Бесплодие

— Он пел для тебя? — переспросила Кагари. В ее голосе слышалось искреннее изумление, но Асато не отреагировал на него, только пожал плечами: — Не для меня… со мной. Он пел, а я сражался. Это было… странное чувство. Я мог понять, о чем думает Коноэ. Нет, не думает… — Асато замолчал, пытаясь подобрать нужное слово. Он никогда не умел говорить красиво и правильно. Застенчивый и в чем-то даже забитый, в последнее время он сильно изменился. Он сам нашел то, чего не смогла дать ему Кагари. Он открыл для себя новый мир и теперь не боялся отстаивать то, что считал правильным. Постоянное сомнение, ранее проявлявшееся в каждом его действии, сменилось твердокаменной уверенностью. Именно с такой уверенностью Кая шла на тот проклятый луг — в первый раз, и во второй, и во все последующие. Асато перевел взгляд на Кагари. Странное дело — теперь даже время, которое он тратил на подбор нужных слов, только придавало им весомости. — …что он чувствует. Я мог понять, что чувствует Коноэ. Мы будто стали одним целым. …— Он Мейги. — Ты не понимаешь, Кагари. Он — особенный. Я могу понять все, что он чувствует. Будто мы с ним — одно целое… — Это было всего один раз, — сказала Кагари резче, чем намеревалась. За годы воспоминания потускнели, но так и не исчезли совсем. — Он пел для тебя только раз. — Только раз, — задумчиво согласился Асато. — Это получилось случайно. Я просто вышел на поляну раньше, чем… Он замолчал, сам не замечая, что запустил когти в стол. Кагари могла бы его одернуть, как часто делала раньше, но сейчас у нее не возникало такого желания. Она ничуть не сомневалась — Асато рассеянно кивнет, может, даже улыбнется ей, убирая когти, а через пару минут вонзит их в дерево снова. Да еще и проведет ими в задумчивости, неосознанно. Когти у него, надо сказать, были гораздо длиннее и острее, чем у самой Кагари. — Чем кто? — безжалостно уточнила кошка. Она и сама знала ответ: проследив за Асато, она видела его приятелей в Рансене. Притом между собой приятели Асато были гораздо ближе, чем ему, наверное, казалось. Высокий белый кот и тот самый Коноэ; Кагари стала невольной свидетельницей их брачных игр. Впрочем, это был не первый раз, когда она становилась непроизвольным наблюдателем любовных дел. Или разбиралась с их последствиями. — Это неважно, — Асато покачал головой, все же пробороздив когтями стол. Кагари цыкнула, но никак иначе не прореагировала. Она не смогла дать Асато и сотой части того, в чем он нуждался, а значит, сейчас, по крайней мере, должна была его выслушать. — Все равно Коноэ отказался жить со мной в одной комнате. Я уже тогда должен был понять, что лишний. — Он санга, — в устах Кагари это было больше похоже на ругательство. — Для него не имеет значения, с кем петь. — Ты не права, — неожиданно твердо возразил Асато. — У нас с Коноэ… едва получилось. Он уже раньше пел… не со мной. Тогда было лучше, наверное. И потом было. Иначе им бы не победить. А они победили. А я… я ушел. Асато расстроенно опустил уши. — Не смог бы помочь, — объяснил. — Просто мешал. Коноэ — только его санга. И этому… ему тоже не нужен другой санга. Они чувствуют друг друга. Они — одно целое. «Мое воспитание», — грустно подумала Кагари. Действительно, то, о чем говорил Асато, больше соответствовало ее мировоззрению, чем непримиримой позиции Каи. Кая всегда добивалась того, что хотела. Ради своей любви она готова была изменить устоям деревни, и раз, и второй, и во все последующие, — подвергнуть риску всех, начиная с себя и заканчивая Кирой. С другой стороны, она всегда была уверена во