When the Story Ends

Томас проснулся часов в десять утра, когда на кухне кто-то гремел посудой, хуже, чем Фрайпан, когда все глэйдеры требовали сытного ужина у костра, и подпевал песням, идущим по радио. Радио, конечно, звучало громче, но Томас мог расслышать пару строчек, которые пел Ньют. Солнце последних августовских дней ярко светило прямо в глаза, поэтому брюнету приходилось постоянно щуриться. Он никогда не любил то чувство, когда после мирной темноты кто-то включал свет или то же самое солнце начинало давить на глаза своими лучами. Солнце будто бы хотело показать, какое оно крутое и какие лучи у него есть. Томас бы лучше выбрал постоянную ночь или то количества света, которое преобладало в Глэйде. Голова у Томаса болела от недосыпа, а желудок предательски кричал о том, что пора есть. Причина головной боли: половину ночи Томас просидел с Ньютом на кухне, поедая пиццу и разговаривая об учебе, а вторую половину ночи он рылся по ящикам в гостиной. Томас разгреб все, что только смог найти: от ниток с иголками до старых пластинок и личных дневников. Но ту самую фиолетовую коробочку от лекарств, про которую Минхо говорил несколько раз, парень все-таки разыскал. Ньют не очень-то ее прятал, как показалось Томасу. Ну, а желудок? Томас просто хотел есть, потому что одной пиццы по ночам ему недостаточно. Томас заложил руки под голову и уставился в потолок. Он уже привык к надоедливым солнечным лучам и стуку сковородок и кастрюлек на кухне. Сейчас он чувствует полный баланс внутри себя; так бы он хотел начинать каждое свое утро, в доме Ньюта. Томас уверен в том, что дальше все будет идеально. Он избавится от этих таблеток Ньюта, может, они немного поругаются, потому что Томас просто обязан узнать у блондина про то, сколько он их принимал, но потом все точно будет идеально. Томас считает, что Ньют простит его за некое вторжение в личную жизнь, потому что он любит его. А скоро начнется учеба. Томас понимает, что есть два пути его дальнейшей жизни: либо он и Ньют будут видеться реже, либо будут устраивать ночевки с толстыми тетрадями, полными конспектов, пиццей и выпивкой. Будут обсуждать рабочую неделю и жаловаться на учителей и недостаточность отдыха. Но у Томаса третий курс, и только этот год он сможет провести в Англии. Парень просто не представляет, что будет потом, да и не очень-то задумывается об этом сейчас, если честно. — Томми! — Томас вздрагивает от слишком звонкого для утра голоса Ньюта и чуть не падает с дивана, пытаясь встать. — Ты уже проснулся? Томас слышит, как Ньют, прихрамывая, направляется к комнате, поэтому садится на краешек дивана и приглаживает непослушные волосы рукой. Когда Ньют появляется в дверном проеме через секунду, Томас сонно потирает глаза и невинно улыбается. Ньют держится за дверь, потому что ему тяжело стоять без какой-либо опоры, и улыбается в ответ. Искренне, словно он и есть то самое солнце, которое светило в глаза Томасу. — Привет, — Томас снова проводит рукой по волосам. — Я думал, ты все еще спишь. — Я выспался, — Ньют пожал плечами и осмотрел комнату. — Пойдем, я приготовил завтрак. Этот бардак ты уберешь потом. Томас осмотрел комнату и только сейчас понял, как он сглупил. Половина вещей, которые он вытащил из шкафчиков ночью, все еще лежала на полу и на столе, среди тех распечаток из интернета, которые удалось сделать парню. Томас вообще не понимает, как Ньюта не разбудил звук работающего принтера. Томас быстро кивнул и осмотрел Ньюта с головы до ног. Ньют уже в темно-серых спортивных штанах и белой футболке с капюшоном (не стоит напоминать о том, как Ньют полюбил капюшоны за времяпрепровождения в Глэйде), и ему все еще тяжело стоять даже так. Травма Ньюта, конечно, не единственное, что напоминает Томасу о том дне и приносит ужасающую боль, но все же каждый раз, как новый. Томас быстро встает с