Другая сторона безнадежности

«Меня зовут Конно Тоору, рад вас приветствовать!» Это были первые слова, которые я сказал, перейдя в эту школу. Потом я уже лучше разглядел тех, с кем знакомился, точно определив, рад я или нет. Ну, Микото Ютака оказался свойским парнем с весьма склочным характером. Чуть позже стало понятно, что он ведет себя так, потому что боится, как бы его девушка, Мегуми-сан, не узнала о принцессах. То, что её парень переодевается в девчонку и строит глазки всем парням в школе, поддерживая их боевой дух и спортивный тонус. В принципе, я понимал Микото и сочувствовал ему. Когда мне предложили стать принцессой, мне было все равно: девушки у меня не было, бояться было некого, а роль принцессы приносила немалую выгоду, отчего я чувствовал себя свободнее, вспоминая о том, что не являюсь обузой для своего дяди и оплачивая почти все обучение сам бонусами из «денег принцесс». А еще был Юджиро Шиходани. И вот тут я поначалу немного терялся, потому что он казался странным и очень притягательным. Точнее, не казался, а был. Красивый, тонкий, весь какой-то звенящий. И волосы у него светлые-светлые, у японцев таких не бывает, и глаза янтарно-медовые, а кожа белая и нежная. В общем… ах, да, я уже говорил, что он красивый до умопомрачения. Моего уж точно. Когда я в первый раз увидел Юджиро, то впервые задумался о любви. Не могу сказать, что не думал об этом раньше или без памяти влюбился с первого взгляда, это мне вообще не свойственно в силу характера и спокойного темперамента. Но до этого я никогда не связывал понятие любви с кем-то конкретным. А тут мне почему-то захотелось поставить знак равенства между словом «любовь» и тонкими пальцами, янтарными глазами и черт знает между чем еще. В принципе, внезапная склонность к человеку своего пола меня не слишком огорчила. Родители мои погибли очень давно, у дяди была своя семья, так что, моя личная жизнь и предпочтения никого не могли особо разочаровать или принести огорчение. Эта область человеческих отношений была для меня совсем незнакомой, несмотря на то, что мне уже исполнилось шестнадцать. Я не знал, как вести себя дальше, но решил понаблюдать за Юджиро, благо, роль принцессы давала мне для воплощения моего плана в жизнь прекрасную возможность. Но это было моей ошибкой, потому что с каждой минутой, проведенной рядом с Юджиро Шиходани, я все больше убеждался в том, что я его люблю, причем, это чувство не поддается ни логике, ни сознанию. Оно просто было – и все. Справиться с ним я уже не мог. Очарование Юджиро было так велико, что я с трудом засыпал по вечерам, не в силах перестать думать о его жестах или словах, обращенных ко мне, даже если это было простое приветствие или нейтральная фраза о погоде, сказанная с неизменной дружелюбной и очень красивой улыбкой. Но вскоре мне стало этого мало. Моя одержимость Юджиро росла, пугая меня своей силой и невозможностью себя контролировать. Если учесть то, что жили мы с ним в одной комнате, то, думаю, можно понять, как сильно меня это напрягало, причем, во всех смыслах этого слова. Особенно по вечерам, когда приходило время выключать свет и ложиться спать. Юджиро спокойно улыбался своей милой улыбкой, желал мне доброй ночи и закрывал глаза, быстро засыпая. Я же еще, как минимум, час лежал без сна, глядя на тонкий профиль или светлые пряди на затылке моего сoседа, борясь с собой и своим возбуждением. Почти всегда эта борьба заканчивалась моим полным поражением, и я, не отрывая взгляда от соседней кровати, молча опускал руку под одеяло, обхватывая возбужденный член и в несколько мгновений доводя себя до разрядки, представляя себе откровенные и постыдные сцены, в которых я проделывал подобное с Юджиро. Потом, отдышавшись и сгорая от стыда, тихо плелся в душ и там почти всегда снова повторял, позволяя себе короткий вскрик в самом конце, потому что шум воды скрывал посторонние звуки, а сдерживаться становилось совсем невмоготу. Я ни в коем случае не желал, чтобы Юджиро знал, каким образом я использую его образ в своих пошлых фантазиях, поэтому днем я ни словом, ни жестом старался