взаимности. О себе Кагари такого сказать не могла. — Как считаешь, Кагари, — Асато оставил стол в покое и перевел на нее внимательный взгляд, — хотеть стать одним целым с тем, кто никогда не будет тебе принадлежать… Это неправильно? У него были темно-синие глаза. — Откуда мне знать, — отозвалась Кагари. — Я — воин, хочешь советов, иди к вождю. В последнее время Асато сам давал вождю советы, попутно перенимая у него опыт, но это дела не касалось. — Ты никогда никого не любила, Кагари? — Асато произнес это слово так легко, будто любить было совершенно естественно. Будто все сплошь и рядом только этим и занимались, что любили друг друга, а несчастливо обойденных данным прекрасным чувством попросту не существовало. Так же его произносила Кая. Те же глаза, тот же вопрос. И так же невозможно дать прямой ответ. Может, если бы тогда Кагари все-таки решилась… — У меня был тот, кого я любила, — отозвалась Кагари. Кончик хвоста Асато нетерпеливо вздрогнул: — Ты поэтому не выбираешь никого из мужчин Киры? — Поэтому, — согласно кивнула Кагари. Дернула ухом и призналась: — Не только поэтому. Я — воин. Мне не нужен мужчина, чтобы меня защитить. Как не был нужен мужчина, чтобы тебя воспитать. Не говоря уже о том, что любой мужчина Киры убил бы ребенка Каи, стоило только Кагари отвернуться. — Кагари очень сильная. Кагари никому не принадлежит, — Асато не пытался ей польстить — просто констатировал факт. Кагари покачала головой, не соглашаясь: — Я не сильная. Я никогда и ничего не решала. Тот, кого я любила… я даже теперь живу в его тени. Асато нервно ударил хвостом и тут же оскалился: — Этот кот обижает тебя, Кагари? Ты никогда не говорила. — Меня никто не обижает, — хмыкнула Кагари. Бесхитростность Асато больше ее не раздражала. — Не посмеет. Тот, кого я любила, давно умер. Хвост Асато поник: — …Извини. — Тебе не за что извиняться, — Кагари пренебрежительно взмахнула хвостом. — Я смирилась со своей потерей. Мне никогда не требовалось чужое сочувствие. И ей тоже. Мы были кошками, которые гуляют сами по себе… * * * …Они были кошками, которые гуляют сами по себе. Мужчины были им не нужны, они смеялись над ними и убегали, и в драке были сильнее не только Мейги, исконных врагов, но и любого кота из Киры. Их называли смертоносными красавицами, и сангой и тоугой, хотя ни одна из них не обладала способностями санга, и еще много как. Поначалу громкие прозвища льстили их самолюбию, после они забыли об этом. Они были как сестры-близнецы — вместе нападали и отступали, ели и спали, думали об одном и том же, дополняли друг друга в разговоре и в молчании. Они были воплощенной гармонией, идеальным дуэтом, прирожденными напарницами. Они были созданы друг для друга — именно так думала Кагари, просыпаясь на плече Каи поутру. Но чаще все же на ее плече просыпалась Кая. Их союз не понимали, но одобряли — они были полезны Кире. Сами же они не мыслили жизни по отдельности, понимая друг друга с полуслова, с полувзгляда. Узы, установившиеся между ними, были прочнее кровных; в своем замкнутом мире они не нуждались в ком-то еще. Редко когда Кагари засыпала без Каи, а Кая — без Кагари; нежась по утрам в одной постели, делясь добычей и вместе купаясь в лесных озерах, они не были ни подругами, ни любовницами, ни семьей. Одним целым. Они спокойно отнеслись к перспективе выйти замуж. В их представлении это ничего не меняло. Мужья казались им кем-то вроде «запасных вождей», а к вождю, как известно, следует ходить только для отчетов о выполненном задании или для того, чтобы получить новое. Детей Кагари и Кая тоже