"И под десантною тельняшкой бессмертна русская душа"

Костян часто думает о том, смог бы Кэп в него выстрелить или нет. «А теперь голосуем. Кто за то, чтобы вынести смертный приговор?» Все руки поднимаются вверх. Все – и рука Кэпа в первую очередь. Это плохой сон Константина Орлова. Хороший сон отличается от плохого тем, что Кэп не поднимает руку. И тогда остальные убивают их обоих. У бывшего (смешно!) десантника Кости Орлова очень своеобразные понятия о плохих и хороших снах. И не только о снах. Костян всегда видел мир в черных и белых цветах. После того, как попал в ВДВ – иногда и в голубых, но за эту шутку Орлов запросто мог вынести хребет шутнику. Однажды Орлов подрался с каким-то ушлепком по этому поводу, и его не остановил даже факт, что ушлепок был весьма уважаемым «дедом». Чуть позже его подкараулила полноценная армейская единица, именуемая «взводом», и попыталась научить уважать «дедов». На что Костян, выплевывая кровь, хрипел: «Я уважаю только тех дедов, которые воевали». Спас Костяна от возможной смерти, а воинскую часть – от позора и судебных разбирательств - тогда еще лейтенант Максим Калинин. Придерживая почти отключившегося Орлова за плечи, Максим отвел его в медпункт. Кажется, именно в тот момент Костян решил, что за этим человеком он пойдет, куда угодно. Куда угодно этому человеку. Возможно, это было не самое здравое решение. А потом их отправили в Чечню. И все остальное стало неважно. Когда твоя главная задача – выжить, другие вещи мало интересуют. И все же Максима Калинина интересовали другие. Люди. Он всегда оставался человеком, его не ломали никакие обстоятельства. Попробуй-ка остаться нормальным, когда с одной стороны боевики, до самых глубин своих душ, если таковые имелись, ненавидящие «федералов» (и срать они хотели, что ты – не фсбэшник, все равно ненавидят), а с другой – руководство, постоянно что-то требующее от тебя и твоих бойцов. Максу удавалось. И Орлов даже не хотел знать, какой ценой. Поэтому Костян был верен своему, давно принятому, решению – всегда находиться рядом. Прикрывать спину. О том, что его собственную спину прикрыть некому, Костя не думал. А потом была высота 776. Проклятая цифра, навсегда отпечатавшаяся шрамами на коже и в подсознании. Костян пытался забыть. Он делал для этого все невозможное. Однако забыть оказалось нельзя. Забыть, как сотни чеченских морд равнодушно убивают тех, кто был для тебя ближе, чем семья, как ты отстреливаешься, зная, что это лишь отсрочит смерть – девяносто человек против двух тысяч, без шансов – как Максим рядом с тобой стреляет по наемникам и матерится такими словами, что Костян бы не стал повторять вообще нигде, не то что в приличном обществе, - забыть было невозможно, ничего из этого. И все-таки они выжили. Выжили – даже не чудом, не бывает таких чудес. Орлов не знал, какое слово наиболее подходило для такого. Случайность. Да, именно так. Чудес не существует, есть то, что называется случайность. И, конечно, Орлов старался не вспоминать, как Калинин лежал на нем, вдавливая в землю, как из его шеи текла кровь, смешиваясь с кровь Костяна, как он шептал, что никогда не бросит его, ни в этой жизни, ни в следующей, и много еще чего бормотал, а Костя в ужасе сжимал руки на спине Максима, не веря, что он может умереть. Кто угодно – только не он! Орлов бы, не задумываясь, поменялся с Максом местами… Второй плохой сон Константина Орлова – что Максим закрывает глаза и обмякает в его руках. Последние слова Калинина всегда одинаковы: «Прости, Костян. Я так тебе и не сказал…» Орлов все чаще видит этот сон, пытаясь угадать, что именно хотел сказать ему Макс. Вторым хорошим сном был тот, в котором к ним приходит подмога, и чеченские собаки сами убегают, роняя автоматы, штаны и свою хваленую кавказскую честь. В этом сне Макс остается живым. Но он ничего не пытается сказать Костяну. Константин Орлов все больше сомневается, хороший ли это сон. То, что происходило не во сне, а в кошмарной реальности под городом Аргуном, описанию поддавалось с трудом. Костян жалел, что не остался там навсегда. Переживать это все, снова и снова, пусть только мысленно, было страшно. Это сводило с ума. Он искренне завидовал мертвым: Марку Евтюхину, Сашке Рязанцеву, Андрюхе Панову… Но рассказать об этом – значило расписаться в собственном малодушии. Его, как и Макса, представили к награде. Лучшей наградой для Костяна было то, что капитан – теперь уже капитан – Максим Калинин остался жив. Орден Мужества, торжественно врученный, Орлов хотел выбросить, но его остановил Калинин. - Память – она разная бывает. Не стоит… - сказал тогда Максим, и Костян не стал возражать. Только не Кэпу. После того, как Орлов вступил в «Меч», плохие сны стали сниться реже. Но качество стало гораздо хуже. В этих снах были все, убитые им лично. Однако Константин Орлов нигде, даже в самом наихудшем кошмаре, не мог представить, что однажды он предаст своего капитана. Возможно, исход, где Кэп лично стреляет ему в голову, был бы лучшим. * - Кэп, у меня к тебе важный разговор, - серьезно и грустно начал Костян. Макс, методично разбирающий АКМ, напрягся и отложил магазин. - Что, Костян? Ты снова где-то