не показывать свою истинную натуру, сводя общение с ним почти до нуля. Шиходани, к моему великому облегчению ни о чем не догадывался, так же спокойно и ровно реагируя на меня. Мое же помешательство на нем дошло уже до того, что я стал всерьез подумывать об отказе от деятельности принцессы, и даже о смене школы, хотя для меня это было крайне нежелательно, особенно в финансовом плане. Днем я еще держался, уроки и работа отвлекали, но ночи становились невыносимыми. Я почти забыл, что такое нормальный сон, ворочаясь почти до утра и впадая в состояние, похожее на забытье только на пару часов перед рассветом. Покрасневшие веки и мешки под глазами стали моими постоянными атрибутами, а то, что я стал переходить от внезапных вспышек гнева к полнейшей черной апатии, заметили все. Хуже всего было то, что Юджиро встревожился и стал постоянно спрашивать, что же со мной происходит. Но в этом случае он был последним, кому бы я рискнул объяснить причину моего отвратительного эмоционального состояния. Человек же не виноват в том, что его сосед-извращенец только и мечтает о том, чтобы завалить его на постель и… Тут мне снова становилось жарко и муторно, но я никогда не представлял себе, что же будет дальше, поскольку просто точно не знал, как и что делать. Но вскоре я сдался и несколько вечеров подряд провел в Интернет-клубе, просматривая определенного рода сайты и постоянно оглядываясь. Никому не было до меня дела, поэтому я, немного успокоившись, ушел, под завязку наполненный нужной (или ненужной, это с какой стороны посмотреть) информацией. Но с этого времени стало еще хуже: теперь я знал, что делать и как это происходит между парнями, и Юджиро проделывал все это в моем воспаленном воображении, бесстыдно прогибаясь голой спиной и подставляя тело под поцелуи, выстанывая мое имя. Я дошел до того, что в какой-то момент почти перестал реагировать на внешние раздражители и тупо глядел в одну точку, понимая, что мне прямая дорога к психиатру. Юджиро мне не заполучить, а вот помешательство на почве недотраха – легко. Заводить же отношения с девушками не было возможности, да и не хотелось абсолютно. Сама мысль о том, что меня будет касаться кто-то, кроме Шиходани, вызывала тошноту и отвращение. Заметив мое ужасающее состояние на уроках, учитель отправил меня к себе в комнату с наказом посетить школьного врача. К врачу я не пошел, зато с большим облегчением упал на постель в пустой комнате, бессмысленно глядя в окно и не представляя, что делать дальше. К своему удивлению я буквально отключился, заснув так крепко, что ничто не могло меня разбудить. Все-таки сказались бессонные ночи и мои постоянные физиологические проблемы, изнурявшие мое тело и утомлявшие душу. Когда я открыл глаза, за окном было уже темно, но свет не горел. Я подумал, где же Шиходани, но тут моя кровать заскрипела от тяжести садящегося на неё человека. Я сглотнул, понимая, кто это, потому что почувствовал запах любимого шампуня Юджиро. Сандал и мёд. Удивительно подходящий ему запах. - Юджиро? – голос мой прозвучал хрипло, а дышать стало тяжело. – Почему ты не зажигаешь свет? - Уже спать пора, - мое наваждение говорило тихим голосом, от которого мурашки по коже бежали. Я заёрзал, натягивая на себя одеяло, чтобы Шиходани не видел, как его близость отражается на состоянии моего тела, особенно, одной его части. - Юджиро, почему ты?.. – я не знал, что сказать дальше и умолк, боясь поверить в то, что говорило мне мое воображение, услужливо подбрасывая картины одна другой откровеннее. Шиходани почему-то вздохнул. - Ты дурак, Конно Тоору-кун, - тихо проговорил он и, склонившись к моему лицу, в нерешительности застыл, словно давая мне время и возможность решать самому. Мозг у меня к тому времени уже не действовал, зато инстинкты просто-таки блаженствовали. Я рывком притянул его, впиваясь в губы, и подмял под себя, пока мои руки хаотично шарили по его влажному после душа телу. Если честно, даже и не вспомню, как я его целовал, хотя Юджиро сейчас шутит, что он был потрясен моим пылом и старался уберечь губы и кожу на плечах и