собирались воспитывать самостоятельно. На самом деле это изменило все. Шаман, к которому пришла Кагари перед своим предполагаемым замужеством, сказал ей, что она бесплодна. В тот же самый день Кая повстречала врага-Мейги и захотела в мужья его. Не кого-то из Киры. Она рассказала об этом только Кагари, возбужденно сверкая глазами и распушив хвост; она сказала, что почувствовала себя с ним одним целым. И тогда Кагари поняла: гармония нарушена. Все уже не будет так, как прежде. Будто за удивительную свободу, редкую возможность отказаться от брака, которая благодаря бесплодию появилась у Кагари, пришлось заплатить Кае. Кагари оберегала Каю, как могла. Она не доверяла избраннику напарницы, она терпеть не могла его, нарушившего равновесие их идеального мира, но помогала Кае незаметно ходить на свидания с ним и оправдывала ее перед другими из Киры. Ночью Кагари снились невозможные сны о нежных прикосновениях, а потом она просыпалась одна в холодной постели и не могла сдержать злых слез. Больше они с Каей не были одним целым. Кая стала одним целым с тем, из Мейги; он прикоснулся к ней так, как Кагари никогда не отважилась бы. Один раз проследив за ними, Кагари видела — и теперь жалела о том, что следила, и не могла не следить снова. Этот, из Мейги, был полной противоположностью Кае. За это она и полюбила его, поэтому рисковала ради него всем. Все, что оставалось Кагари — отступить в сторону. Не мешать. Полируя оружие и наводя метку Киры на своем бедре, затачивая когти о специально для этого предназначенный брусок и в одиночку патрулируя границы, Кагари училась жить без Каи. Она еще помнила, что когда-то было такое время — без Каи, в далеком, почти забытом детстве. Теперь они были взрослыми, и, в одиночестве поглощая добычу, или купаясь в холодной озерной воде, или засыпая в ранее общей постели, Кагари не раз задумывалась: не придумала ли она сама себе их идеальный мирок? Ведь на самом деле они с Каей никогда не были похожи. Впадинки на теле Каи чередовались с выступами на теле Кагари; именно поэтому им было так уютно засыпать друг у друга в объятиях. Кая жалела лесных зверей, но как никто умела их выследить; Кагари не знала жалости. Кагари бросалась в атаку, не раздумывая, Кая всегда держалась у нее за спиной и прикрывала напарницу. Кая всегда перевязывала раны Кагари, а своих у нее практически и не бывало. Кагари решала, когда они будут есть или спать, Кая решала, — что есть и, если спать, то на каких простынях. Гармония между ними существовала только потому, что Кая всегда поддерживала Кагари; только потому, что они были такими разными. Мейги, которого встретила Кая, отличался от нее еще сильнее, чем Кагари. Хотя бы потому, что был мужчиной и не из Киры. Только противоположные начала могут быть одним целым. Так думала Кагари — ровно до того момента, как избранник Каи был убит, а она сама оказалась в глазах деревни едва ли не предательницей. Вода и огонь никогда не найдут общий язык. Кагари защищала Каю, как могла — и, непривычная к спорам, только к тому, чтобы подчиняться приказам, неожиданно смогла одержать верх. Спор, в сущности, очень похож на битву, думала Кагари позже. Аргументы не имеют значения. Главное — сила духа. Кая осталась в Кире. Она опять жила с Кагари, но теперь не ходила с ней на задания. Кая была беременна и нуждалась в защите. Кагари охотилась для нее и защищала ее перед деревней, снова и снова, с оружием и без оружия, словом и делом. Одного она не могла — защитить Каю от нее самой. — Ты никогда никого не любила, Кагари? — спросила Кая, когда Кагари в