Любовь нечаянно нагрянет

      О доброте своей мужчина пожалел тем же вечером, когда гость, представившийся Феликсом (тут же в уме, из вредности, переименованный Фенькой, за добрый десяток разноцветных фенечек на правой руке), продемонстрировал свой скверный характер, поначалу охаяв тёткину избу, а потом отказываясь от простой деревенской пищи, в виде картошечки с селедкой, и потребовав разносолов. На его "фи" Колян чихал с ближайшей колокольни, но настроение уже было подпорчено. Даже аппетит пропал. Он отложил вилку в сторону и сложил руки на груди, зажав подмышками пудовые кулаки. Так и хотелось двинуть по брезгливо сморщенному, аккуратному носику навязавшегося на его голову недоразумения! Вместо этого он терпеливо, даже не пользуясь русским матерным, разъяснил, что в няньки не нанимался, а если кому-то что-то не нравится, то он может смело брать оглобли в руки и валить отсюда на все четыре стороны. Или готовить сам.       Вот тут настало время удивляться, потому что этот тип, не долго думая, пошел рыться в шкафчиках и холодильнике, греметь посудой, доставать отовсюду тёткины припасы, что-то тихонько насвистывая себе под нос и совершенно не обращая внимания на обалдевшего от неожиданности Коляна. Раньше он не имел возможности общаться со столь странными личностями и сейчас просто растерялся. Умение готовить и образ циничного мажора из столицы как-то не вязались воедино в его голове. Минут через сорок на столе исходило ароматом блюдо спагетти с сыром, ветчиной и чесночным соусом. Рядом красовалась салатница, полная нашинкованной огородной зелени и горка пышных оладушков на тарелочке. Хозяину пришлось закрыть рот, чтоб не обкапать слюной свежую футболку, которую он натянул ради приличия, дабы не смущать постояльца голым торсом.       - Прошу, - Феликс сделал приглашающий жест и не дожидаясь Коляна приступил к трапезе. Тот долго не раздумывал, поскорее присоединился, увидев, с каким аппетитом гость наворачивает ужин, и понимая, что промедление будет дорого стоить, потому что приготовленное исчезало во рту Феньки со сверхзвуковой скоростью. "Хоть и выглядит дрищём, а мечет, словно пылесосом. Проголодался путешественник!"       Всосав губами последнюю макаронину, мужчина откинулся на спинку стула, сыто икнул и погладил себя по животу, решив, что если его будут так кормить, то, пожалуй, можно пару деньков потерпеть этого сноба городского. Он настолько расслабился, что не заметил подкравшегося сзади Феликса: - Ты моешь посуду, - шепот щекоткой прошелся прямо по краю уха Коляна и стек по позвоночнику куда-то пониже лопаток. Гораздо ниже... Так что он даже не сразу сообразил возмутиться: - А почему это я? Ели вместе. Значит, каждый моет за себя! - Готовил я. Справедливо, если ты приберешь за нами.       Колян хотел было возразить и напомнить, что только благодаря его милости Фенька сейчас имеет крышу над головой, но своевременно вспомнил, что тёть Ирыны разносолы ему не светят еще, как минимум, дней пять, а самому готовить просто лень. Да и не любил он это дело. Так что ради вкусного обеда можно и посуду вымыть и потерпеть снисходительную ухмылочку, словно приклеенную к пухлым губам москвича.       Спать Феликса уложил в тёткиной комнате, а сам завалился в гостиной на диване, который недавно подарил теть Ире, вместо того гроба, что еще от прабабки тут торчал и вонзался в задницу всеми своими пружинами. Минут пять послушал ворчание москвича за стенкой. Мишки в лесу ему, видите ли, не нравятся на прибитом над кроватью коврике. "Подумаешь, цаца! Тётка этих мишек хранит, как память." Как ни странно, но под этот бубнёж вырубился Колян быстро, конкретно, без развратных снов и их мокрых последствий.       На второй день ситуация повторилась. Феликс не валялся барином на перинах, встал в семь утра, похлюпался над раковиной и приготовил чудесный завтрак, а Колян помыл за ними посуду. Единственное, что напрягало и не давало расслабиться, так это то, что гость не забывал по поводу и без повода ядовито поддеть его. Цеплялся ко всему: растянутым спортивкам: "Деревенская мода рулит?", нежеланию Коляна пользоваться ножом и вилкой: "Ты бы еще руками ел!..", его разговорам с Барсиком, Фролом и Жориком: "Прямо Робинзон с попугаями. Только Пятницы не хватает!.." А отсутствие в доме телевизора с интернетом и вовсе было принято за возвращение в пещерный век. Самое смешное, что даже связь в теткином подворье была не везде. Чтоб позвонить, нужно было знать места, где был более-менее стойкий сигнал сети. Мужчина принципиально не стал говорить, что в его доме можно найти и то, и другое с избытком. Похоже, парень счел его недалеким деревенщиной, и Колян решил не разочаровывать москвича: поддерживал это мнение, как мог.       За весь день Фенька умудрился выставить его таким ущербным, что впору было впасть в пучину депрессии. Но он только посмеивался, забавляясь эскападами в свой адрес. Да и не в его это правилах было, прислушиваться к мнению первого встречного, к тому же явного мажора, с замашками махрового сноба. Ведь не сам же он себе на бэху заработал? Колян огрызался, как мог, высмеивая в ответ хипстерские штанишки гостя, подозрительный взгляд на деревянный нужник, притаившийся в уголке сада, Фенькины заигрывания с Фролом (москвич еще не познакомился с копытами этой лошади в перьях, а индюк почему-то не спешил демонстрировать все свои боевые навыки), втайне получая удовольствие от их пикировок, но не забывая поддерживать имидж Ваньки-дурачка. Несмотря на это он не раз ловил на себе какой-то оценивающий, задумчивый взгляд гостя, которым тот нет-нет и одаривал его исподтишка. Это будоражило, заставляло волноваться и совершенно выбивало из колеи.       Но вот на следующий день прямо с утра началось действительно форменное безобразие. Гость решил воспользоваться моментом и слегка сменить масть, побаловав себя деревенским загаром. Он разделся до трусов, оставшись только в светлых слипах, и продемонстрировал им с Фролом свою худощавую, жилистую, но довольно складную фигуру. Фрол против этого совершенно не возражал, напротив, воспользовался моментом, чтоб распушить перья, изображая из себя павлина-мавлина, а вот Колян, хоть и не имел никаких возражений - даже наоборот, всеми четырьмя, вернее, пятью конечностями - за, но был вынужден ретироваться, якобы по работе, чтоб не соблазниться внезапно открывшимися видами, и не попасть на острый язычок постояльца. По большому счету, не столько ехидство москвича его тревожило, сколько собственная реакция на его близость. Зверя в штанах все труднее было удерживать в узде, чего с ним отродясь не случалось. Полуобнаженный Феликс почему-то действовал на него, словно прямой впрыск высокооктанового топлива в камеру сгорания. Хотелось рвануть на себя это невозможное создание и показать небо в алмазах.