разрешили вставать. Кости уже срослись, шатало только от магической слабости – их с Люциусом едва не сожрала обиженная ловушка, выпустившая добычу из зубов. Наконец-то можно было на законном основании зайти в соседнюю палату, обменяться взаимными благодарностями. Люциус спас сына Гарри, Гарри спас Люциуса... оставалось надеяться, что в разговоре не всплывут маленькие шалости – пока их откапывали, Гарри, истративший последние силы на двойное обезболивающее заклинание, долго и со вкусом целовал шею, в которую волей случая уткнулся губами. И терся носом о неровно обкромсанные платиновые волосы. Нет, Люциус этого помнить не может, он совершенно точно без сознания лежал. Беседа не оправдала надежд. Люциус скупо цедил слова, отворачивался, а Гарри пялился, как дурак: расстегнутая на пару пуговиц пижама позволяла разглядеть ключицу, а еще хотелось протянуть руку, пригладить торчащие волосы, провести пальцами по шее, тронуть губами, обиженно проскулить: «Как же так?» Отодвинув мечтания, Гарри сухо проговорил: «Мне жаль, что так вышло. И, в то же время, можно порадоваться – мы решили проблему без непоправимых потерь». Люциус кивнул. Гарри принял это, как окончание аудиенции, и побрел к выходу. С Нарциссой он столкнулся в дверях. Поблагодарил за фрукты – вполне искренне, от Джинни ему достались два вопиллера и бандероль с шоколадными лягушками, начнешь тут чужие корзинки ценить. Выслушал ответный поток витиеватого красноречия, приложился к протянутой руке и ушел в свою палату на воссоединение с кроватью. Некстати вспомнилось, как Нарцисса целовалась с Люциусом... может, и сейчас целуется. Никто ей не запретит. А Гарри ничего не светит, и желать повторения страшно – не надо больше такой беды. – Мистер Поттер! Мне не к кому обратиться с просьбой... Гарри поспешно сел, пригладил волосы. Присмотрелся к Нарциссе – нет, не целовалась. – Я могу вам чем-то помочь? Оказалось, что Нарцисса уезжает. Нет. Не уезжает – возвращается в Италию, где живет последние пять лет. Она бы активировала порт-ключ еще три дня назад, но сначала ее задержала беда со Скорпиусом, а сейчас с места не дает тронуться упрямство Люциуса. – Волшебный гребень. Семейная реликвия, но без кровных свойств и фамильных чар. Пользоваться может любой волшебник. Условие одно: гребень не помогает, если расчесываешь сам себя. Только кого-то другого. – Значит надо?.. – оживился Гарри. – Расчесывать Люциуса. Хотя бы один раз в день. Непривычно видеть его без длинной шевелюры, правда? – Правда! – согласился Гарри. – Если есть средство – надо использовать. Можно и два раза в день, это же совсем не сложно делать. Да хоть три! – Он недоволен, – понизив голос, сообщила Нарцисса. – Мне позволяет, а от остальных шарахается. Говорит: «Еще не хватало, чтобы все подряд чесали меня, как выставочного жеребца!» Здесь нужна твердость. Я могу оставить гребень вам, мистер Поттер? – С легким сердцем, – забирая инкрустированный футляр, ободрил Гарри. – И счастливой вам дороги, миссис Малфой. Вы оставляете гребень и мужа в надежных руках. Нарцисса странно усмехнулась, попрощалась и покинула палату. Гарри открыл футляр, потрогал невзрачный гребень, улыбнулся в предвкушении. Он расчешет этого упрямого жеребца. Если получится – взнуздает. А если очень повезет, уговорит взять наездника.