очередной раз пыталась убедить ее забыть, подумать о ребенке. Кагари смутилась. Она не знала, как назвать чувство, которое испытывала. — Мы воспитаем твоего ребенка вместе, — твердо сказала Кагари вместо прямого ответа. Кая улыбнулась ей, очень нежно, и слегка кивнула. Асато родился слепым, как все рибика. При рождении его хотели убить из-за мутации, которая в дальнейшем не давала о себе знать. Кагари добилась того, чтобы ребенка оставили в живых. В последнее время ее голос неожиданно приобрел вес — к ней начал прислушиваться сам вождь. Возможно, дело было в том, что все знали о ее бесплодии. Женщина, не способная рожать — не совсем женщина, она прежде всего личность. Как и прежде, Кагари думала о своей врожденной «ущербности» как о даре свыше. Так получилось, что вместо нее родила Кая, — и это был их общий ребенок. Мужчина-Мейги не имел к нему никакого отношения, Асато даже не был на него похож. Кагари видела в ребенке только Каю, одну лишь Каю, — и это чувство усилилось, когда Асато открыл глаза. — У него твои глаза, — сказала Кагари, передавая ребенка Кае. Та ответила: — Из тебя лучшая мать, чем из меня. — Чушь какая, — фыркнула Кагари. — Это правда, — настаивала Кая. — Если бы не ты, я бы не смогла защитить его. Я… не могу думать о нем. Не могу любить его. Ты — другое дело. Ты должна была стать матерью, не я. Почему все так… Кая положила Асато в колыбель. Ребенок был очень тихим, — Кагари это настораживало, ей все время хотелось проверить, дышит ли он. Кая же относилась к Асато очень невнимательно. Кагари каждый раз приходилось напоминать ей о том, чтобы накормить ребенка. Остальное Кагари могла делать и сама. Она и делала, оставляя Асато на Каю только во время заданий. Возможно, Кая была права — у нее не было материнского инстинкта. Кроме того, она редко что инициировала сама. Зато уж если сама решала — то била не в бровь, а в глаз, переворачивая окружающий мир вверх дном, заставляя других делать ради нее то, на что они по собственной воле никогда не пошли бы. Тот Мейги умер за Каю, и Кагари вполне его понимала. За Каю хотелось умереть. Но умереть — это всегда самый простой исход. Жить ради Каи было гораздо сложнее. — Кагари… — Кая посмотрела на бывшую напарницу огромными темно-синими глазами. — Ты ведь позаботишься об Асато, если меня не станет? — Что ты такое говоришь, глупая кошка, — буркнула Кагари. — Мы вместе о нем позаботимся. — Да, — Кая подошла к Кагари и улыбнулась, немного смущенно, — да, конечно. В следующее мгновение Кая поцеловала Кагари. Крепко и совсем не по-дружески. Этот поцелуй выбивался из их прошлых и настоящих отношений; таким же неуместным кажется дуб в хвойном лесу, и, опомнившись, Кагари поняла, что глаза Каи закрыты. Она представляла на месте Кагари кого-то еще. Не нужно было долго думать, чтобы понять, кого именно. Отстранившись и встретив взгляд Кагари, Кая торопливо извинилась; с того случая они спали в разных постелях. А потом пришла Шикку, и Каи не стало. Кагари вышла сухой из воды — ей помогло все то же благословенное бесплодие. Бесплодные женщины практически никогда не заболевали. Асато Кагари воспитала одна — как и обещала. Что бы там ни говорила Кая, мать из Кагари была никакая. Ей не хватало терпения. Всякий раз, глядя в эти глаза, она видела в Асато Каю; но Асато не был Каей. Неважная замена, неудавшаяся копия, бестолковое подражание. Защищая Асато от мужчин Киры с таким пылом, будто он приходился ей самым дорогим существом, Кагари при этом была с ним холодна и неприветлива. Она научила Асато драться, и очень неплохо, но