дивана и проходит к Ньюту, перекладывая его руку на свое плечо. Ньют неуверенно, но мило улыбается, а внутри него раздаются фейерверки. Он лишь надеется, что Томас их не слышит. Так Ньюту удобнее стоять. Для него каждая близость с Томасом, даже и дружеская, доставляет такую боль и сладость, что хочется громко петь Диснеевские песни о любви и царапать стены руками, словно ты в заточении. Они переспали, и это не считается. Внутри них играл алкоголь, а не чувства. Ньют, конечно, давно признался самому себе в том, что влюблен в этого придурка — Томаса, но за него он говорить не собирается. Ньют все еще думает, что для Томаса он просто хороший друг. Поэтому воспоминание о ночи, проведенной у Фрайпана, Ньют отправляет в самый дальний ящик своего сознания. — Пойдем. Так и быть, съем то, что ты приготовил, — Томас тихо смеется и помогает Ньюту дойти до кухни. Ньют приготовил замечательные панкейки с бананом и корицей, при виде которых желудок Томаса кричит еще больше. Пока Ньют наливает брюнету крепкий кофе, тот съедает три или четыре штуки. Ньют смеется над Томасом, чуть ли не проливает кофе прямо на стол, а потом подкладывает на тарелку еще немного еды. Томаса веселит утренний и беззаботный Ньют. Томас даже не может поверить в то, что этот солнечный парень мог пропадать в ночных клубах и барах, распивая спиртное, употребляя все, что только могут предложить, и занимаясь сексом прямо в кабинке какого-нибудь туалета. — Фрайпан устраивает еще одну вечеринку, — говорит Ньют, кидая кубик сахара в свою чашку чая. — Прислал мне сообщение где-то полчаса назад. Говорит, что в этот раз все будет масштабнее, чем тогда. Томас поднимает взгляд на Ньюта, когда тот упоминает прошлый случай, и делает быстрый глоток горячего кофе. Пропуская эту информацию мимо себя, он прочищает горло и откидывается на спинку стула. — Я даже не сомневаюсь, что он способен на что-то грандиозное. Надеюсь, что эта вечеринка будет без друзей Терезы, — усмехается Томас. — О, — Ньют опускает взгляд, рассматривая, как сахар растворяется в кипятке. — Расскажешь мне, как пройдет вечер? Можешь даже стащить пару вкусных пирожных, которые делает Фрай. — А сам ты не… О, черт, Ньют, я совсем забыл! — Томас виновато улыбается и смотрит на Ньюта. — Я не оставлю тебя одного. Устроим свою вечеринку. — Свою вечеринку? Предлагаешь заказать еще пару коробок пиццы и поиграть в приставку? — блондин, улыбнувшись, делает глоток чая, не отрываясь от Томаса. — Это очень даже заманчиво, — Томас поиграл бровями и встал из-за стола. — Мне нужно в душ. Я вымою всю посуду, как выйду. Брюнет аккуратно сложил посуду в раковину и взглянул на Ньюта. Его взгляд был мягким, а на губах была легкая улыбка. Такой Ньют без сомнения нравился Томасу. Ньют кивнул и протянул руку вперед, чтобы дотянуться до пульта. Включив телевизор, он попал на какой-то канал, где устроили марафон фильмов ужасов. Томас, задержав свое внимание на экране телевизора, опомнился минут через пять и сразу же побежал в душ. Ему еще необходимо навести порядок в гостиной, чтобы Ньют ничего не заподозрил. Горячая вода, приятно стекающая из душа, освежала мысли и разум брюнета, а гель для душа с запахом голубики напоминал о Глэйде. Томас вспомнил, как он и Чак бегали в лес, где была небольшая болотистая местность, и собирали там голубику для десерта, который любил готовить Фрайпан. Половину ягод, конечно, Томас и Чак съедали сами, пока занимались сбором, а оставшиеся ягоды относили на кухню. Томас прислонился головой к кафельной плитке и шумно выдохнул. Та жизнь, которая была в Глэйде, больше никогда не вернется. Не вернется и тот ужас, который удалось пережить не всем. Томасу горько от того, что Чак сейчас не видит всей прелести обычной, мирной жизни. Не ходит в школу, как все дети, не играет в видео игры и не сбегает по вечерам из дома, чтобы