McDonalds

Луи Томлинсон – самый обыкновенный британский парень. Ему двадцать два и он работает в магазине, продающем диски с видеоиграми и музыкой, а ещё иногда виниловые пластинки. Пять дней в неделю в восемь утра Луи переступает порог торгового центра и поднимается на второй этаж, чтобы поднять пластиковую ширму своего павильона, и пять дней в неделю в восемь вечера парень опускает пластиковое ограждение. А потом, зайдя по пути в какой-нибудь Макдоналдс или Бургер Кинг, Луи отправляется в свою небольшую квартирку в одном из мирных районов города. И он не считает это самым счастливым или самым несчастным временем в своём дне и своей жизни, потому что it is what it is, как говорится. Луи себе даже татуировку такую на груди набил. Гарри Стайлс в свои девятнадцать интересен, как и всякая другая личность, впрочем, может быть, чуточку больше: в силу своей звучной фамилии. Хотя кого это волнует – на бейджике в Макдоналдсе всё равно пишут только имя. Его любимая двадцатичетырехлетняя сестра Джемма на пятом месяце беременности, в ближайшее время она перестанет быть Стайлс и станет Ирвин, и именно по её совету Гарри после переезда устроился на работу в Макдоналдс. Если быть дословным, то это звучало так: “Все сейчас понтуются, идут работать во всякие Старбаксы и Данкин Донатсы, а ты устройся-ка в родной Мак, потому что когда очередной Данкин Донатс закроют с целью замены на какую-нибудь хуйню, вроде Тути-Фрути, выебываться будешь ты”. Но Гарри не будет демонстрировать своё превосходство, он просто будет работать, чтобы купить для будущей племянницы какое-нибудь всё. Гарри хотел бы быть беременным, хотя он и не думает, что это нормальное желание для парня. Недавно у Луи появился напарник, поэтому его смены в магазине немного сократились, но работать пока что нужно было все семь гребаных дней в гребаную неделю. Зато теперь иногда по вечерам удавалось выбраться куда-нибудь с парнями. Сегодня Стэн и Оли оказались чрезвычайно оригинальными и повели Луи “гулять” в кинотеатр, который находится через два ресторана от магазина, в котором работает Томлинсон. Напарник Найл, завидев через стекло обреченное лицо проходящего мимо парня, залился громким ирландским смехом. Двумя часами позже Луи оставляет позади двух активно обсуждающих просмотренный фильм друзей и спускается на первый этаж в Макдоналдс за ванильным коктейлем. – Здравствуйте, ваш заказ? Высокий кассир с беспорядком на голове под и над фирменной кепкой, очевидно, не заметил Луи и обратился к женщине с ребенком, стоящим позади него. Томлинсон решает не обижаться на такое стечение обстоятельств, тем более что кассир очень мило ведет себя с трехлетней малышкой и позволяет ей выбрать игрушку для хэппи-мила, дав каждую из них потрогать. “Соу мяу”, – думает Томлинсон ровно до того момента, пока милый, но, вероятно, охреневший кассир не начинает брать заказ у следующего мужчины. Хэй, метр семьдесят пять это, конечно, не очень много, но не настолько же, чтоб из-за прилавка не увидеть! Луи ждёт ещё пару минут в надежде на то, что парень всё-таки его заметит, но – нет. – Молодой человек! – Ох, да? Что? – растерянный взгляд уставшего работника, на котором висит две кассы, падает на шатена в серой толстовке и черных джинсах. – Молодой человек, вы меня не обслужили, – Луи морщит нос. – Не заметили. Зелёные глаза становятся шире, рот приоткрывается в неловком “о”, а щеки моментально вспыхивают. – Простите, ради Бога, что вы хотите? – кассир смотрит на Луи настолько извиняющимся взглядом, что всё недовольство парня моментально угасает в груди. – Большой ванильный коктейль. Парень кивает, пробивая заказ на экране, и произносит: – Один маленький клубничный коктейль, что-нибудь ещё? Луи хмурит брови и чуть громче повторяет: – Большой ванильный коктейль, а не маленький клубничный. – Ох, простите, средний шоколадный, извините. Томлинсон пропускает смешок, присматривается к бейджику на оранжевой футболке и повторяет: – Гарри, большой ванильный. В первые секунды парень за кассой, очевидно, удивляется, откуда клиент знает его имя, но потом вспоминает о бейджике и, гуще краснея, пробивает один большой ванильный коктейль. Сегодня очередной “не его” день, а всё потому что прошлую ночь он не спал, посвятив драгоценные часы просмотру сериала, и сейчас организм парня отчаянно бунтует против такого режима. Отдав сдачу Луи, парень с бэйджиком “Гарри” скользит по полу к автомату с коктейлями, нажимает “ванильный”, вставив большой стаканчик, и подкатывает к соседней кассе, едва не сбив с ног вышедшую на подмогу запарывающимся работникам менеджера. Луи вроде и злится на такую нерасторопность молодого работника, а вроде и какой он милый, чёрт возьми! Получив очаровательную улыбку, “спасибо за ожидание” и свой заказ от Гарри, Томлинсон по частям выуживает себя из толпы и подходит к друзьям, которые уже его ждут. А они снова отправляют парня в очередь со словами: “ченить пожрать возьми”. Вставать в ту же кассу Луи неудобно (подумает ещё, что дебил какой-то), поэтому он выбирает более длинную соседнюю очередь. Которую, сюрприз, тоже обслуживает Гарри! – Вам снова большой ванильный коктейль? – улыбка на лице кассира ненормально широкая и вызывает у Томлинсона неоригинальные ассоциации с чеширским котом. Луи хмурится и выдает слабое подобие улыбки в ответ: – Нет, мне, пожалуйста, два БигМака, две больших картошки фри, два кисло-сладких соуса и…, – он пробегает глазами по меню над головой, – картошку по-деревенски, пожалуй. С сырным соусом. С собой. Парень за кассой проговаривает про себя весь заказ и, подняв взгляд на Луи, выдаёт то самое, что заставляет все нервы в организме натянуться тугой струной: – Пирожок с вишней не желаете? Почему бы вам, блять, не исключить из меню эти ебаные пирожки, если они у вас так плохо продаются? – Нет. Томлинсон оплачивает заказ и думает о том, что его друзья – пидоры. Гарри молча наполняет бумажный