воспитать в нем самостоятельность не смогла. Он всегда пытался заслужить ее любовь, не понимая, что от него тут ничего не зависит, что он ни в чем не виноват. Он обожал ее, слепо и беззаветно, а она уходила в воспоминания о Кае и не могла дать ему того тепла, в котором он нуждался. Ситуация усугублялась и тем, что опека Кагари над Асато многим не приходилась по вкусу. Сначала все относились к ее поведению с пониманием: нет никого опаснее кошки, которая защищает котенка, пусть и не своего. Когда Асато повзрослел, отношение к нему и Кагари резко изменилось. Многие мужчины Киры считали, что ему, «выродку», незаслуженно досталась едва ли не единственная женщина в деревне. В платоническую природу отношений Кагари и Асато давно никто не верил. Ей пришлось пройтись когтями не по одной наглой роже, но общественное мнение изменить было не так-то просто. А Асато в своей наивности даже не понимал, в чем дело… * * * Впрочем, сейчас его наивность неуловимым образом изменилась. — Ей? — Асато удивленно поднял уши. — Ты о ком, Кагари? — О твоей матери, — Кагари больше не собиралась о чем-либо умалчивать. Асато был взрослым — он повзрослел без ее участия. Асато был Асато. И, хотя он до сих пор иногда смотрел, как Кая, или поступал, как Кая, пусть неосознанно, Каей он не являлся. Что не делало его лучше или хуже. Он был ценен сам по себе — после прошедших лет, Кагари могла это признать. — Кагари, — голос Асато звучал совершенно убито, — пожалуйста, не говори, что ты любила моего отца. Кагари дернула хвостом. Этого она не ожидала. — Почему?.. — правильнее было бы спросить: «С чего ты взял?», но Кагари не сразу нашла нужные слова. Асато удалось выбить ее из колеи. Если честно, только ему это всегда и удавалось. — Я его видел, — грустно сказал Асато. — Не знаю, каким он был раньше, но сейчас он очень сильный и красивый. Мне никогда с ним не сравниться. — …Видел?! — Кагари вскочила из-за стола. — Где, когда?! — Он демон, — Асато выглядел еще печальнее. Даже уши и хвост опустил. — Не думаю, что теперь вам удастся встретиться… Ты только ему могла принадлежать, да, Кагари? — Не удастся… Какая жалость, — кровожадно протянула Кагари. — Значит, я не смогу проткнуть этого ублюдка. Кстати… а к чему это ты? — спохватилась она. — Про «не сравниться»? Асато снова запустил когти в стол и опустил голову низко-низко. — Асато, — медленно протянула Кагари, — только не говори, что этот твой санга в итоге выбрал не белого кота, а демона. — Коноэ не мой санга, — не поднимая глаз, возразил Асато. — Он мой друг. — Друг? — хмыкнула Кагари, постепенно успокаиваясь. — К чему тогда все эти разговоры о любви? Ей показалось, что Асато покраснел. — Ты же говорил, что хочешь стать одним целым с кем-то, кто тебе не принадлежит, — помогла Кагари. — Кагари мне не принадлежит, — пробормотал Асато так тихо, что кошке показалось — она ослышалась. — Что? — Кагари мне не… — Асато поднял взгляд и неожиданно сказал разборчиво и внятно: — Я люблю Кагари. Я хочу, чтобы Кагари со мной изменила Киру. — Погоди-погоди, — Кагари даже смотреть не хотела, что творится с ее хвостом. — Ты путаешь понятия, по-моему. «Любить», это, если ты не знал, хотеть обнять, поцеловать, сойтись вне брачного сезона и родить много-много детей — если получится, конечно. — Я хочу обнять Кагари! — горячо возразил Асато. — Хочу поцеловать, и детей тоже хочу! Кагари мысленно схватилась за голову. — Э-э… Асато, — начала она непривычно осторожно, — тебя не смущает, что я… эм… ну, вроде твоей матери? Асато покачал головой: — Кагари не моя мать. Я люблю Кагари не