запалился? – Калинин был готов к любому дерьму, вплоть до того, что Орлова спалили фсбэшники и приперлись прямо за ним в штаб. - Нет. Тут все куда хуже, - Костян мялся, с опаской ходил кругами возле Максима и отводил взгляд при попытке Кэпа посмотреть на него. Максим нетерпеливо хлопнул рукой по столу так, что несчастный разобранный автомат подскочил на пару сантиметров. - Еще одно слово не по делу – и я тебя прибью раньше, чем это сделают фэбэсы, - рявкнул Калинин. Костян посмотрел на него совершенно несчастными глазами. - Короче, это… - Орлов сделал лицо еще трагичнее. - У меня тут такой ноготь на ноге вырос, прикинь, он так царапал мне соседний палец, что чуть до кости не процарапал! – последнее слово он вопил уже с улицы, уворачиваясь от летящих частей автомата и проклятий Макса. - …дебил, - выдохнул единственное цензурное слово Калинин, устало рухнув на пол. – Боженька всемогущий, с кем приходится работать. Костян вернулся, спустя полчаса. С опаской поглядывая на Калинина и пытаясь выяснить, простил он шутку или нет, Орлов бочком пробрался поближе к своему капитану. - Я тут подумал, - осторожно, чтобы невзначай не огрести от злого Макса, сказал Костя. – Может сходим в ресторан, пожрем чего? - В ресторан. Сходим. С нашими засвеченными рожами. Конечно, почему бы и нет, - ехидно буркнул Максим, не стараясь, тем не менее, втащить Орлову. Из чего Костя сделал вывод, что Кэп больше не злится. – Ты, Костян, словно хуевый сценарист не менее хуевого сериала. Понимаешь, если тебя ищут вся менты Москвы – не стоит, блять, ходить по ресторанам. Я даже срать хожу, оглядываясь, не следит ли за мной ФСБ. Орлов совсем загрустил. -Это значит «нет»? Макс вздохнул и похлопал его по плечу. - Это значит, можно сходить в чебуречную, Костян. Там нас точно искать не будут. - Романтик из тебя, конечно, просто невероятный, - заржал Орлов. – Но ради тебя я готов травануться чебуреком. - Забыл, как под Аргуном змеюк сырых жрали? И даже тогда все обошлось. Костян промолчал. Забыть было нельзя. Кэп это тоже знал. И дело было совсем не в змеях. - Кэп. Высота… Тогда ты мне что-то хотел сказать. Мне часто раньше снилось, как ты начинаешь разговор и… умираешь, - Костян тяжело сглотнул. Калинин молчал, задумчиво глядя на Орлова. - Я ничего не хотел сказать, - Орлов чувствовал, что Кэп врет. Он всегда знал, когда Максим начинал лгать. Просто потому, что Костяну он не врал никогда – до этого момента. - Тогда не хотел. Это не имело значения – я думал, что умру, и мои слова бы точно ни черта не изменили. - Тогда? – переспросил Орлов, чувствуя, что сейчас он, наконец, услышит конец несуществующего разговора. - Да, - кивнул Макс. – Тогда. А сейчас мне нечего терять. По той же причине – я умираю, Костян. Лена не смогла достать одну из пуль. И теперь она подбирается к моему сердцу. Орлов молчал, не веря услышанному. - Проблема в том, Костян, что сердце уже сидит другой снаряд. И если теоретически пулю достать можно, то его – нет. Только вместе с сердцем. Костик тупо смотрел на него, не понимая, но пытаясь догнать. Калинин грустно смотрел ему в глаза. - Я много лет пытался подобрать слова, чтобы сказать. Не получилось. Пытался жить нормальной жизнь – и создал в итоге «Меч». В общем, все, что я пытаюсь сделать нормально, в конечном счете накрывается жопой. - Просто скажи это, Кэп… родной, - Орлов старательно смаргивал внезапные слезы. Калинин тяжело вздохнул. - Просто. У тебя все так просто, братишка. Хотел бы я этому научиться – но уже поздно. Я… Нет, это так тупо, Костян. Это даже в моей голове звучит ублюдочно, а уж озвучить ну совсем херота. Кажется, терпение лопнуло уже у Орлова. - Кэп! Неважно, что ты скажешь. Ты навсегда останешься моим другом. Мы слишком многое пережили, чтобы какие-то слова могли это изменить. - Я люблю тебя, Костян. Тишину, повисшую на складе, можно было пинать ногами, настолько она была осязаемой. - Ты… Да ну, брось, это шутка, да? Шутка, как и то, что ты умираешь, нет, такого точно не может быть, да нет же, - Орлова прорвало и заткнуть его не представлялось возможным. Макс терпеливо ждал, пока он выговорится. А потом просто сказал: - Это факты, Костян. Они и не должны нравиться, по большей части. Они просто есть, вне зависимости от твоего к ним отношения. - Ничего не меняет, - упрямо повторил Орлов. – Ты – это ты, Кэп. И я всегда буду рядом. - Это и печалит, и очень радует одновременно, - вздохнул Калинин. - Зато теперь я понимаю, почему ты не мог отпустить меня из «Меча». Я бы тоже не смог тебя отпустить. - Ты можешь уйти, - ровно сказал Макс. – И всегда мог. - Не хочу, - помотал головой Костян, с удивительной ясностью понимая: да. Действительно не хочет. И не хотел-то никогда по-настоящему. Иначе бы просто сбежал. «Как дезертир», - ехидно подсказал внутренний голос. Орлов дернулся и тоже посмотрел Калинину в глаза. - Макс, дай мне время подумать, хорошо? Я должен принять эту мысль. Что ты меня… ну это… Он запнулся и отвел глаза. - Да, Костян, конечно. У меня не так много времени осталось, но то, что есть, в твоем распоряжении. Кажется, Орлов уже принял решение. И оно было очевидным для обоих. Но никто из них больше не сказал ни слова.