пакет, мечтая о мягкой кровати и размышляя о никчёмности пирожков с вишней. – Спасибо за ожидание! Приходите к нам ещё! **** Луи Томлинсон не привык изменять своим привычкам, но он готов был их немного преобразовывать. Так, в один прекрасный момент, его выбор “Макдоналдс или Бургер Кинг” сокращается до “Макдоналдс” и, нет, вовсе не из-за милого кассира. Луи действительно не намеренно встаёт в кассу Гарри через пару дней после их первой “встречи”, но он не может отрицать того, что дальнейшее оскудение его рабочего, а иногда и послерабочего рациона происходит именно по вине симпатичного работника. В третий раз Томлинсон думает: “А не познакомиться ли с ним?”, а на четвертый ему снова приходится столкнуться с его невнимательностью. – Эм, Га- молодой человек, вы, кажется, ошиблись, – заявляет Луи, пододвигая чек к парню и указывая на пробитые “чизбургер” и пресловутый “пирожок с вишней”, вместо заказанных им БигМака и картошки фри. – Что-то не так? – с притворной учтивостью отзывается Гарри, кладя на поднос именно то, что было заказано: БигМак и фри. Парень хлопает пушистыми ресницами, пристально смотрит на Луи своими лукавыми зелёными глазами и слегка улыбается. И, кажется, что он совершенно не понимает, о чем идёт речь. Как будто это не он только что пробил заказ за полцены. Луи смотрит сначала на еду, потом на чек, на котором всё ещё стоит его палец, потом на Гарри, чьи губы подёрнуты почти неуловимой ухмылкой, а в голове, тем временем, пытается решить для себя: “Вот это сейчас флирт был, или он мне по-дружески цену сбавил, типа “бро, по-мужски, от всей души”?”. – Нет, ничего, всё в порядке. Спасибо. – Тогда приходите к нам ещё! – Гарри одаряет Луи профессиональной улыбкой. Присаживаясь за столик, Томлинсон чувствует себя шестнадцатилетним подростком. В следующий раз происходит то же самое, ещё через раз – тоже. На седьмое пересечение судеб в Макдоналдсе, Луи решает, что с него достаточно, и, проверив, работает ли сегодня Гарри, отправляется в Бургер Кинг. Кажется, он давненько там не был. **** Гарри заканчивает свою смену в одиннадцать вечера и переодевается в штатскую одежду в невероятно унылом расположении духа. Тот симпатичный парень, который, очевидно, работает в этом торговом центре и посещает Макдоналдс каждый день во время и после работы, сегодня не заходил. Вернее, он шёл вдоль ресторана, удостоверился, что Гарри сегодня работает, и, решив, что Стайлс этого не заметит, прошёл мимо. А Стайлс заметил. И жутко расстроился. Этот парень, чьё имя он до сих пор так и не узнал, потому что тот не имел никаких бейджиков, приглянулся Гарри ещё в первый раз, когда тот по случайности оба раза встал в кассу к Гарри. Парень был уставший, раздражительный, вёл себя резко, но отчего-то всё равно показался Стайлсу милым. Вероятно, конечно, потому что перед этим Гарри не спал ночь. Но ведь и в последующие их встречи парень видел усталую, но добрую полуулыбку-полуусмешку, пронзительный прищур то ли голубых, то ли серых глаз и даже лёгкий румянец смущения, когда Гарри дешевле пробил ему заказ. И, похоже, Стайлс переборщил с попытками понравится этому юноше, потому что тот теперь избегает заведения. Класс. Просто класс. Гарри покидает служебный вход, находящийся рядом с магазином одежды, так быстро, что даже не замечает человека, сидящего на ближайшем к магазину диване, пока тот не выдает своё присутствие лёгким покашливанием. Стайлс резко останавливается на полпути, хмурится и с усталым удивлением поворачивается в сторону звука, пока его взгляд не падает на парня со знакомыми карамельно-каштановыми волосами (которые упорно и, чёрт знает почему, ассоциируются у Стайлса со жжёным сахаром). Гарри замирает от неожиданности, а парень поднимается с дивана и, закинув яркий портфель на одно плечо, подходит к Стайлсу. Гарри начинает паниковать. Что? Он, что, его ждал? Парень легко улыбается и немного прищуривается: – Да расслабься ты. Я не кусаюсь. Он слегка наклоняет голову и, снова прищурившись, смотрит в лицо Стайлсу. Голубые. Глаза голубые. – Меня, кстати, Луи зовут, – спустя секунду добавляет он. – А то ведь мы так нормально и не познакомились, – парень шутливо протягивает руку для рукопожатия. Гарри машинально отвечает, кивнув головой, и расплывается в дружелюбной улыбке. Луи. Гарри перекатывает имя на языке. Луи. Такое сладкое, солнечное, а буква “л” звучит, как переливы воды в тихом ручье. Луи. Такое французское и романтичное. Луи. – Приятно познакомиться, – наконец, выдает Стайлс, улыбнувшись ещё шире, и выпускает руку парня. Его ладонь несколько меньше, по сравнению с ладонью Гарри, а на тыльной стороне выпирают венки. Вокруг запястья набита татуировка каната, а на предплечье – какая-то большая птица. Луи весь такой небрежно-аккуратный в своих видавших виды узких чёрных джинсах, обыкновенной белой футболке и закатанной в рукавах светлой джинсовой куртке, что у Гарри замирает сердце. И урчит в животе. – Хэ-эй, вот только не говори мне, что работник Макдоналдса может быть голодным, – Луи вскидывает брови и смотрит на Гарри с наигранной укоризной и какими-то искорками в глазах. – Я просто не успел пообедать, – Стайлс виновато пожимает плечами и не может понять: кружится у него голова от голода или от этого очаровательного парня? Желудок урчит повторно, и Гарри быстро втягивает живот, чтобы заглушить звук. – У меня осталась пара бананов – я брал их сегодня с собой на работу, но не съел – будешь? – Луи абсолютно спокойно тянется к своему рюкзаку и, едва Гарри успевает что-то возразить, протягивает ему два банана в целлофановом пакете. Господи, этот парень ещё и бананы с собой носит. Стайлс, ты точно влюбился. – Не- – Ты не любишь бананы? – Нет, люблю, просто- – Тогда бери и ешь. Они чистые, свежие: Найл сегодня четыре штуки только так умял. Найл – это мой напарник, если что. – Спасибо. – Без проблем, солнце, – Луи снова закидывает рюкзак от “Vans” на