погулять с какой-нибудь девчонкой. Томас бы все отдал за то, чтобы Чак и все те, кто погиб, храбро сражаясь за собственную жизнь, вернулись. Томас вытирается мягким полотенцем и переодевается в чистую одежду. Зеркало запотело от пара, исходящего от горячей воды, и Томас так же протирает и его. Он бы мог оставить Ньюту милое послание со смайликом в конце, но вряд ли блондин сторонник таких переписок. К тому же, когда он доковыляет до ванной, послание исчезнет. В то время, как Томас находился в душе, вырывая из своей книги памяти листы, где написано о прежней жизни, Ньют решил дойти до гостиной, чтобы немного прибрать то, что оставил после себя брюнет. Посуду он не тронул, потому что Томас обещал ее вымыть, а вот порядок в гостиной его беспокоил. Тем более, что Ньют не хотел бы, чтобы какие-то вещи попали в руки Томаса. Он ему доверял и был бы не против раскрыть свою душу и свой внутренний мир на все сто процентов, но у каждого человека должны быть свои личные тайны. Как и у Ньюта. В гостиной звонил мобильник Томаса. Ньют, упав на диван от боли в ноге, взял телефон и, увидев знакомое изображение Минхо на экране, нажал на ответ. Ньют только-только открыл рот, чтобы поздороваться с другом и рассказать ему о том, что он идет на поправку, как на него обрушилась двойная доза всего того, что способен сказать азиат. — ¡Hola, мой любопытный друг, — быстро проговорил Минхо, не дав Ньюту ответить. — У меня совсем нет времени, потому что эта работа просто убийственна. Клянусь, я лучше буду помогать Уинстону в его загонах, чем развозить документы и подавать кофе наглым стариканам. Так вот, о чем это я… Ах, да! Те статьи о таблетках, которые принимает наш любимый Ньют, не все несут в себе правду. Перечитай их еще раз, сравни, а потом, когда найдешь схожие черты в нескольких, перепиши их в отдельную папку. Это и нужно будет отнести врачам… ну, или Галли. Он в этом тоже разбирается. Я получил твое сообщение о том, что ты нашел эти таблетки. Только, чувак, какого черта это было в четыре утра? Я, вообще-то, не в Америке, и время у меня точно такое же, как и у тебя. Желаю скорее покончить с этим кланком и выбить из Ньюта всю ту дурь, которую он занес во время нашего с тобой отсутствия. Созвонимся! Последовали гудки и учащенное дыхание Ньюта. Он готов был упасть в обморок от всего того, что узнал. Он, черт возьми, не специально ответил Минхо. Он не хотел подслушивать, потому что это не правильно… это не его дело и… Ньют был просто вне себя от злости. Его друзья, которым он доверял всего себя, за его же спиной проводили какие-то тайные расследования и строили планы. С одной стороны, Ньют мог с легкостью посчитать это за любезность и заботу, если бы они, конечно, сообщили об этом. Но в его случае все происходило тайно, за семью печатями от Ньюта. А Томас так мило улыбался, приносил пиццу и оберегал Ньюта, будто он гребаный птенец, вылупившийся из яйца только прошлым вечером. Теперь Ньют начинал понимать, почему Томас пропадал где-то вне дома, почему Томас так пристально следил за ним и общался с Галли больше, чем обычно. Послышался звук открывающейся двери. Томас выходил из ванной. Когда Томас заглянул на кухню, то не обнаружил там Ньюта. Он решил, что тот просто перебрался в свою спальню, чтобы немного полежать или взять какую-нибудь книгу. Но, проходя мимо гостиной, он увидел блондина, стоящим у стола, на котором Томас развел беспорядок. На столе лежали многочисленные заметки и распечатки, какие-то старые кассеты и коробки с нитками. Томас проверил карман своих джинс, надеясь на то, что коробку с таблетками он не выронил. Коробочка лежала прямо в заднем кармане тех джинс, которые он надел после ванной. Но Ньют, нахмурившись, стоял у стола, изучая распечатки, где говорилось о побочных эффектах того препарата, который он принимал в тайне от всех. Ньют