как мать. Я сказал Коноэ, что Кагари заменила мне мать и что она не моя любимая. Но я хочу, чтобы Кагари стала моей любимой. Кагари мне ответит? — «Ты», — не вполне уверенно поправила его Кагари. — Правильно говорить: «Ты мне ответишь?». Асато смотрел на нее и, кажется, даже не моргал. Кагари тяжело вздохнула. Похоже, она только что окончательно перестала понимать Асато. Они оказались слишком разными. «Вода и огонь никогда не найдут общий язык». — Кагари меня не любит, — Асато убрал руки со стола. — Я понял. — Я этого не говорила, — резко возразила Кагари. И тут же представила, как хватает себя за язык. Асато склонил голову набок. В его глазах появилась надежда: — Тогда?.. — И этого я тоже не говорила, — отрезала Кагари, смутившись. Она не знала, как назвать чувство, которое испытывала. — Я старше тебя, — начала медленно, — я воспитала тебя и я бесплодна. Я не гожусь в спутницы будущему вождю. Подумай об этом, Асато. — Тут не о чем думать, — Асато покачал головой. — Все давно считают Кагари моей спутницей. Раньше я не понимал. А сейчас не понимаю, почему Кагари так злилась. Я тебе неприятен? Он наконец назвал ее на «ты», и Кагари устало прикрыла глаза. С таким же упорством Кая ходила на встречи со своим Мейги, и Кагари не могла ей противостоять; оставалось только следовать ее желаниям. Всю жизнь Кагари следовала желаниям Каи, не задумываясь о собственных. Она воспитала ребенка Каи и готова была порвать любого, кто намекал на совсем не родственную связь между ней и Асато, ведь… Ведь признать, что она находит Асато по-мужски привлекательным, чего никогда не испытывала ни к одному коту, все равно, из Киры или нет, — означало нарушить желание Каи. Кая хотела, чтобы Кагари была для нее напарницей, и Кагари была ею. Кая хотела, чтобы Кагари была для ее ребенка матерью, и Кагари была ею. Кая могла поставить на карту все ради своей любви, не задумываясь о чужих чувствах. Асато отличался от нее. Он тоже ставил на карту все, но никогда не использовал чувства других. Наоборот, он пытался понять их. — Дети, — у Кагари оставался последний шанс. Бесплодие спасло ее от замужества, уберегло от Шикку и поставило наравне с самыми уважаемыми котами Киры; возможно, оно и сейчас выручит? — Если ты станешь вождем, Асато, тебе понадобится жена, у которой будут дети. — У Кагари будут дети, — сообщил Асато. — Нет, — мягко возразила Кагари. — Шаман сказал… — Кагари говорила, что мужчины ей не нужны, — Асато порядком обнаглел, даже перебить ее решился. — Откуда же Кагари может знать? — Но Шикку… — снова начала Кагари. — В Рансене много женщин, — сказал Асато. — Их Шикку тоже не тронула. — Женщин много? — подозрительно уточнила Кагари. — Мне они не нужны, — Асато покачал головой. — Только Кагари. — Я могла понять твою мать, — после паузы сказала Кагари, — но тебя понять не могу. И не могу тебе ответить. Мне нужно время. Асато кивнул: — Я буду ждать ответа Кагари, сколько понадобится. Я не сразу понял. Кагари тоже должна понять. И решить, хочет ли она кому-то принадлежать, как я принадлежу ей. С этими словами он поднялся и через секунду уже спускался по лестнице, ведущей к их дому. Оставшись одна, Кагари устало облокотилась о стол. Возможно, тогда Кая целовала не своего воображаемого Мейги? Может, это Кагари не так ее поняла? Может, она сама оказалась не готова и с легкостью обвинила в этом любимое существо? Кагари подняла голову. Не было смысла думать об этом. Что прошло — то прошло, и, в любом случае, она не собиралась повторять свои ошибки. Она знала, что ответить Асато, когда он вернется.