плечо и подталкивает Гарри ладонью в талию к выходу из торгового центра. – И пойдём, а то нас тут до утра закроют. Они идут вдоль многоквартирных домов, через небольшой сквер, а на улице двенадцать часов ночи, по-летнему тёмно-синее небо и прохладный освежающий ветер. Гарри с безграничной благодарностью ест бананы и чувствует себя почти счастливым, в то время как Луи рассказывает о том, что продает диски и пластинки в магазине на втором этаже торгового центра. – А ты знаешь, как хоронят татар? – внезапно спрашивает Стайлс. – Что? – скорее от неожиданности вопроса, чем машинально, откликается Луи. Не то чтобы он не расслышал, но что? – Как татар хоронят, знаешь? – без особого энтузиазма повторяет Гарри. Слабый ветерок шевелит его уложенную наверх челку и каштановые завитушки-пряди по бокам. Интересно, он их специально завивает? – Э-эм, нет. – Хочешь, расскажу? – Не стоит. – Уверен? – Да. Гарри пожимает плечами и улыбается, как улыбаются рассказчики отвергнутых историй: быстро и грустно. В окне первого этажа его дома загорается свет. – А домашние животные у тебя есть? Этот разговор выходит натянутым, потому что все их предыдущие разговоры состояли из диктовки заказа и пожеланий хорошего дня. Они даже не знают, о чем говорить, и это нормально, и Гарри пытается как-то улучшить ситуацию, а Луи ему благодарен. – У меня – нет, – Томлинсон переступает с ноги на ногу. – Но у моей мамы в доме живёт небольшой какаду, которого выпросили мои младшие сёстры. Вместо приветствия он кричит “Физзи дурра учиучи”, потому что Физзи не любит математику, а Лотти считает, что это – лучший способ заставить младшую сестру ей заниматься. Гарри смеется, и Томлинсон видит в нём ребёнка: его смех внезапный, искренний, а улыбка озаряет всё лицо. – Я бы не стал заводить попугая, – после небольшой паузы добавляет Луи, – потому что, живя у меня в квартире, он умел бы только материться. Лотти сказала, что с моим чувством ответственности мне даже рыбок доверить нельзя – они умрут от голода в грязном аквариуме. Гарри жмурится и его плечи мелко подрагивают. – А у нас есть кошка Дасти и жёлтая канарейка, – говорит он, отсмеявшись, но всё ещё улыбаясь, как будто он – пятилетний мальчик, а Луи – взрослая тётя, которой обязательно надо рассказать о своих питомцах. Но Луи вспоминает лишь мультик “Сильвестр и Твитти”, который обожают одни из его младших сестер – Фиби и Дейзи. – А как зовут канарейку? – интересуется Томлинсон. – Жёлтая Канарейка. – М. Крутое имя. И почему-то у Луи даже не возникает вопросов о том, кто его выбирал. Они стоят ещё около получаса под глубоким ночным небом в окружении тихого шелеста листвы и отдельных далёких звуков, затем обмениваются номерами, и Гарри дружески обнимает Луи на прощание, и именно в этот момент Томлинсон знакомится с ещё одним представителем семьи Стайлс. – Я дико извиняюсь, что прерываю ваши лобызания, – входная дверь справа от парней открывается и на пороге появляется беременная девушка с неоновыми голубыми волосами, к концам окрашенными в фиолетовый; она с хрустом откусывает яблоко и продолжает: – Так вот, я ещё раз дико извиняюсь, но мама уже спит, а я в процессе, так что, Гарри, не забудь закрыть дверь, а если соберешься приводить своего хахаля, – на этом моменте она кидает выразительный взгляд на Луи, который так до сих пор и стоит в недообъятьях, – хахаля, да, то, будь добр, закрой ещё и свою спальню. Веселой ночи! Дверь захлопывается с громким стуком в половину первого ночи, а Гарри отпускает Луи и зажмуривает глаза, потому что стыд съедает его изнутри с ощущением, которое можно сравнить разве что с растекающимся в резервуарах для картофеля фри кипящим маслом. – Мне очень неловко, – выдаёт он. С губ Луи срывается лишь еле слышное “кху-кху-кху”. – Извини, пожалуйста, просто беременные, знаешь, они такие... – Да ладно, я понимаю, – Томлинсон давится беззвучным смехом. – У меня пять младших сестёр и один брат – мне ли не знать, что вытворяют беременные. Стайлс крутит кольцо на среднем пальце левой руки (за эти кольца менеджер уже не раз обещала ему сделать выговор) и виновато смотрит то на дверь, то на Луи, бегает глазами по его лицу и глупо улыбается. Он не может понять: Луи смеется над ситуацией или над ним? – А ты с ними не живешь, да? – спрашивает он. Гарри всё ещё не понимает, а Луи всё ещё пытается сдержать смех. – Да, – с губ Томлинсона слетает очередное “кху-кху-кху”, – они все, конечно, очаровательные, – “кху-кху-кху”, – но я решил, что хочу пожить как нормальный двадцатидвухлетний парень и съехал, – “кху”, – съебался. Луи срывается на хохот, Гарри пропускает своё “кху-кху-кху” сквозь глуповатую улыбку. И даже если Луи смеется над ним, Гарри всё равно, потому что ему нравится то, что он видит: зажмуренные глаза, морщинки в уголках, обнаженные верхние зубы, аккуратные складки на щеках от улыбки. И детский, высокий, почти мальчишеский смех, как будто фальшивый, но, нет, самый обворожительный из всех, что Гарри когда-либо слышал. От чувства неловкости в груди почти ничего не остается. Теперь там растекается что-то мягкое и вязкое, как мёд, смешанное со щемящей нежностью. Стайлс понятия не имеет, какие чувства вызывает у него этот парень-мальчишка (которому, оказывается, двадцать два), – он не может описать, – как он не может описать и самого Луи. Этот Луи такой… такой… Такой тёплый, но дерзкий, такой маленький, но колючий, вроде и ёжик, а вроде и самая настоящая секс-мечта: с татуировками из-под закатанных рукавов джинсовой куртки, немного обросший и с лёгкой небритостью. И Гарри не знает, хочет ли он до одурения обниматься с ним, лежа в кровати и укрывшись тёплым пледом, или зализать и зацеловать его всего, поцарапавшись щекой об однодневную щетину, или он хочет оказаться вжатым его несомненно горячим телом как самая последняя проститутка в какой-нибудь матрас. Ах, прости, Господи! Он же работает в семейном заведении.

