Отчаянье

Шаг. Ещё один. И ещё. Платье длинное, кроваво-красное, почти необъятное шуршит при ходьбе. Вроде бы тихо-тихо, едва слышно - но всё равно заглушает робкие осколочно-обрывочные мысли, что перелетают с места на место, сталкиваются и путаются в голове. Непослушные волосы тщательно расчёсаны и приглажены; особо упрямая русая прядка то и дело выбивается из укладки, но сейчас это заботит меньше всего. Каблуки мерно стучат по паркетным доскам полутёмного коридора, ведущего к сцене, словно точно и ровно, бесчувственно почти отмеряя стремительно сокращающееся расстояние до места казни. Бездушно и невозмутимо, как маленькие палачи. Не оставляя ни малейшего шанса на спасение. Всего один крохотный шаг - и вот она, сцена. Слепит яркими, мертвенно-белыми огнями софитов, оглушает скрежетом стульев, с которых поднимаются оркестранты, приветствуя её. Но напрочь лишает возможности слышать тёмная половина зала, что лежит перед её ногами. Разрывается от восторга, буйного, почти неуместного, душит громовыми аплодисментами. Здесь - светло, ослепительно просто, там - почти непроглядная тьма. А глаза зрителей, с нетерпением ожидающие начала выступления, - словно алчущие очи демонов из преисподней. Взгляды прямо в сердце, в душу забираются, скрадывая всё то, что она смогла сберечь и вынести, ещё до первых фортепианных аккордов. Вытягивают из пальцев ещё не успевшую родиться силу, мешая сосредоточиться на том, что ей уже спустя пару коротких мгновений предстоит сделать. Но в этот раз начинает оркестр, и у неё будет немного времени, чтобы настроить себя, собрать в охапку упрямо разбегающиеся в стороны мысли. Совсем чуть-чуть, но этого должно хватить. Рукопожатие концертмейстера уверенное, крепкое - сразу видно, опытный музыкант с многолетним стажем. Уже привык не обращать внимания на безудержный восторг толпы, чётко и правильно выполняя свою работу. К демонической и разрушительной силе музыки он тоже привык, совершенно не интересуясь той магией, которую извергают на простых слушателей его виртуозные пассажи. Маэстро целует её небольшую изящную руку и улыбается, кажется, ободряюще. Только она видит перед собой лицо Мефистофеля, его хитрую, самодовольную ухмылку, что влечёт любого, хоть мельком её увидевшего, в глубины Ада. Стараясь справиться с наваждением, она встряхивает волосами и садится за чёрный рояль. Монохромная дорожка клавиш плывёт перед глазами, и ей стоит большого труда остановить её стремительное беспорядочное движение. Маэстро в ожидании смотрит на неё, и она чуть заметно кивает, почти обречённо, словно подтверждая готовность взойти на эшафот. Взмах дирижёрской палочки - как долгожданный сигнал о начале бала у Сатаны, где ей суждено быть королевой. Первые же звуки оркестра вдребезги разбиваются о стены зала и острыми осколками впиваются в сердца зрителей. А минуту спустя вступает и она сама. Пробегает пальцами по чёрно-белым клавишам рояля, ещё глубже вонзая осколки мелодии в души, причиняя невыносимую боль, вызывая слёзы на глазах, почти убивая. Играть, наполняя музыку любовью - легко и приятно. Звуки парят в воздухе как птицы, свободно, неуловимо и прекрасно. Проникают в самые глубины человеческой души, заставляя отрываться от земли и следовать за ними, призывая испытать ни с чем не сравнимое чувство восторга от полёта. Играть, вкладывая в каждую ноту ненависть - так же легко. Ненависть - сестра любви, совершенно на неё не похожая, но равная по силе. А вот играть, когда переливы музыки полнятся отчаяньем - сложно, непонятно и почти страшно. Но всегда различимо, и от этого мурашки непроизвольно бегут по коже, волосы на голове встают дыбом, а сердце заходится от ужаса. Вкладывать всю душу в исполнение, питая обороты мелодии отчаяньем и обречённостью - всё равно что отдавать душу Дьяволу, который с лёгкой всепонимающей улыбкой принимает этот бесценный дар. Потому её глаза, обычно яркие и выразительные, пусты, на губах - чуть сумасшедшая ухмылка, а пальцы летают над клавишами так, что за их движением просто невозможно уследить. Это выступление обязательно будет идеальным - виртуозным, чувственным, с привкусом горечи и тёмной призрачной тенью обречённости сбывшегося желания за спиной.