читал то, что не должен был найти. Томас мог поговорить с ним позже. Томас хотел оставить эту тему до лучших времен, но, видимо, конфликт был неизбежен прямо сейчас. Брюнет тихо прошел в комнату и облокотился на дверь, заводя руки за спину, Ньют аккуратно положил лист на стол и прикусил губу. Он с трудом сдерживал слезы от обиды на своих друзей. — Ньют, — тихо прошептал Томас, всеми силами желая того, чтобы Ньют его выслушал. — Пожалуйста, дай мне все объяснить. — Ты всегда просишь дать тебе все объяснить, — Ньют повернул голову в сторону парня. — А потом убегаешь. Оставляешь всех без ответа и убегаешь! — Этого больше не будет, я клянусь тебе, — Томас сделал пару неуверенных шагов в сторону блондина. Ньют опять смотрел на листы, будто там были и другие записи, сделанные невидимыми чернилами. — Что это такое, Томас? — Ньют, подавив ком, стоявший в горле, кивнул в сторону записей. «Томас» сказанное Ньютом, больно резало слух брюнету. Он привык к обыденному и ласковому «Томми» от Ньюта. Привык слышать нотки мурчания в этом сокращении имени, а теперь он снова «Томас». Ньют злится. — Ты ведь знаешь, я вижу, — Томас подошел еще ближе. — Зачем спрашивать у меня то, что знаешь? А главное, откуда ты это знаешь? — Ты хочешь выставить меня виноватым? Серьезно? — усмехнувшись, прошипел Ньют. — Какой же ты придурок, если так. Я спрашиваю это за тем, чтобы быть уверенным в том, что ты не продолжишь мне врать снова. Звонил Минхо. Глупая у него привычка — начинать говорить раньше, чем с ним поздороваются, не правда ли? И мне удалось услышать занимательный рассказ о том, как ты рылся в моих вещах, чтобы найти таблетки. — Ньют, пожалуйста, остынь, — Томас аккуратно положил руку на плечо блондина. Этот разговор заводил их в тупик, как и сотни тех, что были в лабиринте. — Мы все обсудим, только остынь. — Нам нечего обсуждать! Зачем ты это делаешь? Зачем пытаешься убить меня снова? — Ньют дернул плечом и опустил голову вниз. Томас проследил за тем, как дорожка из слез появляется на щеке блондина. Ему больно, ему чертовски больно, но он даже не дает Томасу ответить. Ньют, как упрямый баран, стоит на своем, требуя ответа, но не давая возможности сказать его. И Томас чувствует неприятную тяготу в животе, понимая, что подобная ситуация уже происходила. Все повторяется вновь. — Не буду я ничего обсуждать! — Ньют, прихрамывая, пробирался сквозь ветки к тайному месту Томаса. Ну, так думал сам Томас. На самом деле Ньют просто хотел отвязаться от нового допроса, который ему устраивал парень. — Хватит ходить за мной, как какой-то ручной щенок! Вся эта беготня порядком надоедала Томасу. Он всего лишь хочет помочь другу, а тот бегает от него, как влюбленная школьница, у которой прочитали личный дневник. Томас даже Минхо ничего не рассказал, а Ньют все еще не хочет поговорить с ним. Жаль только, что никакой влюбленной школьницы, как и ее личного дневника, не было. Был только Ньют и морфин, который он вкалывал себе ежедневно. Сначала, Клинт и Джефф даже подтвердили, что Ньюту необходимо лекарство, чтобы не лишиться ноги, а потом Томас стал замечать, что Ньют слишком привязался. Вечером, когда все легли спать и лишь пара глэйдеров осталась помочь Фрайпану с грязной посудой, Ньют должен был делать обход всей окружной местности. Он, Томас, Минхо и Галли договорились делать это каждый день. Но Томас никак не мог найти Ньюта, поэтому подался в Хомстед. Ньюта он обнаружил на втором этаже в небольшой комнате. Тот сидел спиной ко входу, а возле него лежала пара шприцов. Томасу не нужно было много думать, чтобы понять, что происходит. И потом он пытался узнать у Ньюта причину, но тот постоянно избегал парня. Поэтому сейчас, когда Томасу все-таки удалось поймать Ньюта, он не собирался его отпускать. Перед Ньютом возник тупик в виде массивной стены, а дороги назад уже не