****flash-humor****

Сегодня у Луи выходной. Вчера у него тоже был выходной, как и позавчера, – три выходных подряд, – благодарность начальства за четыре долгих месяца работы без устали, без выходных и без Найла. В первые дни, то ли от счастья, то ли от большой любви к людям, резиновая подошва чёрных вэнсов не ступала на гладкую плитку торгово-развлекательного центра. На третий день подошва соскучилась по одному кассиру из Макдоналдса, и Луи в прекрасном расположении духа (и это в десять-то часов утра) направляется в родной торговый центр. Настолько родной, что он появляется там чаще, чем у себя в квартире. Без шуток. Реально чаще. Шагая по бежевому полу, приветствуя некоторых знакомых охранников, шатен издалека замечает опять же знакомый магазин мужской одежды, заворачивает за угол в предвкушении увидеть длинные очереди и шоколадно-кофейные локоны за кассой и… ничего не видит. Траурная музыка. Макдоналдс закрыли. Сотни жирных девочек из ближайших домов и Луи льют крокодильи слёзы. Но пострадал не только Мак: Subway surfers, тьфу ты, просто Subway, располагавшийся за ним – тоже. Досталось и KFC-сгорю-в-аду-за-медленное-обслуживание-и-тухлую-курочку-в-салатике. Названия остальных ресторанов в своё время не удостоились внимания, но лишь wokker, один-единственный из шести ресторанов на первом этаже, стойко держался теперь среди белых полотен закрытых помещений. Два лысых nigga nigga nigga nigga nigga nigga nigga I’m 100% nigga* негра на четыре кассы зазывали в китайскую забегаловку каждого мимо проходящего, приветствуя вне зависимости от времени суток одинаково растянутым на недосветский манер “гоуд моунин”. {Good morning} Два лысых негра в китайском ресторане и ни одного покупателя. Так было всегда, но сейчас это выглядело особенно печально. Хотя Томлинсон всегда думал, что этим двум ребятам стоит скооперироваться и начать зачитывать заказы под битбокс, тогда, быть может, появились бы и посетители. Но сейчас не об этом. Из-за отсутствия Макдоналдса и, соответственно, Гарри в нём [в Макдоналдсе, конечно], Луи решает набрать номер Стайлса. Он находит в контактах “Кудряшка Сью” и нажимает кнопку вызова. – Алло, – раздаётся на том конце хриплый голос и по шуму на фоне ясно слышно, что Гарри находится в чистилище Ада, то есть в Макдоналдсе в воскресный день. – Гарри, ты где? – Я на работе, – немного удивлённо отвечает всё тот же хриплый голос, за который не грех отдаться, да ещё и с доплатой. – Как ты можешь быть на работе, если твоей работы нет? – В смысле “нет”? – голос на том конце что-то роняет и матерится. – Я сейчас на работе, в Маке, и клиент за стойкой явно намеревается нецензурно выразиться в мою сторону. Относительно твоих высказываний моя реальность убедительней твоей. – Заткни своего Канта** и скажи мне, почему я стою на месте, где должен быть Макдоналдс, но его здесь нет. – Это Гуссерль**. Я не знаю, где ты стоишь, но Мак там, где и был. – Окей, ладно, я на первом этаже, ты где? – для достоверности Луи даже прокручивается на месте вокруг себя. – А! – голос смягчается, Гарри, кажется, улыбается и произносит кому-то дежурное “хорошего дня”. – Видишь белое полотно рядом с собой? – Ну. – Подойди к нему вплотную. – Гарри, ты издеваешься?! Луи не то чтобы злится, но сбросить вызов ради драмы вполне может. Зря что ли в театральный кружок в школе ходил? – Подойди-подойди, – повторяет Гарри абсолютно спокойно. – И что же дальше? – с издёвкой спрашивает Томлинсон, машинально прищуриваясь и склоняя голову набок. – Ты предложишь мне пройти сквозь стену? – Подошел? – Да! Стайл- – А теперь подними взгляд на уровень одного метра семидесяти пяти сантиметров и прочитай, что там написано большими красными буковками. Если слишком высоко, можешь взять стульчик неподалёку, я подожду. Луи багровеет от возмущения, но читает текст, правда, не вникая в его смысл: – Мы переехали. Второй этаж. – Ну? – А, стоп, вы на второй этаж переехали? – А как ты догадался? – Эм, ладно, я понял…, – Луи собирается сбросить вызов, но быстро вспоминает, что второй этаж ему знаком ровно до магазина, в котором он работает. – Стоп! А где вы там? На том конце раздаётся смешок, и Гарри отвечает таким голосом, как будто он ждал этого вопроса: – Рядом с красными буковками есть схема второго этажа, там должно быть написано “мы здесь”. Так вот, мы там. – Я не вижу никакой схемы, тут нарисован только стульчак от унитаза. – Это и есть схема второго этажа. – Чё, реально? – Луи