ключицах от моих укусов, в чем, в общем-то, не преуспел. Немного пришел в себя я только тогда, когда удалив первый тактильный голод, осознал, что лежу сверху на полностью обнаженном Юджиро, покрывая его тело поцелуями везде, куда падал взгляд. Хотелось трогать и гладить его везде, то есть, абсолютно везде, каждый миллиметр. И дышать ему в губы, и притрагиваться своими к этой светлой и гладкой коже. А еще попробовать его на вкус там, внизу, что я тотчас же и сделал, уже совершенно не стесняясь. Мое безумие нашло свое применение, а мозг плавился, находясь в полном единодушии с телом, когда Юджиро протяжно застонал, прогибаясь подо мной, так, как в моих мечтах. Я впервые узнал, что значит заниматься сексом с тем, кого люблю, и наш первый с Юджиро опыт (а он и у него был первым) оказался более чем удачным. Я не оставлял его в покое почти до утра, хотя сам был измотан до предела. Но стоило мне хоть на секунду забыться, как я мгновенно открывал глаза, поглощенный жутким ужасом, что все это сон и никакого Юджиро нет в моей постели, а только я сам, жалкий и полностью потерявший рассудок. Удостоверившись в очередной раз, что моя одержимость рядом, я снова и снова продолжал ласкать его, целуя и поглаживая, уже не в силах делать что-то еще. Я был безумно счастлив, что Юджиро отвечает мне не менее пылко. Но к утру, все еще опасаясь заснуть, я лежал и, прижимая тело Шиходани к своему, молчал, лишь сейчас осознав, что за всю ночь этого взаимного безумия мы не сказали один другому почти ни одного внятного слова, изнуряя друг друга только физически. Хотя, изучив Юджиро, я умом понимал, что вряд ли он позволил мне прикоснуться к себе, если бы не испытывал определенных чувств, но сердце ныло и тревожно стучало от страха, что Шиходани может не питать ко мне той склонности, что я питал к нему. - Юджиро, я тебя люблю, ты знаешь? – наконец решился я нарушить молчание, и, получив утвердительный, но молчаливый кивок в ответ, запутался еще больше. - Тоору-кун, ты ужасный человек, - вздохнул Шиходани, чертя кончиками пальцев на моей груди какие-то знаки. – Я все ждал, пока ты скажешь это и перестанешь убегать от меня по ночам в душ, надеясь, что ты, как нормальный человек, все-таки признаешься. Но ты предпочел изматывать себя до такой степени, что я стал бояться за твой рассудок. Пришлось мне брать все в свои руки, иначе я не услышал бы этих слов еще очень долго. - Боюсь, что никогда, - признался я, обнимая его и целуя его плечи. – Я не хотел тебя напрягать, даже не думал, что ты сможешь полюбить меня… или нет? Я запоздало вспомнил, что ответного признания от Юджиро я не слышал, и внезапно испугавшись, заглянул в его лицо. - Конечно же да, Тоору, - Юджиро укоризненно покачал головой, улыбаясь мне светло и очень нежно. – Но, если тебе так важно слышать это, то я тоже люблю тебя. - Ты даже не представляешь, насколько важно, - я чувствовал, как ноша неразделенной любви падает с плеч, исчезая и превращаясь в легкое, слегка сумасшедшее счастье. - Я впервые за последние несколько месяцев засну спокойно. Только не уходи, ладно? - Я не уйду, - кивнул Юджиро, и я с удовольствием заметил, что скулы его слегка порозовели от смущения. Мне было приятно, что я являюсь его причиной. Уже засыпая и собственнически прижимая к себе Шиходани, я ощутил, как он прошептал мне в шею, обдав её теплым дыханием: - Я никогда не уйду, Тоору. И именно в тот момент пресытившееся тело и физическая усталость отступили на второй план, а все слова оказались ненужными, в один миг став просто приятными звуками. Потому что, на самом деле ничего нет ценнее, чем просто лежать рядом и ощущать, как тебе отдают свое тепло. И платить тем же, умирая от нежности. Любовь – это другая сторона безнадежности, но она прекрасна именно своей непоколебимой уверенностью в том, что это навсегда. И, кстати, я тоже верю в то, что мы никогда не сможем расстаться с Юджи. Последние десять лет, по крайней мере, показывают, что я был прав. Но когда я начинаю вспоминать, как все у нас начиналось, Юджиро только улыбается и обнимает меня. Интересно, почему?