Чудовище влюбилось в музыканта.

Двадцать один ноль-ноль. Солнце еще краснеет где-то вдалеке. Лето – ужасное время, так как ночи короткие, а дни... Дни смертельно длинные. Хочется, чтобы они поскорее закончили свое существование, чтобы город погрузился в ночь... Ушел по ту сторону бытия. И я смог бы выйти на улицу из своего сырого и мокрого подвала-подземелья, служившего мне пристанищем, осмотреться, погулять по темным улицам ночного Сеула. В июне стукнуло два года с тех пор, когда я распрощался с Солнцем навсегда. Мне пришлось. Я должен был заплатить за то, что однажды в руки взял этот проклятый нож, за то, что лишил жизни ни в чем неповинного человека, за то... Что взял билет в один конец и никак не хотел признавать свою вину. Судьба всегда справедлива к тем, кого нет уже на нашей земле. Она наказывает тех, кого нужно наказать и оправдывает тех, кто незаслуженно был назван преступником. Но я заслужил. И не мне теперь уже нельзя причитать на свою... судьбу. Я заслужил то, что получил. А именно – мне больше нельзя было появляться на людях. Я страшен, я буду пугать их. Ведь даже сам я боялся увидеть себя в зеркалах, в отражениях темных витрин спящих магазинов. Меня бросало в дрожь, едва я натыкался на какие-то лужи... Ведь в них тоже могло появиться мое уродливое лицо. Со шрамами, впавшими глазами, с порезом на носу, который делил его пополам, с какими-то пугающими высыпаниями на щеках и подбородке... Это не лицо живого человека. Это лицо мертвеца, который по каким-то причинам продолжал ступать своими грязными и грешными ногами по земле. Мои волосы выпадали клоками, едва только отрастали до определенной длины, мои руки почернели от такой жизни, а кожа на теле была покрыта будто плесенью... Я ненавидел себя. Я ненавидел то тело, в котором мне приходиться влачить свое жалкое, никому не нужное существование. Я бы с радостью умер, но проклятье, которое навалилось на меня в наказание за мой тяжелый грех, не давало мне даже этого. Оно заставляло мучиться, изнемогать, страдать от вечной темноты и жажды тепла и света. Казалось бы, что я – совершенно пропащий человек. Но Бог благосклонен даже к таким, как я. Он и мне смог подарить что-то светлое. То, ради чего я все-таки хотел жить... Я хотел исправиться. Во мне теплилась надежда, что я еще могу избавиться от этой оболочки, но я не знал. Все, что приходило мне в голову, это замаливать свое убийство хотя бы мелкими поступками, которые могли бы принести счастье другим людям... *** Он стоял, прижавшись спиной к каменной, покрытой белой штукатуркой, стене. Его руки мелко дрожали, но он не хотел показывать собственный страх перед теми, кто его унижал и избивал. На губе запеклась кровь, а из носа медленно стекала алая струя. Но он не разжимал кулаки, бил, промахивался, получал удар и бил снова. Сквозь смешки, сквозь злорадства он пробивался и хотел выбраться, но все безуспешно. Я почему-то не смог сразу сорваться с места и пойти к нему на помощь, но когда парню заехали под дых, меня словно прорвало. Я с каким-то диким криком рванулся в эту толпу из четырех или пяти человек... Что было дальше – я не помню. Во время выброса адреналина человек (хотя можно ли назвать меня человеком?..) зачастую не помнит своих поступков. Очнулся я только тогда, когда тот парень, сидя у стены на бетоне, завороженно смотрел на меня. Я сначала испугался, поняв, что в свете фонаря с улицы меня легко разглядеть, но потом осознал, что он не испуган. Скорее, очарован мной... Никто и никогда так не реагировал на мою внешность, которая принадлежит мне сейчас. Только он не пугался и не убегал с криком «чудовище!», только он не старался налететь на меня с палками или с чем-то тяжелым, закусывая от страха губу, только он не пытался смеяться надо мной, нашептывая под нос «ничтожество, тебе и жить-то незачем». Я знаю, что мне незачем жить! Я знаю! Так почему я не могу до сих пор умереть!? Это каждый раз я хотел крикнуть им, даже тем, кому я помог, если бы у меня был голос... Но у меня даже голоса не было... Я просто молча уходил от них или защищался от ударов... Но он совсем другой. Я, тяжело дыша, стоял чуть поодаль и потирал костяшки пальцев, которые сбились в кровь. Он смотрел на меня снизу вверх, а потом, будто в замедленной съемке, поднялся на ноги. Видимо, благодаря, поклонился мне и, чуть шатаясь, ушел в темную сторону... В ту ночь я не смог не проследовать за ним. В ту ночь я узнал, что его зовут Ким Реук. В ту ночь я впервые услышал его игру. В ту ночь я понял, что влюбился. Чудовище влюбилось в музыканта...