аж отходит подальше от закрытого заведения и оглядывается наверх. – Бля, никогда бы не подумал, что второй этаж у нас построен в форме стульчака! Раздаётся хриплый смех, и в нём Луи никогда бы не узнал тот детский, внезапный, который слышал буквально несколько дней назад, стоя посреди ночи возле дома его обладателя. Наконец, шатен понимает, куда переместили Макдоналдс, вспоминает даже, что все рестораны вскоре собираются перенести на второй этаж, и другие планы перестройки торгового центра: – Вы рядом с Бургер Кингом? – Да. – Окей. Луи кладёт айфон в задний карман неизменных чёрных джинсов и довольно шустро поднимается на второй этаж. Пройдя чуть дальше знакомого короля бургеров, парень видит обновлённую версию разочаровавшего его KFC, а потом переступает порог нового Макдоналдса и попадает в Соединённые Штаты Америки. Это первое, что приходит Луи на ум, как только он видит, как изменился привычный ему Мак за те три дня, что он тут не был. Извилистые деревянные перегородки, кожаные диванчики, барные стойки, вид из окон на площадь перед торговым центром и приятная музыка – всё это заставляет Томлинсона вспомнить десятки американских фильмов про подростков, которые так любит Лотти. Парень оглядывается буквально пару минут, а потом замечает знакомую шевелюру за кассой в МакКафе, которое теперь тоже тут открыли. Народу странно немного, а в кассе кафе вообще стоят только две девушки лет семнадцати. Шатен здоровается с Гарри кивком и улыбкой с прищуром и ждёт, пока те две девушки что-нибудь закажут. Гарри, впрочем, занят тем же, но это не мешает ему с приветливой нежностью смотреть на Томлинсона и легонько улыбаться. Потому что, понятно, если он улыбнётся ярче, рыженькая из двух девушек закажет вместо какого-нибудь капучино кассира по имени Гарри. Луи снова оглядывает заведение, опираясь локтем на теперь ещё более высокий прилавок. “Я пять и девять, я пять и девять”, – повторяет он про себя. Одна девушка заказывает фраппе с видом “я хз, что это, но попробую”, а вторая, в очках, старательно изучает меню, но заказывать ничего, очевидно, не собирается и просто ждёт подругу. Луи, тем временем, вполоборота изучает витрину с чизкейками, рядом с которой облокотился. Он позавтракал, но вот от кофе бы не отказался. Шатен переводит взгляд на Стайлса, который так же, как и клиентка, понятия не имеет, что такое фраппе, закидывает в прозрачный стаканчик малину и пробует залить её молоком, но потом понимает, что что-то пошло не так, и зовёт кого-то из служебного помещения. Оттуда выходит Дэвид Бэкхэм с добрыми карими глазами кокер-спаниеля. Он шепотом советует что-то Гарри, и ко всему прочему в стаканчике появляется раздолбленный в блендере лёд. Парни переговариваются, до ушей девушек и Луи долетают фразы “да я хз, как его готовить” и “ну ты же умный”, и подруги начинают хихикать, а Луи сам пытается сдержать смех. Затем из служебного входа появляется очаровательная девушка с бэйджиком “Софи”. Она сначала с укоризной смотрит на двух парней, потом взмахивает своим женственным запястьем в жесте “сойдёт” и добавляет взбитые сливки на имеющуюся в стаканчике кашу. Дэвид Бэкхэм тянется к шоколадному соусу по приказу девушки Софи. “Но она просила малиновый”, – шепчет Гарри. “Значит, лей малинового”, – отвечает девушка. “Но у нас нет малинового!” – ещё громче шепчет Гарри. ”Ой, ну бля, добавь клубничного”, – опять взмахивает очаровательное запястье. “Я включу это в фик”, – сквозь слёзы и смех выдаёт девушка в очках, обращаясь к подруге, облокотившейся о прилавок в истерике. Луи не знает, что такое “фик”, но ему становится дико смешно, когда Гарри, лучезарно улыбаясь, протягивает рыженькой подруге стаканчик, за его спиной с такими же улыбками стоят Дэвид-Бэкхэм-который-оказывается-Лиам, и девушка с именем Софи, а покупательница, силясь не сорваться на хохот, принимает из рук Гарри некое фраппе, которое вроде бы так и должно выглядеть. Она выдавливает “спасибо” и уводит за собой очкастую подругу. Луи приводит себя в порядок и подходит к кассе. – Что будешь заказывать? – на лице Гарри появляется нежная улыбка и ямочки, а взгляд тёплый, как чашечка ароматного чая. – Ну ты и стерва, – первое, что говорит Томлинсон, припоминая их недавний разговор по телефону. – И, да, точно не фраппе. Гарри пропускает короткий смешок, а тёплый взгляд сменяется лукавым. В этом парне живёт удивительная личность, а Луи заказывает удивительной нежности чизкейк “Нью-Йорк”.

