Страх

Я не верил, что когда-нибудь снова постучу в эту дверь, не верил, что когда-нибудь встречу тебя вновь. Но сейчас я стою на пороге нашего дома, из которого сбежал год назад, не желая больше позорить честь семьи Кенуэй — это решение мне далось с большим трудом. Ты открываешь эту чертову дверь, скользнув по мне взглядом. Тоже не веришь, да? Твои глаза округляются, в них читается печаль, но ты улыбаешься, будто надеялся, что я всё же появлюсь на твоем пороге. Интересно, ты действительно рад меня видеть? Мое лицо сейчас не скрывает дурацкий капюшон, который ты постоянно скидывал с меня, говоря, что так я испорчу себе зрение, а я не верил в это и продолжал ходить с ним, тем самым только больше раздражая тебя. Это была маленькая война, бунт на твоем корабле. Но сейчас ты можешь разглядеть мое лицо, которое украшают множество шрамов. А этот, пересекающий бровь, ты оставил мне после того вечера; я помню, как ты был зол на меня. Наверное, ты думал, что я неправильный, словно раковая опухоль семьи… Мы продолжаем смотреть друг на друга, но ты будто просыпаешься, отступаешь на пару шагов назад, пропуская меня в свою обитель. Тут ничего не изменилось, разве что ты убрал тот бардак, что остался после нашей драки: на полу больше не лежит разбитая посуда, мебель стоит на своих местах, будто здесь ничего не происходило в прошлом году. — Зачем ты пришел? — твой голос звучит тихо, будто боишься спугнуть меня, но я всё равно никуда не уйду. Мне некуда… — Долгая история, — я прохожу вглубь комнаты, тут пыльно и душно, словно в гробу. Такое чувство, что жизнь тут остановилась. — Которую ты бы не захотел выслушать. Ты молчишь, и это давит на слух больше, чем громкий шум. Нечего сказать, да? Я много думал о том, что будет, если наши пути снова пересекутся. Мне так многое хотелось сказать раньше, но сейчас я думаю, что лучше будет промолчать. Ты не изменился, только стал бесчувственным, не как раньше. Ты был мне самым близким человеком, был для меня настоящим отцом. Неужели, после того разговора в тебе пропали все отцовские чувства? — Почему же именно ко мне? — Мне больше не к кому, — это, к сожалению, правда. И мне от этого больно… Ты холодно бросаешь в ответ «понятно» и садишься на кресло, устало прикрывая глаза. Черт, не молчи же… — Насчет того раза, я… — Я думаю, что нам лучше забыть. Ты согласно киваешь, а после — опять долгое молчание. Я надеялся, что это легкомысленное чувство пройдет, но был чертовски неправ. За те долгие годы, пока я не видел тебя, я стал скучать еще больше, но понимал, что ответного чувства от тебя ждать не надо. Какой нормальный отец будет испытывать влечение к собственному сыну?.. Я помню, как ты меня впервые поцеловал. Тогда это было что-то вроде подготовки, проход во взрослую жизнь. Я впервые пригласил девушку на свидание, а ты был рад за меня, подбадривал. Ты показал мне, как нужно целоваться: уверенно, глубоко, пока дыхание не сорвется. Тогда я и понял, что люблю тебя не только, как отца? Наверное, да… К той девушке я никогда не испытывал подобного: как и к любой другой. Тогда я решил признаться тебе. Атмосфера в комнате была обычной: мирной и спокойной, ничего не предвещало беды, только моя собственная глупость. Я рассказал тебе обо всем: о том поцелуе, о моих чувствах, о том, как мне это не дает покоя, но… ты уже не слушал. Могу поклясться, что в твоих глазах сверкала ненависть ко мне, ты был зол, как никогда, думал, что я неправильный, что я грязный, лишний тут. И я ушел, старательно сдерживая слезы и не опуская головы. Интересно, ты вообще умеешь любить? За окном уже темнеет, а мои веки слипаются. Я бы сейчас не отказался от сна, ты, как я вижу, тоже. Судя по синякам под глазами, тебя мучила бессонница. Хотелось бы верить, что это из-за меня — я хочу, чтобы ты почувствовал, каково было мне. Я прохожу в комнату, которая некогда была моей. Кровать аккуратно застелена — я уже не помню, это я ее застелил перед тем, как сбежать, или ты, когда убирался в пустом доме? Я устало ложусь на нее, даже не укрываясь одеялом; сейчас мне хочется лишь уснуть и наконец-то выспаться — этот год был самым тяжелым в моей жизни. Может быть я расскажу тебе когда-нибудь, если ты попросишь. На самом деле я хочу, чтобы ты спросил меня. Я слышу твои тихие шаги и чувствую твой взгляд. Мне так неудобно, хочется скрыться от этого чувства, но я старательно игнорирую тебя. О чем же ты думаешь? И зачем пришел? Скажи что-нибудь. — Ты уже спишь? Я не отвечаю. Хочется слушать тебя, но не хочется реагировать на твои слова. Обида, поселившаяся в моей душе — вот что за чувство мучило меня сейчас. Ты подходишь ближе, остановившись всего в нескольких шагах от кровати. — Коннор? Притворяюсь спящим. От того чувства глупой влюбленности почти ничего не осталось: я лишь хочу, чтобы ты был рядом. Зачем же? — задаю себе этот вопрос. Ты тяжело вздыхаешь, уже увереннее шагая в мою сторону. Сев на краешек, ты внимательно разглядываешь меня. Я не вижу, но чувствую это. — Если бы ты знал, как мне было тяжело без тебя… — ты раскаиваешься, виновато опустив голову. Я знаю, что ты всегда опускаешь взгляд, когда извиняешься. А делал ты это очень редко. — Прости меня, сын. Кажется, я вздрагиваю от этого слова: сын. Разве ты можешь назвать меня своим сыном? Я ощущаю, как кровать прогибается сильнее, когда ты облокачиваешься на нее и задерживаешься надо мной — я даже могу слышать твое дыхание. Когда я чувствую тебя так близко, то не могу отвергать свои чувства, я закапывал их годами, храня в сундуке на цепях, а сейчас все это будто вырывается из оков. Черт… — Я понимаю, какого было тебе… Ты приближаешься еще ближе, настолько, что я чувствую твое дыхание на щеке. Стараюсь сглотнуть так, чтобы ты не заметил. Понимаю, что чертовски хочется прикоснуться к твоим губам — неужели это до сих пор не прошло? — Мне стоило быть отцом для тебя, а я не уследил, что творилось у тебя на сердце. Ты наклоняешься и целуешь меня в макушку, и я, кажется, начинаю плакать. Сердце оковывают железные прутья — почему же я такой неправильный? Почему я продолжаю думать о тебе так, как сын не должен думать об отце? Я так боюсь своих чувств… Это страх, который преследовал меня с тех самых пор, как началось все это. Это так противоестественно… И прямо сейчас он охватывает меня с головой, я не могу убежать от него, как не могу убежать от правды о себе — это мое проклятие. И ты уходишь, оставляя меня наедине с этим страхом.