было. Парень, развернувшись к Томасу лицом, шумно выдохнул и прислонился к холодному ограждению. Сложив руки на груди, Ньют осмотрел Томаса с ног до головы. Парень выглядел слегка уставшим, а щеки покраснели из-за бега и лесного ветра. Здесь куда прохладнее, чем под открытым небом на поляне. — Ты изменился, Ньют, — хрипло проговорил брюнет. — Тебе некуда бежать, давай мы просто поговорим. — Ты изменился, Ньют, — передразнил его блондин. — Я же сказал, нам не о чем разговаривать. Если ты любишь совать свой нос не в свои дела, то исследуй еще пару секций лабиринта, какого черта ты цепляешься ко мне? — Я тоже не железный, — Томас сжал кулаки, быстро сосчитал до десяти в голове и выдохнул. Ньют начинал выводить его из себя. — Минхо до сих пор не знает о том, как ты балуешься с морфином. Не думаю, что он будет счастлив услышать об этом. Ты ведь знаешь, как он относится к твоему здоровью. Ньют вымученно простонал и повернулся лицом к стене, прикладывая свою голову к холодному материалу. Он так устал от этой жизни в лабиринте, от вечных поисков выхода и от запретной любви к Томасу, что морфин был единственным выходом, который спасал его. Да, Ньют понимал, что он сам ведет себя на верную смерть. Но ему так было легче. Кому стало хуже от того, что по вечерам парень полностью пропадал в своей Вселенной, которую создал внутри своего подсознания? Один лишь Томас мешал ему продолжить это. — Почему ты все еще здесь? — тихо сказал Ньют, так и не повернувшись. — Давай, беги, расскажи все папочке-Минхо, чтобы он вправил мне мозг. Как это обычно у вас происходит? Вы двое прекрасно спелись, так почему ты все еще бегаешь за мной? — Ньют повернулся к Томасу и усмехнулся. — Почему ты делаешь все это, Томми? Томас внимательно слушал каждое слово, которое вырывалось из уст блондина. Ньют уже не был тем, кем был раньше. Не было той беззаботной улыбки, которая смогла бы вытащить любого из кучи кланка, не было тех огоньков в глазах, не было лидерских качеств, которые просто разрывали его раньше, — не было ничего. Томас даже не знал, что отвечать, потому что все сказанное Ньютом, все заданные вопросы не требовали ответа. Ньют задавал их просто так. В воздух. Но брюнет устал от всего этого. Он снова мог бы сказать о том, как Ньют важен для всех них, как Ньют важен для всех глэйдеров. Но помогло бы это? Если Ньют не слушал Томаса ранее, то почему послушает сейчас? Холодный ветер вновь пробрался до парней, и Томас невольно поежился. Он устал за этот день и жутко хотел спать. Еще раз взглянув на Ньюта, который так и продолжал издевательски улыбаться, Томас развернулся. — Я делаю это все только потому, что люблю тебя, — Томас произнес это не громко, но так, что Ньют смог услышать все достаточно четко и ясно. — Придурок. Томас пошел в сторону поляны. — Я не пытаюсь убить тебя, как ты не понимаешь! Я делаю все это только из-за того, что по своей глупости влюбился в одного придурка. Лучше бы я остался в гребаной Америке, так и думая о том, что любовь всей моей жизни, потерялась среди ночных звезд на небе. Томас, игнорируя удивленный взгляд Ньюта, вытащил коробку из кармана и кинул ее на стол. — И что это значит? Что значат все твои слова? — крикнул Ньют, когда Томас развернулся и, захватив свой телефон, пошел в сторону коридора. Томас не хотел больше здесь задерживаться. — Я уже не знаю, как тебе объяснить тот факт, что я тебя люблю со времен чертового лабиринта, Ньют! — завязав шнурки на кроссовках, Томас крикнул свой ответ прямо из коридора. Он думал, что Ньют подбежит к нему, они поцелуются и блондин извинится, но Ньют так и не вышел из гостиной. Томас, невольно посмотрев на себя в отражении зеркала, шумно выдохнул и вышел из квартиры, тихо закрыв за собой дверь. Спускаясь вниз по лестнице, он набрал номер Фрайпана, чтобы узнать, во сколько у того намечается вечеринка.