****end of flash-humor****

С их обмена телефонными номерами прошло добрых две недели, с их последнего разговора – двадцать пять минут. Сейчас Гарри Стайлс ходит вокруг одного и того же фонтанчика со статуей писающего мальчика в городском парке и не может припомнить ни один роман с упоминанием настолько спонтанно организованного первого свидания, какое выходит у него с Луи. Это точно свидание, а не просто дружеская встреча, – Гарри спрашивал,– но сначала десять минут разговаривать о соусах для картошки фри, а потом назначить свидание без права выбора отрицательного ответа – чересчур оригинально. Гарри нервно кусает ногти на правой руке и делает четырнадцатый круг вокруг писающего мальчика. Мальчик недоверчиво на него косится. Он проезжает мимо него на своём самокате по серым кирпичикам тропинки в сторону мамы и щурит свои и без того азиатские глазки. Естественно, речь идёт о разных мальчиках. Если бы на Гарри подозрительно смотрел тот самый, из фонтана, парень бы понял, что пора начать спать по ночам. Погода была сегодня несказанно хороша: плюс двадцать три градуса по Цельсию, тёплый ветерок и редкие облачка. Сочная июньская зелень окружала со всех сторон, откуда-то веяло запахом скошенной травы, смешанным с нотками бензина из-за газонокосилки. Солнца на небе почти не было видно, но оно всё равно ярко освещало всё вокруг, пробиваясь сквозь кроны высоких деревьев. В парке было тихо, хотя сейчас пять вечера и вокруг много детей. Гарри любит детей, очень любит, но сейчас он нервничает из-за свидания с парнем, и мамы могут быть спокойны за своих чад. Гарри присаживается на бордюр фонтана и вытягивает ноги, смотря на закатанные до щиколоток рваные на коленях чёрные джинсы и неоновые жёлтые кроссовки “найк”. Их ему купила Джемма и сказала, что они классно смотрятся. Они реально классно смотрятся. Гарри перестает кусать ногти и начинает крутить кольца на пальцах, то и дело одёргивая светло-голубую рубашку в полоску или белую футболку под ней. На голове у него светлая шляпа, а сам он в тёмных очках, и весь его образ такой яркий и солнечный, как Лос-Анджелес. Образ брату тоже подбирала Джемма, она вообще – душечка, когда не язвит, но не язвит она только во сне. Когда в конце аллеи в голубовато-серой тени деревьев показывается фигура Луи на скейтборде, Гарри испытывает чувство сродни, вероятно, только тому, какое испытывают женихи, впервые увидев свою невесту в свадебном платье. Гарри, конечно, не жених, а Луи, конечно, далеко не невеста, но Стайлс определенно очарован и бесповоротно влюблён. Татуировок на теле парня, оказывается, значительно больше, чем Гарри мог предположить, но все они, боже, как же все они идеально смотрятся на смугловатой коже шатена. Помимо каната, птицы, всякой мелочи, на правой руке у Луи красуется большая татуировка оленя с сердцем в рогах. И как бы это не звучало, выглядит это бесподобно, а олень смотрится так, как будто тут ему и самое место. Но в восторг Гарри приводит другое – надпись “it is what it is” на ключицах. На ключицах, которые хочется кусать, целовать, утыкаться в них носом и пить из них мёд или красное вино. Луи весь, начиная от имени, заканчивая внешним видом, ассоциируется у Гарри с мёдом и Парижем, и он понятия не имеет, откуда в его голове столько романтики. Но Стайлс определённо когда-нибудь так сделает: выльет вино на грудь Луи и слижет всё до последней капли с его чёртовых ключиц, которые Томлинсон оголил, надев майку пастельно-фиолетового цвета, тоже вызывающую у Гарри ассоциации с грёбаным красным вином. Похоже, ему надо выпить. Осознание прошибает Стайлса электрическим разрядом, и парень вздрагивает, когда Луи уже почти подъезжает к нему. Бабочка. Чёртова татуировка бабочки у него самого на животе, дополняющей частью которой на эскизе татуировщика была надпись “it is what it is”. “It is what it is”, красующаяся на ключицах у парня, в которого он влюбился. У парня, который с довольной, даже нахальной, ухмылкой достает левую руку из-за спины и протягивает Гарри букет полевых цветов. Молодой парень в надетой козырьком назад кепке; с карамельными волосами; небольшой чёлкой, спадающей на смуглое лицо; лучезарными голубыми глазами; в светло-голубых джинсовых шортах; в майке цвета фиолетовой орхидеи; в чёрных вэнсах; стоит, до сих пор одной ногой на скейтборде, стоит и протягивает Гарри грёбаный букетик полевых цветов. Боже. Если их первую дочку не будут звать Эмили, и она не пойдет в художественную школу, Гарри будет очень разочарован. **** – Как это у тебя получается? Гарри закусывает нижнюю губу и своими зелёными-зелёными глазами смотрит на то, как Луи плавно катится на скейтборде рядом с ним, иногда напрягая икроножные мышцы. Гарри нравятся ноги Луи, должно быть, он занимается футболом, но ещё больше ему нравится татуировка в виде паутины на левой лодыжке. – Что именно? – интересуется Луи, закидывая в рот фундук и протягивая Гарри стаканчик. – Ну, кататься, – Гарри кивает головой в сторону скейта и берёт своими длинными пальцами пару орехов. – Эм, да ничего сложного: отталкиваешься ногой, встаешь на доску и едешь, – Луи пожимает плечами, отталкиваясь и проезжая чуть вперед. Гарри заворожённо смотрит на парня: – Звучит легко, – отзывается он. – Хочешь, научу? Луи спрыгивает со скейта, останавливает его носком кеда, и в его глазах загорается тёплый огонёк. – Нет, не надо. Гарри смущенно улыбается и вертит головой, отчего его локоны-завитушки по бокам начинают вздрагивать. Луи ухмыляется и прищуривается, – это его любимая привычка. – Давай-давай, здесь нет ничего сложного! – Луи, нет! Гарри пятится, прижимая букет к плечу. – Ну дава-ай, – Луи хватает Гарри за руку и тянет на себя. Ладонь Луи тёплая. Ух ты! На левом запястье у него татуировка браслета с мастями. Гарри сдаётся. Луи демонстрирует ему, как надо отталкиваться, как надо ставить ногу на доску, как надо держать равновесие, затем проезжает несколько метров и возвращается к парню. Стайлс передает цветы в ответственные руки ухмыляющегося шатена, берёт скейтборд и ставит на асфальт. Затем снова наклоняется, переставляет руками доску на более прямое направление и выпрямляется. Луи пожевывает орешки, Гарри ставит левую ногу на доску, отталкивается правой, проезжает с полметра, соскакивает и заново устанавливает руками скейтборд на асфальте. Стайлс проделывает подобную вещь порядка четырех раз, проехав при этом не больше двух с половиной метров, а Луи тихо смеется. Аккуратист. – Оттолкнись сильнее! – Я упаду! – Не упадешь! Гарри соскакивает, падает, проезжается голыми коленями по газончику и останавливается в полуметре от кромки воды у небольшого озера. Луи сгибается пополам, и Стайлс слышит его смех. – Господи, это нужно было снять и выложить на ютуб, – выдает Томлинсон. – Не смешно. – Смешно. Ты в порядке? – Физически – да, эмоционально я разбит. Гарри продолжает сидеть на траве, в паре метров от него лежит скейтборд вверх колёсиками. Луи поднимает скейт, подходит к Гарри и протягивает руку: – Юный философ, – фыркает Луи. – Вставай. – Нет. – Вставай, говорю. – Я больше не встану на него. – Встанешь. И снова тёплая ладонь Луи и его выпирающие венки творят удивительные вещи. Гарри становится на скейтборд, Томлинсон отдаёт орешки и букет и встаёт позади парня, а затем обхватывает Стайлса за талию, слегка прижимая к себе: – Я научу тебя держать равновесие, – говорит он, обдавая ухо Гарри теплом, и тихонько усмехается. Какой скейтборд! Гарри бы на земле сейчас устоять. Луи отталкивается, но ногу на доску не ставит, оставляя её в воздухе. Гарри спиной чувствует, как грудь Луи прижимается к нему, и он готов поставить миллион долларов на то, что его собственные щёки сейчас алые, как заря зимой. Парень крепче сжимает в руках цветы и стаканчик с орешками. Им удаётся проехать в таком состоянии вдвое больше того расстояния, что преодолел Гарри в одиночку, прежде чем они теряют равновесие и падают, откатываясь на разные стороны тротуара, перед мирно прогуливающейся по аллее Джеммой Стайлс. – Ну и что это было? – девушка выразительно приподнимает брови домиком и складывает руки на своём небольшом животике. – Джемма? А что ты здесь- – Гуляю, братец, гуляю, – перебивает она Гарри. – Я, знаешь ли, беременная, мне, типа, нужно почаще прогуливаться и свежим воздухом дышать. Сильно извиняюсь, но ты со своим парнем ещё не выкупил этот парк. – Он не мой па- – Ой, ну-ну. Девушка переводит скучающий взгляд на Луи. Парень так и продолжает стоять по другую сторону тротуара от Джеммы с выражением отрешенности на лице и в полном непонимании того, как стоит себя вообще вести. – А у твоего парня есть вкус, – девушка осматривает Томлинсона с ног до головы, задерживая взгляд на вэнсах. – Он не мой па- – Классные кеды, – Луи кивает китайским болванчиком в благодарность на комплимент. – Это “vans”? – интересуется будущая мамочка. Луи снова кивает. Ещё чуть-чуть и у Гарри закипит котелок и повалит пар из ушей. – Вэнсы классные, но мне всё равно больше найки нравятся, – констатирует девушка, позевывая и разминая шею. Джемма стоит в центре аллеи, по одну сторону от неё брат, который вообще-то её очень любит, но сейчас закопал бы, а по другую – его он-не-мой-парень-но-я-в-общем-то-не-сильно-против-что-ты-его-так-называешь. Ничего необычного, впрочем. – Твоему брату тоже, – наконец отвечает Луи, намекая на обувь Гарри. Стайлс-старшая фыркает: – Ему нравятся пидорские ботиночки с показов мод, но пока он не стал знаменитым, я не позволю ему выходить на улицу в этом убожестве. Неловкую тишину разрезает голубь своим “уру-ру”. – Ох, ну и где же этот Эштон? – девушка вздыхает и переминается с одной миниатюрной ножки на другую. – О! К их компании бегом приближается парень с сахарной ватой, мороженым и ещё чем-то в руках, а его кудрявые локоны на ветру забавно развеваются. Он резко останавливается перед Джеммой, кивком здоровается с Гарри и Луи и отдаёт девушке сахарную вату. – Э-эштон, – тянет девушка, – последние извилины в кудри превратились? Ты забыл, как я просила? – Ой, прости, дорогая! Парень поливает из тюбика, который нёс в руке, сахарную вату карамельным сиропом. Луи морщится, а у Гарри дёргается глаз, и он шепчет что-то вроде: “Спасибо, что не с майонезом”. – Ну ладно, мои гейские друзья, мы пойдём. Неловкой тишине не даёт образоваться кашель Луи, вызванный сдерживаемым смехом. **** – Гарри, сынок, а сколько лет твоему парню? – Ма-ам, и ты туда же? Двадцать два ему, в декабре – двадцать три. – М-м, хорошо. А к чему “и ты туда же”? – Ну, перестаньте называть его моим парнем! Мы просто встречаемся. Он не мой парень. Ну, пока. **** – Ты в курсе, что в среду в нашем кинотеатре скидка? Луи ступает в своих неизменных чёрных вэнсах по мокрому от недавнего дождя асфальту рядом с Гарри, пока тот едет на скейтборде. Вернее, конечно, пытается ехать, но всё равно удерживаться на шкуре, – а именно так, оказывается, и называется эта шершавая поверхность доски, – у него получается лучше, чем две недели назад, когда он встал на неё первый раз. – Какая? – спрашивает Стайлс и теряет равновесие, хотя секунду до этого держался более чем уверено. Луи ловит скейт, мягко улыбается, как всегда прищуриваясь, и встаёт позади парня, как только тот возвращается на доску. Томлинсону иногда кажется, что Гарри специально падает, чтобы Луи вот так вот вставал сзади него, и, обнимая за талию, помогал сохранять равновесие и держать курс. Луи не против, совсем нет, ему нравится вдыхать запах волос Гарри, его кожи, этот запах кофе, хвои и сладкой мяты, и Томлинсон не может понять конкретно: гель ли это для душа, или, может быть, издержки работы в кафе. В любом случае, ему это чертовски нравится, но иногда Гарри немного переигрывает. Как сейчас, например. – Ну, для влюблённых пар или что-то типа того, – отвечает Луи, цепляясь за живот Гарри и оттягивая его чёрный свитер. – Пойдём? – А мы можем? Гарри немного простыл, его голос стал несколько ниже, и теперь он гораздо чаще хрипит. Простуда – это ужасно, но хрипотца в голосе этого парня – самое очаровывающее и притягательное, что может быть на свете. Кроме, разумеется, самого парня. – А почему не- Ах вот оно что! – восклицает Луи, переводя задорный взгляд на лицо Гарри. – Что за чертовка в тебе живёт, Стайлс? Только попробуй сказать мне что-то типа “ну я же не твой парень” или “ну мы же с тобой не встречаемся”! – Ну-у… – Гарри загадочно улыбается и слегка откидывает голову назад, задевая шоколадно-кофейной шевелюрой лицо Луи. – Ясно. Томлинсон резко отпускает Гарри и спрыгивает со скейтборда, позаботившись, правда, о том, чтобы его недо-парень не улетел в то же озеро, и знатно растянув при этом его свитер. – Луи, ты куда?! Гарри успевает сориентироваться, прежде чем проехаться лицом по мокрой тропинке, восстанавливает равновесие и замечает, как бело-красная кофта (естественно, от “vans”) Луи удаляется куда-то в сторону клумбы. – Луи! “Луи” не оборачивается, наконец, доходит до клумбы и срывает один из небольших, но красивых синевато-голубых цветков, о названии которых, разумеется, никто и понятия не имеет. Лицо Гарри вспыхивает, он оборачивается по сторонам в страхе столкнуться со свидетелями этого ужасного преступления, но в парке почти никого нет, потому что погода пасмурная, прохладная и вообще уже девять вечера. – Луи, что ты делаешь?! Лу- – Я делаю тебе предложение, – невозмутимо отвечает Томлинсон, подходя, с абсолютно серьёзным выражением лица. Он подтягивает чёрные джинсы, поправляет кофту… – Какое? Что? … и опускается на правое колено, держа в правой руке несчастный цветок. Встает на грёбаное колено на грёбаном мокром асфальте. Чёртов принц из сказки. Голубоглазый красавец на скейте. Идеал двадцать первого века. – Уважаемый Гарольд, – начинает Луи. – Меня зовут Гарри, а не Гарольд. Луи, встань с колен! Гарри не пытается поднять парня, но его лицо горит от смущения, а его шоколадные волосы растрепались от встречного ветра и влажного воздуха. Луи смотрит на Стайлса снизу вверх и улыбается так, будто солнышко не село там, за горизонтом, а вот оно – стоит перед Гарри на одном колене и протягивает ему бутон цвета неба и его сияющих глаз. – Уважаемый Гарольд, согласны ли вы стать моим молодым человеком, парнем, бойфрендом, зазнобой, возлюбленным, придурком, я не помню больше синонимов к слову “парень”, и встречаться со мной и в дождь, и в снег, и в торнадо- – В Англии не бывает торнадо- – Заткнись, я не закончил. И в торнадо, и в наводнение, быть со мной и в горе, и в радости и пробивать мне еду в Маке за полцены? Гарри смеется, отворачиваясь и прикрывая лицо ладонью. Джинсы на колене Луи промокли, но он продолжает стоять так, слушая глубокий, очаровательный, искренний смех его парня, потому что иначе быть не может. Гарри сумел очаровать Луи своими шоколадно-кофейными недо-кудрями и ямочками-кратерами за несколько посещений Макдоналдса; он сумел влюбить его в себя своей искренностью, неуклюжестью, отзывчивостью и неповторимостью за несколько недель; и он смог заставить Луи почувствовать, что теплее и уютнее им обоим ни с кем рядом быть не может. – Ты – придурок, – великодушно выдает Стайлс, принимая цветок и предложение. – Я жду ответа, – напоминает Луи, приподнимаясь с колена. – Да. Гарри всё ещё смеется. – Я не слышу, – говорит Луи, приподнимаясь ещё выше и заглядывая Стайлсу в глаза. И если это сейчас не дьявольский огонёк горит в этом серо-голубом омуте, Гарри не знает, что ещё сказать. – Я согласен, – повторяет он. – Повтори, пожалуйста, я не расслышал. Луи поднимается на уровень Гарри и стоит в миллиметре от его лица. Стайлс приподнимает уголок губ и старается смотреть в эти странные голубые глаза-хамелеоны, но он чувствует дыхание парня на своих губах и опускает взгляд, сталкиваясь с почти неуловимой ухмылкой. Гарри поддаётся вперед, и Луи готов поклясться, что это самые идеальные губы на всём белом свете. Пухлые, аккуратные, розовые и сладкие, он целует каждую из них отдельно, покусывая. И это не возбуждение, не разврат, а чистой воды наслаждение. Луи проводит рукой по щеке Гарри, а тот оставляет тёплый, медовый поцелуй на губах, на щеке, на шее и отстраняется, проведя рукой по карамельной чёлке. Так и хочется сказать “карамельный мальчик”, но только вот Луи ни черта не мальчик. – Такой ответ тебя устроит? Гарри улыбается и по привычке закусывает губу. – Я думаю, да. Луи ухмыляется в своём стиле и притягивает Гарри за талию.